Хозяин кабинета остался в прежней стойке.
— «Ариадна» не могла освободить заложников.
Все. Он открыл карты. Хотя мог недолго, но упорно гнуть одну линию: "Не знаю, о чем вы говорите, товарищ генерал армии, о каких заложниках, о какой «Ариадне».
Потянул бы время, которое пригодилось бы для анализа, для подготовки какой-никакой контратаки. Просто собрался бы с мыслями.
— Тем не менее это так. Или ты думаешь, что начальник ГРУ блефует? — от третьего лица спросил Ленц. — Или ты думаешь, что все это время полковник Артемов работал на тебя? Да он расколол тебя как гнилой орех.
Он, не вступая в контакт с Мартой Зельман, за сорок восемь часов установил факт похищения ее дочери. А ты, как аналитик, совершил главную ошибку: не распознал разведывательно-подрывную деятельность Артемова.
Не на того поставил, господин Борович.
— По раскладу, по времени, которое было проанализировано по секундам, получается, что «Ариадна» не могла освободить спецназовцев. Автоматическая блокировка дверей…
— Это по твоему раскладу, — перебил Ленц. — А по моему получилось следующее: когда вертолет с боевиками сел на территории тюрьмы, пленники уже были свободны. «Ариадна» взяла их на борт, проведя заключительную эвакуационную фазу операции.
Ленц пока не знал о капканах, в которые периодически попадала диверсионная группа Сергея Марковцева. Агенты доложили ему, что вертолет на территорию тюрьмы не опускался, лишь прошел над горящим двором. Пожар же возник не стихийно, ему предшествовал мощный взрыв. Но диверсионной группы в то время в «Магрибе» уже не было. Ибо взрыв был отвлекающим маневром. Это как дважды два — четыре. Почему боевики начали операцию раньше намеченного срока, генерал узнает очень скоро. Потому что действовали по новому плану, в котором и время могло сместиться в ту или иную сторону. Собственно, работали по обстоятельствам. Об этом открыто говорил сам факт отвлекающего маневра.
Но Боровичу необязательно знать обо всех сложных перипетиях, на каждого мудреца довольно простоты.
Ленц вяло, словно устал, махнул рукой:
— В «Магрибе» работала вторая диверсионная группа. Попробуй потянуть эту ниточку.
Это казалось невозможным, но Борович поверил сразу, даже не вникая в детали, не пытаясь представить, каким образом на объекте оказалась еще одна диверсионная группа. Наверное, потому, что за словами Директора стоял непробиваемый подтекст: «Это была моя диверсионная группа». А за ним другой смысл: «Если бы акцию по устранению Мохаммеда-Эфенди поручили мне…»
Еще и еще…
Также Борович не пытался вникнуть в стратегию спецоперации, на которой его, мягко говоря, коллективно поимели. Это он подготовил надежный отход безымянным диверсантам. И все это вместе в пух и прах разбивало то слово, которое словно выплюнул начальник ГРУ: блеф.
— Меня не интересуют имена подонков, которые стояли за похищением семьи Зельман, — высших чинов я знаю поименно, а низших передавлю, если понадобится, как вшей. И последнее: как только ты положишь трубку, ты сообщишь мне место, где мои люди смогут забрать заложников. Они готовы сделать это в Германии, Грузии, Йемене, Пуэрто-Рико, Эритрее. Впрочем, трубку не клади — нажмешь на рычаг и передашь ее мне. Я отдам распоряжение из твоего кабинета, роскошного кабинета. — Ленц демонстративно огляделся, покивал и насмешливо заметил:
— Даже у меня такого нет.
«Даже у меня такого нет».
Очень знакомые слова. Где Борович мог их слышать раньше? Здесь, в своем кабинете? Похоже, так. Кто их произнес?
Словно это было жизненно важно, Борович наморщил лоб и лихорадочно вспоминал. Так усердно, словно плыл к спасательному плоту.
И он вспомнил. Речь шла о телевизоре.
«Даже в моем офисе нет такого телевизора». Это заметила Марта. И пошутила, однако серые глаза немки остались настороженными: «Вы большой транжир, господин Борович».
И словно в заключение несколько минут назад он услышал нечто схожее: «Не на того поставили, господин Борович».
Да, не на того — он допустил ошибку.
А начальник военной разведки действовал наверняка.
Он ступил на борт взятого на абордаж корабля, а не на палубу нетронутого судна в качестве равноправного партнера. Он фактически реквизировал управление "М".
— Время, — напомнил Спрут, коснувшись часов. — Звонок бесплатный. Но первый гудок будет стоить очень дорого. Второй еще дороже.
Борович снял трубку и набрал длинный номер; длинные гудки доносились даже до начальника ГРУ.
— Извините, товарищ генерал, не могу дозвониться.
— Ты звонишь на сотовый?
— Да, — с небольшой задержкой ответил Борович.
Ленц обладал исключительной памятью. Он взял со стола листок бумаги для записей, набросал несколько цифр и подвинул его к начальнику управления.
Борович бросил взгляд на запись.
«8 — гудок — 387 — 71 — 34-90-91».
— Попробуй по городской линии.
Начальник военной разведки встал и направился к двери. А Боровича, который проиграл по всем статьям, прорвало. Словно кто-то дернул за ручку сливного бачка.
— Диверсанты никогда не укажут на меня. Они молчали там, будут молчать здесь. И кто им будет задавать вопросы? Вы? Зачем вам, самой засекреченной личности в российской разведке, крупные публичные разоблачения? Вы лишь однажды дали интервью. Вам задали длинный вопрос: «Разведдеятельность любит тишину, и все же были ли за последнее время „громкие“ случаи разоблачений, поимки, которыми занимались именно структуры ГРУ?» И вы ответили: «Я просто скажу „были“, и давайте поставим точку» <Из интервью начальника ГРУ Генштаба ВС России корреспонденту «Известий» Светлане Бабаевой. 17 июля 2003 года.>. Сейчас-то почему вы не хотите ставить точку? Хотите дать еще одно интервью?
Генерал надел фуражку и посмотрел на Боровича из-под козырька — холодно и в то же время снисходительно. Еще до заброски диверсионной группы Марка в Латакию он отыскал подтекст в репортажах катарского телеканала, показывающего человека в маске. Содержание подтекста задело Спрута — как человека — за живое.
Он припомнил беседу с Артемовым. «Башар Асад хочет честных переговоров. Это несмотря на то, что участь спецназовцев решена. Сирийский президент рассчитывает подойти к этому вопросу цивилизованно. И искренне удивляется варварству страны Икс. Хотя давно понял, граждане чьей страны находятся под стражей».
Игра по всем правилам. По-честному.
Ленц мысленно воспроизвел фразу Боровича: «Они молчали там, будут молчать здесь» — и ответил:
— Ты зря так думаешь.
ЭПИЛОГ. КОНЕЦ СВЯЗИ
Москва, 25 апреля 2004 года, воскресенье
Как и в своем последнем слове на судебном заседании, Артемов снова мог процитировать Шнура: «Я подыхаю на работе, потом бухаю, потом — в блевоте. Домой приду, а дома — ты, яичница, телеки ранние цветы. Вот будет лето — поедем на дачу…»
До лета далеко, но весна выдалась теплая: скворцы прилетели, жаворонки, трава прет как сумасшедшая…
Дома на подоконниках не ранние цветы, но рассада — садовых цветов, бахчевых культур, прости господи…
«Может, возьмем бутылку коньячку?»
Дельное предложение.
Как и несколько дней назад, Артемов и Марковцев сидели за столом и потягивали коньяк. Оттягивались вроде бы, но смуту чувствовали буквально за дверью. Вот-вот появится на пороге кто-то с военной выправкой, подойдет к столу и вывалит из мешка кучу документов, планов и фотографий. Кучу очередного дерьма.
Марк в солнцезащитных очках, скрывает желтые круги под глазами. Стесняется «цветомузыки»? Вряд ли.
Проник в мысли полковника о сногсшибательном взгляде Сергея Марковцева, который он в красочных тонах нарисовал Марте?
Разговор не клеился. Оба по большей части молчали, копаясь в собственных мыслях. Но все они были на одно лицо. Марк с усилием, казалось, как на допросе, в двух словах рассказал, как их встречали на немецкой военно-морской базе в Турции, что у «зондер-команды»
Марты среди военных неплохие связи. Она сделала свою работу, и появление на базе бойцов «Ариадны» и освобожденных заложников неожиданностью не стало. Пленникам и раненым бойцам оказали медицинскую помощь.
Но уже через три часа россиян взяло на борт торговое судно, следующее из Бейрута под конвоем двух военных катеров Черноморского флота. Однако раньше военно-морскую базу покинула глава «Ариадны» Марта Зельман. По словам Стофферса, она получила какой-то срочный звонок по телефону…
* * *
Срывая шейный платок и глотая слезы, Марта бежала навстречу двум самым дорогим ей людям. Еще не все закончилось — сначала нужно пробежать эти долгие пятьдесят метров, потом пройти следующий этап: коснуться дочери, упасть на колени и заключить ее в объятия. Не глядя найти руку Карла и сильно — по-мужски — сжать ее.
Еще не все закончилось. Марту долго будут терзать ночные кошмары с одним-единственным коротким сюжетом. Но под утро ей всегда будет легче. Она будет видеть улыбающегося Артемова, чуть смущенного Сергея, которому шепнула: «Спасибо… Я никогда не забуду…»
