Понимаем: очень нашему командиру обидно. Из-под носа у немцев вытащил катер, совсем уже было довел и… Вот замечаем: захлопотал на катере, отшвартовал один из понтонов, — все равно бесполезный, — выпустил из него воздух. Потом, видим, тащит его в машинный отсек, где полно воды. Ну, тут уж поняли матросы его уловку. Он, стало быть, решил понтоны уложить в трюм и снова накачать в них воздух, чтобы они раздулись и вытеснили через пробоины воду. Так, по его, и вышло!
Видим: на плаву катер, жив, не тонет! Ну, закричали тут «ура» — и мы закричали и команда рейдового катера. А капитан-лейтенант присел у штурвала, платочком шею обтирает. Умаялся.
— Довел ли катер до базы?
— Конечно, довел… Ведь Крылов, товарищ капитан первого ранга… — Боцман сказал это с особой убедительностью и даже подался немного вперед. — Наш командир — настоящий советский моряк. Он к своему катеру душой прирос!..
Отпустив боцмана, Грибов отправился на квартиру к Крылову.
Тот был один.
Тускло светила керосиновая лампа, но не было охоты встать и поправить фитиль. Усталость клонила Крылова к подушке, а сон не шел. Только в последнее время по-настоящему начал осознавать случившееся. Схлынуло возбуждение, связанное со спасением тонувшего катера. Наступила реакция.
Он знал, что вся бригада — от комбрига до любого матроса — глубоко переживает его позор, который вместе с тем является позором бригады. Аварию обсуждают со всех точек зрения. Некоторые офицеры рубят сплеча: «Захвалили Крылова, зазнался, стал небрежен, развинтился, начал полагаться на удачу, на „авось“». Друзья Крылова молчат, им нечего ответить. Факты против них.
Понятно, легче всего было бы покаяться, промямлить что-нибудь вроде: «Повинную голову и меч не сечет…»
По-честному он не мог сделать так. Слишком прочна была его вера в себя, чтобы он мог поступиться ею без борьбы.
Он не был суеверен, но, воюя не первый год, знал, как важна на войне инерция удачи, привычка к счастью. Нельзя было допускать необоснованных сомнений в себе, колебаний, излишнего самоанализа и рефлексий. Именно это как раз развинчивало, размагничивало офицера.
Зазнайство, самомнение? Нет, совсем не то. Он, Крылов, был просто очень уверен в своем профессиональном умении, в своей щепетильной штурманской добросовестности, в своем таланте моряка наконец.
И он верил в своих учителей.
Вспомнился Грибов. (О нем всегда вспоминал во всех трудных случаях жизни.)
Что, если бы его профессор узнал об аварии?..
Крылову представилось, как он, со своей обычной рассеянной манерой глядя поверх голов, сказал бы:
— Разберем необычайный случай с Крыловым. Будем последовательно исключать одно возможное решение за другим…
Крылов задумался. Он не чувствует за собой вины. Так.
Если виноват не он, то кто же тогда? Рулевой? Он стоял все время рядом с рулевым. Значит, компас?..
В ушах зазвучал размеренный, чуть монотонный голос Грибова.
— Очень большое значение я придаю дисциплине ума. Офицер должен уметь думать, весь сосредоточиваясь на решении поставленной перед ним задачи.
Но сосредоточиться помешал настойчивый стук в дверь.
— Кто там?.. Открыто! — с досадой крикнул Крылов и тотчас же спрыгнул с койки, торопливо застегивая китель.
В дверях стоял его профессор!
— Здравствуйте, товарищ капитан-лейтенант!
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!..
Усевшись друг против друга, некоторое время молчали.
Для Крылова появление Грибова было полной неожиданностью, особенно в такой поздний час и не в официальной обстановке. Машинально капитан-лейтенант то и дело приглаживал волосы. Черт бы их побрал! Торчат, наверно, проклятые!
Между тем Грибов принялся методично вытаскивать из карманов и раскладывать на столе карандаш, записную книжку, портсигар, зажигалку. Разговор, видимо, предстоял долгий.
Так профессор делал обычно на экзамене, если видел, что экзаменуемый нервничает, — давал ему время успокоиться, собраться с мыслями.
Это и впрямь походило на экзамен.
— Ну-с, товарищ капитан-лейтенант, — начал профессор. — Нам с вами надо обстоятельно поговорить…
Он привстал со стула, осторожно выкрутил фитиль керосиновой лампы и, увеличив ее свет, заглянул в лицо сидевшего перед ним в молчании молодого офицера.
Да, похудел, осунулся. Щеки ввалились. Морщины над переносицей завязались в еще более тугой узел. Но взгляд по-прежнему смелый, прямой…
Хорошо! Значит, не раскис, не упал духом.
— Кое-что уже знаю, — продолжал Грибов. — Но только, я бы сказал, общий очерк событий. Этого мало. Здесь скользить по поверхности нельзя. Желательно проникнуть поглубже, в самую суть событий.
Он раскрыл портсигар и предложил Крылову папиросу.
— Разберемся же в известных вам фактах, — сказал профессор размеренным, чуть монотонным голосом. — Будем последовательно отбрасывать одно возможное решение за другим…
Итак, северное сияние исключалось из числа улик.
Не сдвинул ли Крылов установленное на компасе мягкое железо, служащее для уничтожения четвертной девиации?
Нет. Компас был исправен. Крылов на выходе определил поправку.
Может быть, в карманах у него было что-нибудь могущее повлиять на девиацию: нож, ключи, цепочка? Припоминая, Крылов мысленно порылся в карманах. Металлического не было ничего.
Не надевал ли он фуражку во время похода? Не наклонялся ли в ней над компасом для пеленгования? Стальной круг, распирающий верх фуражки, может вызвать небольшое отклонение стрелки.
— Можно без опаски подходить к компасу только в одном случае, — пошутил профессор, — а именно: обладая железным характером!..
Крылов благодарно засмеялся. Он слышал эту остроту по меньшей мере раз двадцать. Шутки, которыми профессор считал нужным украшать свои лекции, не отличались разнообразием. Но сегодня старая острота имела успех. Крылова тронуло то, что профессор, обычно строгий, даже суховатый, разговаривает с ним так запросто.
Но и возможная улика с каркасом исключалась. Время было осеннее, моряки ходили в ушанках.
— Да, вы, конечно, опытный офицер, — задумчиво сказал Грибов. — Вы не могли бы этого сделать. Я спросил о ноже, цепочке, ключе, стальном каркасе для очистки совести, просто размышлял вслух… Теперь попробуем подойти к разгадке с другой стороны. Вы несколько раз ходили мимо мыса Дитлеф. Несчастье произошло дважды, в обоих случаях когда возвращались на базу…
— Так точно, товарищ капитан первого ранга.
— Мне доложили, что в первом случае вы вели катер вблизи берега.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
