смогу. Давайте вы, Аллан, тем более, вы же его нашли.
— Так и знал, что все будет на мне. Что ж, чем скорее покончим с этим, тем лучше. Одевайтесь и приходите на веранду.
Выйдя от Энскома, я сразу столкнулся с дородной горничной Хеды по имени Кетье, глуповатой, но добродушной. Она как раз выходила из комнаты хозяйки с кувшином в руках, видимо, хотела набрать горячей воды.
— Кетье, вернись к мисс Хеде и передай, что мне нужно с ней поговорить, и как можно скорее. Забудь о горячей воде, лучше помоги хозяйке одеться.
Та беззлобно поворчала, но, взглянув мне в глаза, умолкла. Вернулась в комнату, а спустя десять минут передо мной уже стояла Хеда.
— Мистер Квотермейн, что случилось? Наверняка что-то ужасное.
— Боюсь, что так, дитя мое. Если смерть ужасна. Ваш отец скончался прошлой ночью.
— О нет! — Она рухнула на стул.
— Мужайтесь, все мы смертны, а ваш отец дожил до преклонных лет.
— Но я любила его, — простонала Хеда. — Он не был святой, я знаю, но он был мне дорог.
— Такова жизнь, Хеда, все мы теряем тех, кого любим. Однако вам есть за что быть благодарной, ведь с вами любимый человек.
— О да, хвала Небесам, вы правы. Если это Божий промысел… правда, так говорить нехорошо.
Я стал рассказывать ей о случившемся, в это время к нам присоединился Энском. Он приковылял, опираясь на палку. Потом я показал им письмо Марнхема, адресованное мне, и завещание, а об остальных бумагах умолчал.
Девушка сидела очень бледная и притихшая, слушая мой рассказ.
— Я хочу его видеть, — сказала она наконец.
— Возможно, так будет лучше, — ответил я. — Тогда, если у вас хватит мужества, давайте прямо сейчас. Энском, идите с ней.
Мы вошли в комнату. Энском и Хеда держались за руки. Я отпер дверь, вошел и распахнул ставни. Мертвец выглядел по-прежнему, только голова немного запрокинулась. Хеда взглянула на него, вздрогнула и, сделав над собой усилие, поцеловала холодный лоб.
— Прощай, отец, — шептала она, — прощай.
Вдруг меня осенило:
— А где ваш отец хранил ценные вещи? Вы его наследница, и теперь все в этом доме принадлежит вам.
— В углу стоит сейф, а ключ отец всегда держал в кармане брюк.
— Тогда я открою его при вас, если не возражаете.
Я обыскал карманы покойного и нашел связку ключей. Взяв ее, я подошел к сейфу, накрытому покрывалом из шкур, и запросто отпер его. Внутри оказались два мешочка с золотом, по сотне фунтов каждый, а на других было написано: «Драгоценности моей жены. Принадлежат Хеде». Еще какие-то бумаги, изображение в миниатюре той леди, портрет которой висел в гостиной, и несколько неупакованных золотых слитков.
— Кто все это возьмет? Небезопасно оставлять золото здесь.
— Разумеется, вы, кто же еще, — ответил Энском, Хеда согласно кивнула.
Тяжело вздохнув, я распихал все эти ценности по своим необъятным карманам. Затем запер сейф, вернул ключи на место, и мы с Энскомом вышли из комнаты. Хеда, всхлипывая, вышла следом. Мы решили подкрепиться, уговаривая девушку последовать нашему примеру.
Выйдя из-за стола, я стал свидетелем любопытного зрелища. Пациенты доктора Родда, которых он принимал в своей маленькой больнице, уходили в саванну, причем те, кто мог передвигаться самостоятельно, помогали своим товарищам. Они были уже слишком далеко, и я не стал догонять их, не хотелось оставлять дом без присмотра. У меня появились дурные предчувствия, и я вернулся обратно, выяснить, в чем дело, но никого не мог найти. Проходя мимо дверей больницы, я услышал чей-то голос, зовущий на наречии сисуту:
— Братья мои, не бросайте меня!
Войдя, я увидел человека, которого Родд оперировал, когда мы только приехали. Он лежал там совсем один. Я спросил, куда делись остальные. Больной не ответил, и я уже хотел уйти, но тут он сказал, что все ушли в свою родную землю. Короче говоря, мне наконец удалось выведать у него правду. Оказывается, скоро на этот дом нападут люди Сикукуни, и они хотят быть подальше, когда меня и Энскома убьют. Сам он идти отказался или не смог, — похоже, он ничего не знал о смерти Марнхема. Только я попытался на него надавить, как он застонал, страдая от боли и жажды, и стал просить воды. Я хотел узнать, кто велел нас убить, но больной отказался отвечать.
— Ладно, оставайся один и помирай от жажды, — сказал я и направился к двери.
— Я все расскажу! — закричал он. — Это лекарь, который тут живет. Он меня резал. Задумал несколько дней назад убить вас, ведь он тебя ненавидит. Прошлой ночью он уехал, чтобы сказать воинам зулусов, когда приходить.
— И когда же? — спросил я, держа кувшин с водой у него на виду.
— Сегодня, как только взойдет луна, задолго до рассвета. Мой народ жаждет вашей крови, твоей и другого белого вождя, за всех тех, кого вы убили у реки, а остальных они не тронут.
— Как ты об этом узнал? — спросил я, но он не ответил, только бормотал что-то бессвязное о том, что остался один, потому что его не могли унести.
Я дал больному воды, и он тут же уснул, а может, притворился спящим. Кто знает, бредил он или говорил правду. В конюшне стоял мой конь — лошадей в тех местах запирали на ночь, охраняя от заразной болезни. А четырех животных из упряжки Хеды, привезенных ею из Наталя, как не бывало. Однако, судя по всему, они
