- Я требую, - нарочито громко заявил Власов, - чтобы вы либо прекратили вот это (он показал на буянящего ребёнка, который тем временем вошёл в раж, и лупил ножками по пластику кресла с удвоенной силой), - либо удалили этих пассажиров с занимаемых ими мест. Здесь невозможно находиться.
- Это наши места, и мы никуда не уйдём, - тут же возвысила голос молодая мамаша. Голос у нее оказался неожиданно высоким, визгливым, без того бархата, который, по мнению классика, должен отличать голос настоящей дойчской фрау. - Уберите руки от моего ребёнка, немедленно! - взвизгнула она, когда девушка попыталась удержать рукой молотящие ножки.
Донельзя довольный ребёнок тут же развернулся и харкнул прямо в белый блузончик.
Опешившая девушка машинально сделала шаг назад. На красивой форменной одежде висела слюна с бурым потёком хорошо разжёванной шоколадки.
- Не смейте ограничивать свободу моего сына! - на всякий случай прошипела мама.
Ребёнок скорчил рожицу и высунул длинный, грязный от шоколада, язык.
Фридрих спокойно встал, взял с багажной полки чемоданчик, достал пакет с одноразовыми перчатками. Натянул одну на правую руку. Отодвинул в сторону плачущую бортпроводницу, и хлестнул ребёнка ладонью по щеке.
Маленькая головёнка мотнулась в сторону, глазки мгновенно высохли.
Теперь стало понятно, что это всё-таки мальчик.
В наступившей тишине Власов громко и отчётливо сказал:
- Если здесь никто больше не способен привести к порядку расшалившегося мальчишку, это сделаю я. Если он ещё раз позволит себе вести себя так, как не подобает воспитанному дойчу, я ударю его ещё раз. Если у его матери будут претензии ко мне, она сможет их предъявить по завершению полёта. Пусть разбирается суд по гражданским делам... Хотя я предпочёл бы иметь дело с вашим мужем. У вас есть муж? Он дойч?
Молодая фрау, присмиревшая и напуганная, покосилась на Власова и поспешно закивала головой.
- В таком случае, я обязательно объясню вашему мужу, что отпускать вас с ребёнком одну, да ещё и в Москву - безрассудный поступок, - с удовольствием заключил Фридрих. - Вы не способны контролировать ни себя, ни вверенное вашему попечению дитя.
Дитя откинулось в кресле, изображая страдание; полы курточки разошлись - и Власов наконец прочёл английскую надпись на маечке: "MAKE LOVE NOT WAR".
Тем временем бортпроводница успела убежать, а когда она вернулась - уже переодетая в новое - рядом с ней стояла женщина в голубой форме воздушной полиции.
Молодая фрау почувствовала себя увереннее, и решилась нанести удар первой.
- Этот господин ударил моего ребёнка... - начала она, но женщина в форме её перебила:
- Согласно имперскому Гражданскому уложению, вы, как сопровождающее лицо, отвечаете за поведение недееспособных, оставленных на ваше попечение, как-то: детей до пятнадцати лет, домашних животных, умственно и психически неполноценных, и так далее. Сопровождаемый вами ребёнок вёл себя непристойно, а также нанёс ущерб имуществу и личному достоинству вот этой фройляйн. Мы намерены возбудить гражданское дело. Приятного путешествия.
- Я готов немедленно дать показания на предмет приложения к делу, - тут же сказал Фридрих. - Здесь мои данные, - он протянул свою официальную визитную карточку с чёрным имперским орлом.
Молодая фрау уже поняла, что ситуация складывается не в её пользу.
- Я не хочу никакого дела. Может быть, я могла бы компенсировать ущерб... - робко начала она.
Полицейская критически посмотрела на неё, потом решила сжалиться.
- У вас есть время до конца полёта. Если сумеете договориться с пострадавшими о компенсации ущерба... и если больше никаких жалоб не последует... то, возможно...
- Да, да, - женщина закивала головой. - Я... я приношу свои извинения, - она подняла глаза на бортпроводницу, - за безобразное поведение моего сына... и за своё безобразное поведение. Пожалуйста, простите нас, - было видно, что она готова заплакать.
Бортпроводница тяжело вздохнула.
- У меня нет юридических претензий к этой госпоже, - наконец, сказала она, - но постарайтесь всё-таки немножко больше следить за своим сыном!
Власов тем временем сорвал с себя перчатку, испачканную шоколадом, и аккуратно опустил её в коробку для мусора сбоку от сиденья.
- Я очень надеюсь, - всё также твёрдо сказал он, - что меня больше не побеспокоят.
Женщина и ребёнок притихли.
Через десять минут самолёт, наконец, взлетел. Было как-то странно ощущать всем телом набор высоты, сидя в пассажирском кресле. Тем не менее, когда самолёт пробил слой облаков и пассажиры стали расстёгивать ремни и подзывать бортпроводниц, развозящих ужин и аперитивы, Фридрих почувствовал себя относительно комфортно. Он открыл нотицблок (в Управлении ему вручили новенькую казённую "Тосибу"), подключил его к кресельному разъёму через блок питания, и закрыл глаза - чтобы не видеть заставку операционной системы "Ди Фенстер".
Он терпеть не мог эту графическую оболочку - рассчитанную на интеллект ниже среднего, яркую, аляповатую, громоздкую и ненадежную, как все американское. Дойчефицированная версия, пусть и свободная от некоторых раздражающих моментов типа звездно-полосатого фона, все равно не могла скрыть своего гнилого американского нутра. Единственное, на что годилась эта система - так это на то, чтобы лишний раз продемонстрировать правоту национал-социалистического учения об обусловленности технологии национальным менталитетом. Только скунсам с их наплевательским отношением к легко дающимся им ресурсам и любовью к броским дешевым эффектам могло прийти в голову создать нечто подобное - и, что хуже всего, "окна" стремительно становились мировым стандартом, в то время как дойчское программирование всё больше отставало, проигрывало в мировой гонке за потребителя. Пресловутая добросовестность неожиданно оказалась мешающим фактором: гениальные дойчские кодемайстеры были просто не способны предлагать покупателям сырые, недоделанные программы - в то время как американцы преспокойно заполоняли рынок дерьмом в красивых коробках.
"Тосибы" Фридрих еще мог понять. Отношения Райха с Японией, конечно, складывались скверно. Страна самураев после оккупации так и осталась в орбите США, словно героиня бульварного романа, сперва изнасилованная захватчиком, а потом воспылавшая к нему бурной страстью. При этом гордые жители Страны восходящего солнца удивительно быстро простили Америке Хиросиму и Нагасаки - и в то же время до сих пор продолжают попрекать Райх тем, что он "бросил их на произвол судьбы", подписав Женевский мир. Что делать - ситуация на западном фронте тогда сложилась патовая, а с появившейся у янки атомной бомбой приходилось считаться. Японцам следовало тогда проявить больше гибкости... Но, так или иначе, Япония действительно выбилась в лидеры по части микроэлектроники - нотицблоки того же класса, выпускавшиеся в Райхе, были на полтора килограмма тяжелее и потребляли больше энергии. Однако кто закупил для Управления партию "Тосиб" именно с предустановленными "Ди Фенстер"? Похоже, ситуация с "Боингами" повторялась: даже в цитадель безопасности Райха проник дух "интересов".
Наконец, "окна" загрузились, и даже вроде бы без особых приключений. Власов ввел пароль и, тихо чертыхаясь, начал возить пальцем по упругой красной подушечке посреди белой клавиатуры, пытаясь направить экранную стрелку в нужную сторону. Некстати вспомнилась недавняя гаденькая статейка в бульварном "Шпигеле", каким-то образом пропущенная цензурой: там японская подушечка сравнивалась с клитором (хотя сами японцы, видимо, вдохновлялись своим восходящим солнцем), а популярный в Райхе световой карандаш - с мужским членом. Вся эта фройдистская пакость использовалась для косвенной рекламы новомодного американского устройства под названием "мышь". Фридрих показал статейку одному своему знакомому из политуправления, и тот потом долго рассказывал ему об американском культе мышей, и о том, что мышь символизирует американского юде - юркого, пронырливого и жуликоватого. Не разделяя свойственной идеологическим работникам юдофобской подозрительности, Фридрих всё же был вынужден согласиться с тем, что доля правды в этом есть - случайно посмотрев в кинотеатре предварявший сеанс американский цайхенфильм о мышонке Томе, который на протяжении всей ленты безнаказанно и изощренно издевался над котом Джерри. Этот прокол был уже посерьезнее статейки в "Шпигеле": во время войны "джерри" было американским прозвищем дойчских солдат и дойчей вообще. Тем не менее, политуправление прохлопало и это, и дойчские детишки в зале весело хохотали, глядя на выходки наглого мыша.
При всём том американцы, со злостью вспомнил Власов, обожают к месту и не к месту поминать пресловутый "Зелёный дом" в качестве примера промывания детских мозгов. Сам Фридрих в детстве очень любил эту передачу и с нетерпением ждал девяти часов, чтобы посмотреть очередную серию. Впоследствии, уже совсем не в нежном возрасте, ему понадобилось для служебных надобностей пересмотреть пару выпусков. Он был поражён, насколько же невинной оказалась программа. Во всяком случае, кукольный дойчский зайчик, боровшийся с американским скунсом-вонючкой и его прихвостнями, даже ни разу никого не ударил - в то время как американский мышонок только что не крутил из кота колбасу... И, конечно, Хельсинские соглашения на этот счёт красноречиво молчали.
