– Тихо! – прикрикнула на нее Инспектор. – Думаете, я хочу сказать, что дефект исходит от Ее Величества? Вы летаете близко к измене, Сестра…
– Пресвятая Мать, порази меня насмерть до нового вздоха, если так! – воскликнула Сестра Ворсянка, падая на колени, но Сестра Инспектор рывком поставила ее на ноги.
– Проверьте ее.
С этими словами она толкнула Сестру Ворсянку к двум своим офицерам, и они сомкнули черные клешни вокруг ее толстой талии. Сестра Ворсянка лишилась присутствия духа, и запах ее страха смешался с запахом ужаса кормилиц, исходившим из их дыхальцев. Все младенцы позади них стали кричать. Премудрая Сестра спокойно наблюдала за происходящим.
– Это не она, ни в коем случае.
Инспектор отпустила Сестру Ворсянку и повернулась к кормилицам:
– Нарушения означают, что в наш улей проникло зло. Где-то прячется осквернитель, еретик, который смеет покушаться на таинство Материнства Королевы. Вот почему приходят болезни, вот почему все больше нарушений. Из-за ее грязного помета!
Антенны Инспектора непроизвольно дернулись, и Флора ощутила ее жажду насилия.
– Только Королева может давать жизнь, – произнесла Премудрая Сестра, глядя на кормилиц.
– Только Королева может давать жизнь, – повторили некоторые из них.
А кое-кто смотрел при этом на Сестру Ворсянку, на ее антенны, склоненные от стыда, пока она отчаянно приводила себя в порядок. Инспектор воздела длинный острый коготь в направлении палаты:
– Мы обыщем каждую колыбель, измерим живот каждой кормилицы, но найдем виновницу. И тогда мы разорвем ее грязное тело в клочья и очистим наш улей от греха.
– Делайте, что должно, Сестра Инспектор, – сказала Премудрая Сестра и снова кивнула.
Сестра Инспектор подала сигнал, и несколько ее офицеров стали дотошно обследовать ряды колыбелей, в то же время другие измеряли черными клешнями животы перепуганных кормилиц.
Когда подошла очередь Флоры, убежденная, что завидный аппетит выдаст в ней преступницу, она в отчаянии взглянула на Премудрую Сестру, но жрица не обратила на нее внимания. Клешни прошлись по животу Флоры и двинулись дальше, ощупывая каждую пчелу, пока все кормилицы не были признаны невиновными.
Немногие осмеливались посмотреть на колыбели, в которых подвывали личинки, когда офицеры осматривали их. С помощью мощных сканеров антенн они пронзали сильными вибрациями маленькие нежные тела. Малыши кричали в страхе и отрыгивали Поток, и его запах смешивался с запахом младенческих экскрементов.
– Наша Мать, которая в трудах, – пролепетала Сестра Ворсянка, и к ней присоединились кормилицы.
– Да святится Утроба Твоя, – пели они, пытаясь побороть страх.
– Свадьба свершилась, грядет Твое Владычество.
Флора тоже хотела включиться в молитву, но запах Премудрой Сестры совершенно сковал ее.
– Из Смерти приходит Жизнь Веч…
Прекрасные голоса оборвались из-за пронзительного визга из одной колыбели.
Все кормилицы в ужасе уставились на колыбель, над которой склонилась полицейская. Визг сделался мучительным воплем, когда офицер подняла личинку – та изворачивалась, пытаясь освободиться. Другая полицейская потянула кожу личинки, разрывая ее.
Сестра Инспектор, стоявшая рядом с Флорой, высвободила коготь из рукавицы.
– Принесите ее.
Заглушая крики младенца, она сканировала его горящими антеннами до тех пор, пока жемчужная кожа не ссохлась.
– Возможно, – объявила она. – У нее странный дурной запах.
– Это из-за страха! – выкрикнула Сестра Ворсянка.
Не обращая на нее внимания, Сестра Инспектор подняла младенца и проткнула крюком. Младенец вскрикнул и изогнулся в агонии, и Инспектор протянула его офицерам:
– Уничтожьте это.
– Подождите. – Премудрая Сестра указала на Флору. – Дайте ей.
Флора ощутила толчок и поняла, что снова может двигаться. Сестра Инспектор вытащила коготь из тельца младенца, и он полетел вниз, но Флора поймала его и прижала к себе, первое дитя, которое она держала в руках. Теплая кровь пропитывала ее мех, а она тесно прижимала к себе агонизирующее тельце, пытаясь остановить кровотечение.
Съешь его заживо, – прозвучал голос в голове Флоры. Она крепче прижала к себе младенца, и обжигающий звук прошел по ее антеннам.
Сделай это СЕЙЧАС. Разорви его.
Флора склонила голову к младенцу и закрыла его руками. Голос в голове становился громче:
УНИЧТОЖЬ ЕГО…
Ее антенны словно взорвались. Она зашаталась и упала, продолжая прижимать к себе младенца. Судороги сотрясали ее тело, а антенны сделались двумя пульсирующими проводниками боли. Кричащего младенца вырвали у нее. Она почувствовала, как его теплая кровь плещет ей в лицо, услышала звук разрываемой плоти и утробный рев полиции фертильности, пожиравшей маленькое тельце. Флора закричала, но язык туго скрутился у нее во рту, и она стала задыхаться.
– Я просила слишком многого… – услышала она рядом мягкий голос Премудрой Сестры. – Испытание окончено.
Глава 6
Флора пришла в сознание, лежа на грязных пустых плитках. Откуда-то поблизости донесся тихий стон, но, когда она попыталась установить источник звука, голову пронзила жгучая вспышка, и она вскрикнула.
– Не двигайся, – прозвучал слабый голос. – Боль слабеет…
В букете смутных запахов маленькой комнаты Флора различила легкий аромат породы Клевера.
– Это была ты? – послышался резкий молодой голос. – Потому что, клянусь, это была не я.
Флора попыталась ответить, но движение языком вызывало нестерпимую боль.
– Тихо, – сказала Премудрая Сестра, входя в комнату.
За ней вошла группа точно таких же Сестер. У каждой был церемониальный грим из пыльцы жриц Медовок, и от них исходил сильный вяжущий запах. Флора в ужасе сжалась, но они не обратили на нее внимания. Первая Премудрая Сестра склонилась над пчелой породы Клевера и ударила ее по лицу.
– Теперь твое преступление позади, и ты вредишь только себе, упорствуя во лжи, – сказала она и подождала, но Клевер лежала, тяжело дыша, и ничего не говорила. Премудрая Сестра наклонилась ниже. – Сколько яиц ты отложила? Ты хотела быть Королевой?
– Никогда! – Клевер попыталась подняться на переломанных ногах, ее крылья были ссохшимися и поломанными. – Умоляю, поверьте мне, я не нарушала нашего священного закона: Только Королева может давать жизнь…
Другая жрица подалась вперед, словно желая ударить Клевер, но Премудрая Сестра удержала ее и вновь по-доброму обратилась к опальной пчеле:
– Зачем ты скрывалась от полиции? Чтобы твоих грязных яиц стало еще больше в нашем улье? Мы нашли молодых кормилиц с живым свидетельством твоего нарушения, с твоим отпрыском. – Последнее слово Премудрая Сестра прошипела, и Клевер стала плакать.
– Я клянусь, что ни разу не откладывала…
– Твои крылья выдают твое подлинное зло. И в нашем улье все больше нарушений.
Клевер больше не пыталась встать на ноги.
– Тогда, может, Пресвятая Мать откладывает плохие яйца.
Жрицы зашипели и заскребли крыльями, как ножами. Премудрая Сестра подняла Клевер с земли одной рукой.
– Ты богохульствуешь перед лицом смерти?
Клевер подняла свои антенны до самых дрожащих кончиков.
– Из Смерти приходит Жизнь Вечная. Пресвятая Мать, прими меня назад.
Жрицы окружили ее и высоко выгнули свои брюшки. Флора увидела, как верхушки их тел сомкнулись в одной точке, и, когда запели хором Священное Созвучие, они выдвинули свои изысканные колючие жала. Комната наполнилась запахом яда, Священное Созвучие зазвучало громче, и вскоре воздух стал резонировать. Тогда жрицы закололи жалами Клевер со всех сторон. Она вскрикнула только один раз – и сладкий запах ее породы ярко вспыхнул и пропал в зловонном воздухе.
Жрицы повернулись к Флоре. Она ощутила, как их пристальные взгляды ощупывают ее обожженные антенны и проникают глубоко в голову. Она свернулась, стараясь сжаться в комочек, готовясь к жгучей химической боли, которой они подвергнут ее мозг, однако ничего такого не произошло. Неожиданно это вторжение прекратилось. Жрицы стали разговаривать вполголоса, а Флора, несмотря на страх, слушала их.
– Урожай васильков слабый. Даже лютики короткие…
– Полевки говорят о новых зеленых пустынях…
– Когда вообще вылетают, в такой-то дождь.
– С погодой нам не справиться. – Это сказала Премудрая Сестра, которую Флора узнала по особенно глубокому тембру голоса. – Нам не справиться с дождем, мы только можем обезопасить себя наилучшим образом. Так что, если она не еретик и не имеет нарушений, в такой трудный сезон для нас ценна каждая работница. И мне претит еще одна потеря.
– Едва ли она представляет ценность, – возразили ей. – Она воспротивилась тебе из-за младенца. Голосую за то, чтобы дать ей Благодать – я бы не стала тратить на нее свой яд.
