самой оказаться сверху, царапая рельефный живот, стискивая бедра.
Заглядывая, наконец, в глаза.
В которых удовольствие почему-то мешалось с болью.
Его твердое, сухое тело было совсем другим, чем мое - податливое, влажное. Этот контраст завораживал. Наша кожа чуть мерцала в полумраке - наступил вечер - а хриплое рычание Адриана разбивало плотную тишину.
Я же хотела его стон.
И получила, когда прикусила кожу на груди и прошлась языком ниже.
Мне не дали своевольничать дальше.
Перевернули, подмяли, свели с ума укусами и нежными, все более страстными прикосновениями. Я вскрикнула, ощутив вторжение его тела внизу. Не от боли, скорее… от того, что внутри будто лопнула туго натянутая струна, загоняя меня в стремительный водоворот ощущений и затапливая нежностью…
Его движения - и мой ответ.
Его страсть - и мое удовольствие.
Его безумие - и мое умиротворение.
Долго, бесконечно, и… слишком близко до взрыва. Который распространился по сосудам, по каждой клеточке тела и вырвался наружу…
Наверное, я кричала.
А потом обмякла, затихая, задыхаясь, улыбаясь и чувствуя себя совершенно счастливой и вымотанной этим бесконечным, ужасным, прекрасным днем… Засыпала под бешеное биение его сердца, под глубокое, хриплое дыхание, под пульсацию темных шрамов и неразличимый шепот…
Что он говорил?
Я не осознавала. Уплыла в свои хрустальные города…
А очнулась уже в тюрьме.
47
От себя не убежишь. Даже в другом мире. Не изменишь судьбу и характер, не изменишь умение доверять тем, кто тебя предает… И уничтожает.
Я сморгнула слезы, перевернулась и уставилась в низкий потолок.
Что ж, хотя бы меня поместили в камеру… с относительным комфортом. Сухую, почти теплую, без каких-либо животных. И рубище на мне не ветхое и одеяло есть. Интересно, как он все провернул, чтобы я не проснулась? Может и с помощью зелья...
В том, что меня сюда поместил Адриан, я не сомневалась. Понимала, что забрать из его кровати меня не мог бы даже пар-дарелл… только он сам.
В том, по каким причинам, сомнений тоже не было.
Я - ворожка.
Теперь, похоже, инициированная.
Об этом свидетельствовало покалывание в кончиках пальцев, периодически окрашиваемых голубым цветом. И удивительное ощущение здоровья, силы и спокойной энергии внутри.
Которой я не могла воспользоваться. Просто не знала как. Попыталась воссоздать в памяти образ взрыва, потом некого пути, попыталась пройти сквозь стены, зажечь огонь… Нет, ворожить я не могла. Либо этому надо было учиться, либо не так уж и много во мне этой силы, чтобы делать все то, о чем я читала в сказках Аршев.
Что касается моральной стороны вопроса… об этом я просто не могла думать.
О том, как мужчина, который только что был частью меня, сплетенный со мной в одно целое, хладнокровно дождался, когда я усну беспробудным сном, оценил мое состояние - как-то же он понял, что теперь во мне магия в полную силу? - переодел и перетащил в тюрьму.
Интересно, на руках нес?
Истерический смешок нарушил тишину камеры, и я зажала себе рот ладонью. И запретила себе рыдать. Толку мочить травяной матрас?
На сердце была пустота. Внутри - страх. И полное понимание, что жить мне осталось недолго. С уверенностью Квинта в том, что я способна навлечь огромные беды на столицу и людей, бесполезно просить отпустить.
С его… равнодушием. Ничего другого в нем нет. Потому что если бы им двигала любовь или хотя бы желание помочь, спасти, вера в мои чистые помыслы - он давно бы отправил меня прочь, дал уйти. А так… держал при себе и ждал.
Я задохнулась на мгновение… и бросилась к ведру в углу, потому что меня вывернуло наизнанку скудным то ли обедом, то ли завтраком, который мне принесли ранее. Вывернуло от возникшей мысли.
А что если не ждал? Если… сделал все, чтобы убедиться?
Вползла снова на матрац и укуталась в одеяло, чувствуя, как сотрясает мелкая дрожь. И никакая магия тут не поможет успокоиться…
Слава Богу, меня не трогали хотя бы. Никто не подходил, не глумился, не закидывал камнями - как я читала в записях. Здесь вообще было удивительно тихо и пустынно. Я прежде не спускалась на этот уровень, не знала, что собой представляет тюрьма.
Вот только сложно перепутать с чем-то иным крохотную комнату без окон и мебели, с зарешеченной дверью.
Закрыла глаза.
И сумела таки забыться тяжелым сном. Просто потому, что никаких моральных сил и возможностей и дальше думать над этой ситуацией не было.
… Огненный вихрь гнал меня к краю пропасти и безжалостно жалил, стремясь спалить до пепла.
Я пыталась расправить руки-крылья и взлететь, покинуть, исчезнуть, избавиться… Но он подталкивал меня к моей смерти, и только ветер доносил слабый отзвук моего имени:
- Нико-оль…
- Николь.
Шепот.
- Николь, проснись!
Я резко открыла глаза и села. В полумраке и полусне не сразу поняла, кто меня зовет, а потом… быстро встала и подбежала к решетке.
И тут же отступила.
Что я о нем знаю? Об этом Сорше Пальнеле? О том, кто так настойчиво называет меня именем, которое я ему не говорила? Кто так часто и «случайно» появляется на моем пути?
Подумала… и снова подошла к стражнику.
А что я теряю?
- Значит… это правда? - он выглядел печальным.
- Что… правда?
- Что ты ворожка.
- Это… рассказали всем?
- Нет, я лишь предполагал, но ты в тюрьме...
Поджала губы. А потом нахмурилась и подалась вперед, вцепляясь в прутья:
- Кто ты?
- Соглядатай.
- Чей? - я опешила. - Врагов? Другие… столицы? Почему испытываешь ко мне интерес и…
Покачал головой.
- Все не то…Есть люди… другие люди. Которые приняли волшебство. Иногда вы называете их нижними…
Я отшатнулась. Но снова вернулась. А Пальнел заговорил тихо и торопливо:
- Я смог подобраться к тебе ненадолго. Мне надо было убедиться… что ты ворожка.
- Это видно? - спросила я горько.
- Я научен чувствовать… когда вы входите в силу.
- Вы? - сглотнула. - Значит… не все ворожки и ворожи уничтожены?
- Здесь - все, - горькая улыбка сказала мне, что за этим стояла какая-то история, но я понимала, что не время о ней спрашивать, - Но есть и другие места. Земли, о которых не принято говорить - да и знают мало.
- Далеко?
- Далеко.
- А ты?
- Присматриваю за столицей. Как и другие в прочих столичных городах. Мы… собираем сведения, все еще надеемся…
- Захватить?
