— Враг приближается. Американцы решили поставить точку, — Буров старался говорить уверенно и спокойно. — Что ж, давно пора. Вступим с ними в бой сейчас, и покончим с этим раз и навсегда. Или они, или мы!
— Нам не выстоять!
Обернувшись к сомневавшемуся и узнав в нем командира одного из партизанских отрядов, почти полностью уничтоженного в прошлых боях, командующий, усмехнувшись, промолвил:
— Мы сидим здесь, как крысы, среди этой грязи, плесени, всего этого дерьма. Мы боимся выбраться наружу, под открытое небо. Там нас ждет почти мгновенная смерть. Но что нас ждет здесь? У нас кончается провизия, почти нет питьевой воды, для наших раненых не остается лекарств, даже бинтов. Если не сдохнем от голода, жажды и болезней, то не пройдет и нескольких дней, как мы просто вцепимся друг другу в глотки, перебьем сами себя на радость врагу. А сейчас американцы предлагают нам умереть в бою, лицом к лицу с ними, и мне лично такая участь больше по душе, чем захлебнуться в собственных экскрементах. Нас всех все равно ждет смерть, это было ясно с той самой секунды, когда мы вошли в этот город, чтобы поднять знамя восстания. И, поверьте, о нас уже услышал весь мир. Все мы уже совершили подвиг, в течение стольких дней отражая атаки многократно превосходящих сил противника, сражаясь на равных с сильнейшей и самой технически оснащенной армией планеты. Так что мы примем бой и, раз уж суждено погибнуть, сделаем это красиво!
— У нас почти нет оружия, патронов! Что мы можем сделать?
Буров тяжко вздохнул. Те, кто пришел с ним сюда, были готовы воевать и умирать, этот выбор они сделали давно и не собирались от него отказываться, и все же в глубине души каждого теплилась надежда. Но помощи ждать было неоткуда, не на что было рассчитывать.
— Сражайтесь, пока живы, — решительно произнес генерал. — Кончились патроны — колите врага штыком! Затупился штык — бей ножом! Сломался клинок — грызите зубами, душите, рвите их плоть ногтями! Пусть они заплатят собственной кровью за каждый шаг по нашей земле и надолго запомнят, как мы жили и как умирали!
По рядам понурых людей прошла какая-то волна. Сергей Буров видел, как загорался огонь в погасших, было, глазах, как расправлялись плечи, а пальцы крепче сжимали рукояти оружия. Он сам натянул висевший на спинке стула разгрузочный жилет, набитый автоматными магазинами, и, подхватив АК-74 с поцарапанным цевьем, усмехнувшись, бросил:
— Пойдем воевать, мужики! Нас уже заждались!
Грохот разрывов над головами смолк, и сквозь каменные стены в подвал проник рев множества моторов.
Когда бой идет в чистом поле, как в минувшие войны, когда есть четкая линия фронта, окопы, укрытые за спиралями колючей проволоки и минными полями, пехотинец, вооруженный гранатометом почти не представляет угрозы вражеским танкам. Прежде, чем вооруженный РПГ смельчак — или камикадзе — приблизится к вражеской боевой машине на двести-триста метров, дистанцию прицельного выстрела, по его позиции успеет отбомбиться штурмовая авиация, пройдется частой гребенкой артиллерия, и лишь затем, рискуя каждую секунду стать жертвой ружейного огня сопровождающей танки пехоты, можно рискнуть. Если посчастливится дожить до этой секунды. Для тех, кто побогаче, выходом стала замена «базук» на компактные противотанковые ракеты типа американского «Джейвелин» или израильского «Мини-Спайк», при почти таких же размерах и массе намного более точных, дальнобойных, чем РПГ — и несравнимо более дорогих. Ну а кто победнее — увеличивал набор в армию, здраво рассчитывая количеством превозмочь качество.
Город — совсем другое дело. Здесь видимость ограничена порой десятками метров, здесь цель и стрелок не всегда находятся на одной плоскости, здесь ценность вчерашнего новобранца, вооруженного открытой с обоих концов железной трубой, в которую помещена простейшей конструкции твердотопливная ракета, и напичканного электроникой, закованного в многослойную броню основного боевого танка становится равнозначной. И потому есть шанс, если ты достаточно осторожен, подобраться к цели достаточно близко и нажать на спуск раньше, чем враг заметит тебя. И победить. Именного этого шанса ждал сейчас пробиравшийся по руинам растерзанного Нижнеуральска Алексей Басов.
Выбравшись из подвала, служившего вот уже третий день убежищем для него самого, остатков его отряда и двух десятков гражданских, которым просто некуда было податься, полковник в первые мгновения в ужасе замер. Его взору предстал настоящий «лунный пейзаж». Асфальт мостовых был изгрызен воронками от снарядов и бомб, вокруг не оставалось ни одного целого здания, и только клубилась цементная пыль пополам с пеплом. Но потрясение первых секунд прошло, и Басов, опасливо глянув вверх, будто мог увидеть парящий над облаками беспилотник, бодрой рысью двинулся через дорогу, обходя глубокие неровные воронки, из которых торчали, словно перебитые жилы и сосуды, искореженные трубопроводы. Под ногами чавкал снег, смешавшийся с пеплом и превратившийся в вязкую бурую грязь.
Молясь про себя всякий раз, когда скрипели над головой державшиеся на честном слове перекрытия, полковник поднялся в подъезд, окунувшись в сумрак, пропитанный запахами гари и прорванной канализации. И только теперь с удивлением осознал, что преодолел две сотни метров с задержанным дыханием, точно ныряльщик, опускающийся на предельную глубину. Этой многоэтажке еще повезло — один подъезд превратился в груду развалин, когда в него угодила авиабомба в две тысячи фунтов, второй подъезд разрушился от прямого попадания реактивного снаряда со спутниковым наведением, прошившего бетонные плиты сверху донизу, будто картон, и взорвавшегося уже на уровне первого этажа, будто подрубив дом одним ударом. Но третий подъезд стоял, хотя стены и были все изъедены проломами, что оставались от артиллерийских снарядов калибра не менее ста пяти миллиметров.
Осторожно ступая по усыпанному кусками штукатурки и битым стеклом полу, слыша только хруст под толстыми рифлеными подошвами берцев, Алексей Басов вошел в квартиру, входную дверь которой вынесло ударной волной, и выглянул в окно, удовлетворенно хмыкнув. Небольшая колонна американцев, судя по всему, морские пехотинцы, застряла здесь надолго. Противник, несколько дней ведя непрерывный обстрел Нижнеуральска, сам в прямом и переносном смысле вырыл себе яму. Если воронки, оставленные тяжелыми снарядами, техника еще могла преодолеть, то разрушенные дома, превратившиеся в груды битых кирпичей, перегородили улицы на манер настоящих баррикад. И сейчас три завывавших мощными газотурбинными движками «Абрамса», которых сопровождала пара БТР LAV-25, уткнулась в завал полутораметровой высоты, ощетинившийся обломками бетонных балок, из которых, точно шипы, торчала изогнутая арматура.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
