Надо заметить, что полководцы Отона обходились и с городами и с отдельными людьми более мягко, чем полководцы Вителлия. У одного из этих последних, Цецины, ни в голосе, ни в обличий не было ничего привлекательного, но все отталкивало и ужасало — и исполинский рост и галльское платье, закрывающее ноги и руки[3519], и то, что даже с начальниками и властями римлян он нередко объяснялся знаками и мановениями головы. Жена его в роскошном уборе ездила верхом в сопровождении отборных всадников. Другого полководца, Фабия Валента, не могли насытить ни отнятая у врагов добыча, ни ограбления союзников и взятки, которые он у них вымогал; именно поэтому, из-за алчности, как многие полагали, он подвигался вперед слишком медленно и опоздал к первому сражению. Но другие во всем винят Цецину, который спеша одержать победу собственными силами, до прихода Валента, допустил множество мелких ошибок, а главное — начал сражение несвоевременно и бился недостаточно храбро, так что едва не погубил всего дела.
ОТОН
Медная монета. УвеличеноVII. Вот как это произошло. Отброшенный от Плаценции, Цецина двинулся на Кремону, тоже большой и богатый город, и Анний Галл, который шел к Плаценции на помощь Спурине, узнав в пути, что плацентинцы спасены, Кремона же, напротив, в опасности, первым повел свое войско туда и разбил лагерь невдалеке от неприятеля, а затем и остальные военачальники Отона поспешили, один за другим, ему на подмогу. Цецина разместил в густом лесу сильный отряд пехоты, конникам же велел выехать вперед и завязать бой, а затем понемногу отходить, отступать — до тех пор, пока ложным своим бегством не заманят врага в засаду. Но перебежчики выдали этот план Цельсу, и он ударил на Цецину лучшей частью своей конницы, во время преследования соблюдал сугубую осторожность, и лишь после того, как обошел засаду с фланга и привел неприятельских воинов в замешательство, вызвал из лагеря пехоту. Если бы она подоспела в срок и двинулась вплотную за всадниками, то, сколько можно судить, никто из противников не уцелел бы, но все войско Цецины до последнего человека было бы перебито. Однако Паулин шел слишком медленно и прибыл на место слишком поздно, чрезмерною осторожностью уронив свою славу опытного полководца, а большая часть воинов прямо обвиняла его в измене и старалась разжечь негодование Отона, хвастливо утверждая, что они победили, но победа оказалась неполной из-за трусости начальников. Отон не столько верил этим обвинителям, сколько хотел скрыть свое недоверие к ним, а потому отправил к войску брата, Титиана, и начальника дворцовой стражи Прокула, Вся власть, по сути вещей, была у Прокула, Титиана же император послал лишь для вида. Впрочем, Цельс с Паулином тоже не имели никакой власти и только носили звание друзей и советников. Тревога и беспорядок царили и у врагов, больше всего — среди людей Валента: узнав о битве и о неудачной засаде, они страшно возмутились, оттого что не были тогда с товарищами и не могли спасти жизнь стольких бойцов. Они уже готовы были расправиться со своим начальником, но все же Валенту удалось их успокоить и, снявшись с лагеря, он соединился, наконец, с Цициной.
VIII. Отон прибыл в лагерь при Бедриаке (это маленький городок близ Кремоны) и стал держать военный совет. По мнению Прокула и Титиана, следовало дать решительное сражение, пока войско полно бодрости после недавней победы, а не сидеть сложа руки, притупляя острие своей силы, и не ждать, пока Вителлий явится из Галлии собственной особой. Паулин заявил, что у врагов собрано для битвы все, что только возможно, тогда как Отон ждет из Мезии и Паннонии еще одно войско, не меньше того, что уже есть, и непременно дождется его, если хочет использовать собственные преимущества и не давать никаких преимуществ врагам. В самом деле, его солдаты, которые теперь, уступая неприятелю числом, полны мужества, не станут сражаться хуже оттого, что получат подкрепление, напротив, численное превосходство придаст им еще больше отваги. Да и помимо этого, промедление для них выгодно — ведь у них всего в изобилии, а тем, находящимся посреди неприятельской земли, долгая задержка принесет нужду в самом необходимом. Так рассуждал Паулин, и к нему присоединился Марий Цельс. Анний Галл на совете не присутствовал — он лечился после тяжелого падения с лошади, — но в ответ на письменный запрос Отона советовал ему не спешить и дожидаться войска из Мезии, которое было уже в пути. Ко всем этим доводам своих военачальников Отон, однако ж, остался глух, и верх взяли те, кто торопил императора со сражением.
IX. Разные писатели по-разному объясняют этот выбор. Но совершенно очевидно, что так называемые преторские солдаты, составлявшие личную охрану императора, лучше узнали подлинный вкус военной службы и, тоскуя по прежней своей жизни в Риме, которая была сплошным праздником и с войною не имела ничего общего, неудержимо рвались в битву, ибо рассчитывали с первого же удара разметать и истребить врага. По-видимому, и сам Отон не мог дольше терпеть неопределенности положения, не мог, по изнеженности своей, переносить непривычные для него мысли об опасности и, истомленный заботами, зажмурившись, словно перед прыжком с обрыва, поторопился отдать исход всего дела на волю случая. Так рассказывает оратор Секунд[3520], который вел переписку Отона. Но другие сообщают, что оба войска неоднократно хотели сойтись для переговоров и, если удастся достигнуть согласия, избрать императором самого достойного из присутствующих полководцев, если же не удастся, — созвать сенат и право выбора предоставить ему. И так как ни один из двоих, носивших тогда имя императора, доброю славой не отличался, то вполне вероятно, что истинным воинам, закаленным в боях и трезво мыслящим, приходили в голову одинаковые соображения: ужасно, думали они, если бедствия, которые граждане, ко всеобщему сожалению, причиняли друг другу сперва из-за Суллы и Мария, а потом из-за Цезаря и Помпея, — ужасно, если все эти бедствия теперь повторятся снова для того лишь, чтобы верховная власть была отдана на потребу обжорству и пьянству Вителлия или же роскоши и разнузданности Отона. Цельс, как предполагают, о такого рода настроениях знал, а потому и советовал не спешить, втайне надеясь, что все решится без битвы и без мук; но этих же настроений боялся Отон, а потому и отверг всякую отсрочку.
X. Сам он возвратился в Бриксилл, и это было ошибкою не только потому, что император отнял у солдат честолюбие и стыд, которые внушало им его присутствие, но и потому, что, уведя с собою в качестве личной охраны самую лучшую и самую преданную ему часть конницы и пехоты, он как бы лишил войско главной его силы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
