Элис Петерсон
Девушка с глазами цвета неба
Посвящается Элейн и Сью
Глава 1
Мои ноги озябли, и я вынырнула из сна. Крик сначала показался мне далеким, но потом я сообразила, что он звучал прямо возле моего уха.
– ВСТАВАЙ!
Неужели уже утро? Мы с Финном опять ругались полночи. Он не удосужился налить воды в кувшин с фильтром, да еще вдобавок оставил в раковине использованный чайный пакетик.
– Тебе что, трудно протянуть руку и бросить его в ведро? – орала я мужу, держа в руке коричневый комок. – Смотри! Вот как это делается! Раз – и он в ведре.
В общем, я превратилась в сварливую старуху, а ведь мне всего тридцать один год.
– Неужели нам больше не о чем поговорить, кроме несчастных пакетиков?
– А ты научись бросать их в ведро.
– Почему ты такая злая? У тебя что… скоро..?
– Заткнись. – Я не сказала Финну, что у меня задержка. Уже три дня. – И вообще, что там у тебя насчет ужина? Я умираю от голода. – Мы с Финном договорились, что раз в неделю, по субботам, готовит он.
– Я поджарю стейки, это быстро, – ответил он веселым, словно легкий ветерок, голосом.
– И картошку? – В последнее время меня тянет на картофель. Может, я и вправду забеременела? Финн не против еще одного ребенка. Он очень дружен со своим братом Эдом; они близнецы. Он, скорее всего, захочет, чтобы нашему шестилетнему Джорджу было с кем играть. А лично я остановилась бы на одном ребенке. Я вот одна у родителей и очень к ним привязана.
Впрочем, должна пояснить, что рядом со мной всегда был Кларки, соседский мальчишка. Он проводил все дни в доме моих родителей и был мне как старший брат. Без него мне было бы ужасно одиноко…Маленькая ручонка снова подергала мою хлопчатобумажную ночнушку.
– Мам, мой мозг больше не хочет спать, – сообщил Джордж. Финн вылез из постели и похвастался, что ему достаточно всего нескольких часов сна, как Маргарет Тетчер.
– Вставай! – снова заорал мне на ухо Джордж.
– Не ори! – сердито рявкнула я.
– Может, мы и стареем, но еще не оглохли, – сказал Финн сыну.
– У нас еще все впереди, – добавила я, зевнув.
Финн вытянул руки над головой, пошевелил плечами, захрустел костяшками пальцев. Так он делал каждое утро. Потом запел на знакомый мотив песенки Мэтта Бьянко «Вставай, лентяй, с постели». Джордж нерешительно подпевал. Я села в постели и потерла глаза. У меня был странный привкус во рту и в желудке. А еще мне снился жутко странный сон. Как будто я выходила замуж за Кларки, а сочетал нас браком почему-то Финн. Он был в темной мантии с белым воротником, а все происходящее его невероятно смешило. Между нашими клятвами верности он ревел от смеха. При этом церемония бракосочетания проходила в корзине воздушного шара, и я боялась высоты… Я тихонько улыбнулась, вспомнив одну деталь: когда мы с Финном объявили о нашей помолвке, Кларк написал на поздравительной карточке все положенные по такому случаю пожелания, а потом крошечными, еле читаемыми буквами приписал внизу: «Запомни – в этом браке нас трое».
Я протянула руку к часам, пытаясь прогнать из головы этот сон. 7.19. Финн завязал нелепым узлом пояс на своем халате и чмокнул меня в щеку.
– Па, брось свой сексизм. – Наш сыночек скрестил руки на груди и нахмурился. Мы с Финном удивленно посмотрели друг на друга и рассмеялись. Где он только нахватался таких выражений? Школа для него неисчерпаемый кладезь. Никогда не знаешь, какое выражение твой ребенок притащит сегодня.
– Мама сердится, потому что я сказал слово «секс», – сказал Финну Джордж.
– Ну, я думаю, мы с тобой должны побаловать ее хорошим воскресным завтраком, – предложил Финн, и они весело выскочили из спальни, словно ровесники. Джордж ухватился за отцовский пояс и прищелкивал языком, как бы погоняя лошадь.
– Но! Но! Пап!
* * *
Воскресным утром мне официально позволялось лениться. Финн и Джордж любили проводить выходные дни вместе, занимаясь своими «мужскими» делами. Это еще одно решение, которое мы с мужем приняли шесть месяцев назад. Ему нужно больше времени бывать с сыном. Они готовили завтрак, а потом Финн вел его на автомобильный «блошиный» рынок, где шла бойкая торговля всякой всячиной из багажника. Там уже знали и любили Джорджа, потому что он за считаные минуты тратил все свои карманные деньги на «выгодные покупки», как он это называл. Его даже прозвали вундеркиндом. В последний раз сын явился домой с чайником горчично-желтого цвета в форме дома.
– Гляди, мама, гляди!
Я открыла крышку. Чайник был полон паутины, а на дне валялись раздавленные мухи.
– Я заплатил всего десять пенсов, – похвастался Джордж. Потом он убрал чайник в тонкий целлофановый пакет и положил на пол в своей спальне вместе с другим хламом, купленным за последние недели.
Мне хотелось, чтобы у меня в выходные было больше времени на живопись. Мама рассказывала, что в детстве я не доставляла ей хлопот, потому что мне всегда хотелось лишь одного – сидеть за своим маленьким столиком с блестящей скатертью и рисовать звезды, людей, наших собак, хижины под соломенной крышей, пасущихся на лугу лошадей – словом, все, что я видела вокруг. Старую детскую Джорджа, отделенную от ванной белыми раздвижными створками, я превратила в свою художественную студию. Там стоял узкий стеклянный столик с серебристым ноутбуком для графического дизайна. Над ним я повесила небольшую полку с книгами по искусству и дизайну, фотографию Татьяны – Тианы, моей старинной школьной подруги, а рядом с ней большую зеленую лягуху с десятипенсовой монетой во рту. Считалось, что «мистер Фрог» приносил удачу в бизнесе. Я должна была целовать его каждое утро, а на ночь вынимать монетку из его рта, чтобы он отдохнул. Такому ритуалу научила меня Тиана, сама она следовала ему с религиозным рвением. А я часто забывала. На стене висело мое творение – органайзер на год, украшенный симпатичными серебристыми ракушками. Каждый день был отмечен аккуратными клеточками, обозначавшми встречи, на которых я должна присутствовать. Но больше всего я любила старый деревянный ящик с тюбиками масляных красок. Моя студия – это психотерапевтический кабинет. Если бы мне надо было охарактеризовать наш дом одним словом, я бы сказала «бедлам», но в этой комнате был мой собственный, упорядоченный мир, куда я не позволяла заходить даже Финну с Джорджем. Когда я садилась перед мольбертом, то с головой погружалась в работу. Ну, а сейчас я откинулась на подушку и раскрыла книжонку в мягкой обложке. На ее задней стороне было написано жирным шрифтом «увлекательно» и «захватывающе», и это вызывало у меня улыбку. За три недели я дочитала лишь до пятнадцатой страницы.
– Привет, Рокки, – услышала я голосок Джорджа. Рокки – это наша жесткошерстная такса, «собака-сосиска». – Не могу достать, па.
Наша кухня, с полками почти под потолком, была рассчитана на особей высокого роста. Джорджу приходилось залезать на стул и вставать на цыпочки, чтобы дотянуться до всего. Кастрюли и сковородки висели на релинге над плитой.
– Па, что мне теперь делать? – послышалось через некоторое время.
– Слезай, только осторожнее! – Я не позволяла сыну даже близко подходить к горячей плите. – Их нужно помешать еще разок. Только не слишком резко, запомни!
– Все готово, па.
– Нет, еще рано. – Я представила себе, как Финн показал Джорджу жидкую яичную смесь, как она капала с деревянной ложки.
– Можно я положу яичницу на тарелки?
– Она еще не ГОТОВА. – В веселом голосе Финна уже звучала досада.
– Пап, – позвал Джордж через секунду. – А теперь она готова?
– Джордж! Не позволяй Рокки лизать масло; прогони его со стола. – У меня как-то пропал аппетит. Рокки взвизгнул.
– Намажь маслом тост, это твоя работа. – Финн положил в тостер четыре куска зернового хлеба и опустил рычаг. Затикал таймер. Через двадцать секунд.
– Не нажимай… – остановил Финн сына.
– Готово. Гляди!
– Только с одной стороны. Давай-ка…
– Все!
– …еще немного, – сказал Финн.
– Мама не заметит. – Я услышала, как Джордж уронил нож на пол и поднял его.
– Хватит масла. Ты помнишь, что я говорил тебе про холестерин? – спросил Финн.
– Скучное что-то.
– Слишком много жира портит сердце. – Финн у нас кардиолог.
– Скучно, – громко заныл Джордж.
– Ты намазал маслом только… ой, ладно, не важно. – У Финна, скорее всего, на лице появилась досада. – Осторожнее, – сказал он. – Оп-па! Ладно, это пускай съест Рокки. – Пес у нас ужасно разжирел, подъедая все, что падало с тарелки или изо рта у нашего сыночка.
– Я хороший повар, правда, папа? – спросил Джордж.
– Гордон Рамзи[1] гордился бы тобой. Вот так… Мама любит, когда тост намазан мармеладом.
– Она любит мармит и мармелад, а я люблю маму, – сказал сын.
– Я тоже. Джордж, ты испачкал все пальцы! – Финн устало засмеялся. – Теперь чем мы с тобой займемся, миссис Бурбон? – Мы прозвали сына «миссис Бурбон», потому что он любил бисквитное печенье с таким названием. А Финн у нас миссис Джемми Доджерс[2].
