Для нашей семьи и для тех, кто обитал в нашем районе, самым важным были насущные и неотложные потребности – голод, необходимость заплатить за квартиру и электричество. К любой проблеме мы относились исходя из понятий «пока» или «в настоящий момент». Жить на пособие – не сахар, но пока сойдет. «Торчать» – не дело, но в настоящий момент маму трясет, поэтому ей надо уколоться. Мне надо ходить в школу, но пока у меня нет чистой одежды, да к тому же в настоящий момент я и так настолько много пропустила, что вполне можно остаться дома. Тридцать пять долларов в месяц на еду для целой семьи – нереально, но пока живем, и не стоит задумываться о том, что будет завтра. Мы решали только неотложные проблемы. Поэтому существование и законы тех, кто жил по другую сторону стены, всегда были для меня загадкой.
Я не представляла, как человек может иметь счет в банке, машину или дом. У меня подобные вещи не укладывались в голове. Как можно наняться на работу и ее не потерять? Или, например, чем думают люди, когда после школы идут еще на четыре года учиться? У них же есть диплом о среднем образовании, чего им еще надо? К чему тратить еще четыре года жизни?
Для таких, как я, будущее означало только самое ближайшее будущее и никакое другое. Мы не занимались долгосрочным планированием. У нас тоже существовала вероятность, что мы заживем хорошей жизнью, но в настоящий момент у нас было достаточно других проблем, которые было необходимо решить.
Я заходила в школы и словно оказывалась по другую сторону стены. Собеседования проводились учителями, которые жили по другую сторону стены. То, что я планировала пойти в школу, относилось к долгосрочным задачам, к решению которых я не привыкла. Я не была знакома с законами, которые царили по эту сторону стены, поэтому мне было неуютно, страшно, и мои шансы казались минимальными. Школы, в которые я приходила, в моем понимании могли с таким же успехом находиться на Уолл-стрит, в дорогом магазине на Пятой авеню или в Белом доме. Даже сам факт моего появления в этих заведениях означал, что я изменила «своим людям», продалась. Чтобы войти в эти здания, мне нужно было набраться храбрости.
Многие интервью были обречены на провал с первой секунды после моего входа в комнату. Когда человек тебя не слушает, у него появляется совершенно характерное выражение лица. Отсутствующий взгляд и постоянное кивание. Иногда возникает феномен «беззубой ухмылки», как выражался мой папа, – неискренней и фальшивой улыбки, которой тебя пытаются успокоить.
Уже по одному взгляду учителя до начала разговора я понимала, что получу отрицательный ответ. Они окидывали меня взглядом с ног до головы и мгновенно навешивали на меня ярлыки: гот, лентяйка, прогульщица, головная боль. Потом появлялась «беззубая ухмылка» и отговорки: «У нас ограниченное количество мест, спасибо, что проявили интерес к нашей школе» или «Если у нас появятся места, мы с вами обязательно свяжемся».
Связаться со мной они могли только по адресу Бобби. Все ответы, которые я получила на этот адрес, были отрицательными: «У нас в этом семестре нет мест… Мы бы с радостью вас взяли, но, учитывая ваше минимальное количество зачетов, мы хотели бы дать возможность другому соискателю… Простите, но мы не думаем, что вы хорошо адаптируетесь в нашей школе».
Какая школа мечтает взять ученика, средний балл которого равен единице и за душой у которого всего один зачет? К тому же я была в возрасте, в котором многие уже заканчивают среднюю школу. Как еще мне могли ответить, если я выглядела так, как выглядела, и не смотрела людям в глаза? В общем, все ответы, которые я получила, состояли из трех букв, которые складывались в слово «нет».
Сперва отказы меня не особенно коробили, но через некоторое время ужасно надоели. Я почувствовала, что моя решимость начинает таять. Я вышла на шумную улицу с очередного безрезультатного собеседования. Стоял солнечный, теплый день. Я была готова бросить начатое мной предприятие. Это же так просто. Дэнни, Фиф, Бобби, да кто угодно, меня приютят. А потом я решу, что делать. Кто знает, может быть, я даже и вернусь к Карлосу. Я села и задумалась.
Я сидела на перекрестке Лексингтона и Шестьдесят пятой улицы. Вокруг меня проходили студенты Хантер-колледжа и офисные служащие, спешащие на обед. Около киоска с хот-догами выстроилась длинная очередь. Было начало мая.
Передо мной стоял выбор: в кармане было достаточно денег, чтобы купить билет на метро и поехать на следующее собеседование в место под названием Подготовительная академия гуманитарных наук. Или за час вернуться на метро в Бруклин, после чего у меня останется достаточно денег, чтобы купить пиццу. Я не могла сделать и то и другое, я должна была выбрать. Размышляя над этой дилеммой, я разглядывала прохожих.
Итак, пицца или собеседование?
Я очень устала. Устала от собеседований и от отказов. Зачем куда-то ехать, если все равно тебе скажут «нет»? Если я уеду прямо сейчас, у меня останутся деньги на пиццу. Если быть реалистом, то следующее собеседование – скорее всего, лишь потеря времени.
А если? Если эта школа окажется не похожей на другие? Если мне не откажут, а примут? Эта мысль посетила меня словно гром средь ясного неба и показалась простой и очевидной. А что, если? Что, если, несмотря на все отягчающие обстоятельства, меня возьмут и примут в эту школу? Я воспрянула духом.
Потом я вспомнила о маме, потому что мне стало одиноко в этом людном месте. Как много всего изменилось – раньше у меня была семья, крыша над головой и любимые люди. Теперь я сижу на Шестьдесят пятой улице, мама умерла, папа в приюте, с Лизой мы не общаемся.
Вот такая жизнь – в какой-то момент все кажется беспросветным, но через мгновение меняется. Да, люди заболевают, семьи разваливаются, друзья забывают. Я осознавала произошедшие перемены, но мне не было от этого грустно. Неожиданно появилось чувство надежды. Если жизнь может измениться к худшему, почему бы ей не измениться к лучшему?
Потенциально меня могли принять в школу, и потенциально я могла учиться на одни пятерки. С учетом прошлого опыта это звучит не очень реалистично, но все может измениться.
Я забыла про пиццу и поехала на собеседование.
* * *
В середине 1990‑х годов средняя гуманитарная школа имени Баярда Растина[19] находилась в плачевном состоянии. В школе обучалось 2400 студентов, хотя рассчитана она была на 1500 человек. Многие ученики не успевали, в том числе из-за того, что классы были слишком большими. Психологическое состояние преподавательского состава было ужасным, а цинизм зашкаливал.
Члены управлявшего школой совета предложили экстренную меру: вывести отстающих учеников в отдельные классы, где будут преподавать только самые базовые предметы, урезать количество часов работы с сохранением зарплаты для учителей, которые преподают в этих классах, и заканчивать учебу в полдень. Преподаватели назвали этот проект Академией неудачников.
Предполагалось, что Академия неудачников будет находиться в отдельном здании большой школы, расположенной на Восемнадцатой улице между Восьмой и Девятой авеню. В эту Академию планировали перевести чуть более сотни самых заядлых прогульщиков и оболтусов, которые мешают учиться другим. Освободившись от «балласта», преподаватели могли бы сосредоточиться на работе с нормальными ребятами.
На учеников Академии не возлагали никаких надежд, их просто хотели отделить от всех остальных, сегрегировать. Одним из противников этой идеи стал Пери Вайнер.
Пери Вайнер был председателем управляющего совета школы и преподавателем английского языка. Он выступал против сегрегации и предложил создать альтернативную среднюю школу для плохо успевающих учеников. Эту идею поддержало несколько человек, включая председателя профсоюза учителей Винсента Бреветти, человека, который, так же как и Вайнер, посвятил свою жизнь образованию молодого поколения. В течение нескольких месяцев Вайнер и Бреветти разрабатывали план создания не «отстойника», а школы для тех, кто испытывает сложности в учебе.
Каждое утро Пери Вайнер и Винсент Бреветти появлялись в школе в семь утра для встреч и обсуждений перед началом учебного дня. Они хотели создать школу, в которой отстающие и проблемные ученики перестают быть таковыми. Преподаватели решили использовать систему образования, которая проверенно дает хорошие результаты. Они объездили много разных средних школ, многие из которых были элитными и привилегированными, и решили использовать опыт этих школ в своей собственной.
