департамент любил афишировать эту так называемую привилегию, нанимая новых сотрудников. Но с тех пор, как меня повысили, мои коллеги посматривали на меня косо, если замечали, что я ухожу раньше, чем приходит ночной сторож. Это часто наталкивало меня на мысль о том, как сильно я нуждаюсь в своей фантастической должности и дополнительных восьми тысячах долларов в год. (По последним подсчетам, к несчастью,
очень нуждаюсь.)
Расс, видимо, не был предметом такого пристального внимания. Может быть, потому что он – мужчина. Или, может быть, потому что он вальсировал по жизни, полагая, что все устроится само собой – и чаще всего так и бывало. Иногда мне самой хотелось выходить из нашего здания и, подражая ему, заявлять во всеуслышание, что я иду на ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВСТРЕЧУ.
Я добралась до парковки так, что ни единая душа меня не заметила, и только задумалась о том, какой дорогой быстрее доехать до детского лагеря, как поняла, что моей машины уже нет там, где я оставила ее сегодня утром.
Может быть, есть еще одна зона, предназначенная для электромобилей? Может, от стресса в моем внутреннем компасе произошло короткое замыкание? Но когда я заглянула за бетонную стену, мои глаза ослепила блестящая упаковка от куриных крылышек из бара, в котором мои коллеги любили отмечать дни рождения и коммерческие сделки – точно так же, как это было сегодня утром.
– Этого не могло произойти, – произнесла я вслух. Я знаю, что, разговаривая сама с собой, я выглядела, как идиотка, однако мне часто казалось, что я не в силах остановиться, и мне было наплевать на то, как мое бормотание выглядит со стороны.
– Чего не могло произойти? – Расс неторопливо вышел из лифта, крутя на пальце ключи. Внезапно он остановился и склонил голову набок. – Ой-ой! Что случилось, Пенни?
«Я не расплачусь, – сказала я про себя. – Я не расплачусь. Я не…» Почувствовав, как одна-единственная слеза вытекла из уголка моего глаза, я быстро смахнула ее.
– Разве ты сегодня не играешь в гольф?
– Меня задержали на совещании, – сказал Расс. – Итак, что у тебя случилось?
– Моя машина исчезла, – сказала я.
– Ну, и ты не можешь вызвать Uber? – усмехнулся Расс, глядя на меня. – Ты наверняка знаешь, что существует Uber, разве нет?
– Не самое удачное время для шуток, Рассел. Я опаздываю в лагерь, откуда должна забрать детей, моя машина была… – Сейчас, когда моего старенького хетчбэка уже не было на парковке, я видела плакат на стене, где ясно было написано, что не электрические автомобили будут отбуксированы за счет владельца. – Конфискована и… – Мне пришлось умолкнуть, потому что я была готова выболтать разного рода опасные вещи человеку, который, возможно, ел на завтрак крольчат.
Потом мне в голову пришла одна мысль. Допускаю, что это была ужасная мысль, но у меня было совсем мало времени и небольшой выбор.
– Рассел, не мог бы ты подвезти меня кое-куда?
По выражению его лица можно было подумать, что я попросила его сгонять со мной до Вайоминга.
– Я уже опаздываю.
– Я понимаю, но это правда важно. Мне нужно забрать детей из лагеря, и у меня нет времени ждать Uber. Если я не заберу их до шести часов, мне придется иметь дело с кучей бумаг и штрафов и я отложу проект для Блатнера на еще более позднее время. Не исключено даже, что я не закончу его до завтра.
Теперь Расс смотрел на меня так, словно я перегнулась через подоконник, угрожая распластаться на тротуаре перед кучей народа, ужинавшего жареными куриными крылышками ценой в один доллар. Возможно, ему показалось, что я слегка тронулась умом.
– Хорошо, – сказал Расс, не прилагая никаких усилий к тому, чтобы скрыть свое нежелание. – Скажи мне, куда тебя отвезти.
Моя просьба поразила меня саму, как совершенный образчик глупости. Впрочем, это было лучшее, что произошло со мной за весь день.
– Это примерно в двадцати минутах езды, – сказала я. Вытащив телефон из сумки, я отправила последнюю отчаянную просьбу Дженни о том, чтобы она перезвонила мне.
Она не перезвонила.
– Мы будем там через десять минут, – сказал Расс, направляя автомобильный брелок на свой свежеотполированный седан. Машина просигналила. – Какой адрес?
Я сказала ему адрес и с одинаковым отвращением и облегчением села в блестящее кожаное пассажирское кресло. Бросив взгляд назад, я уверилась в том, что заднее сиденье было очень маленьким, оно не предназначалось для того, чтобы разместить на нем что-нибудь живое, не говоря уже о двух маленьких детях. Плевать. При необходимости, приехав в лагерь, я позвоню Санджею или Дженни. Сейчас мне нужно всего лишь доехать до своих детей.
– У тебя нет GPS? – спросила я Расса, когда он со свистом пронесся по улице с односторонним движением только для того, чтобы свернуть на другую. Я хотела сказать, чтобы он был осторожнее – ребенок, выскакивающий перед моей машиной, был одним из самых глубоких и стойких из множества моих страхов, – но я прикусила язык и уперлась стопой в воображаемый тормоз на коврике.
– Я – местный житель, – сказал Расс. Он вырос в этом городе и, уверена, никогда не покидал его. – Ты – практически тоже. Пора бы знать, как срезать путь.
Была ли я практически местной жительницей? Стиви осенью будет восемь, что означает, что мы живем здесь… семь лет. В окне машины один частный одноэтажный дом сливался со вторым и с третьим. Неужели и правда прошло так много времени? Теоретически я не видела никакой проблемы в том, что наше пребывание на Среднем западе почти сравнялось по времени с нашей жизнью в Нью-Йорке. И дело было не только в том, что каждый прожитый здесь год воспринимался мной как эррозия личности, которой я была до рождения детей, хотя это было безусловно так. Дело было в том, что я не могла с уверенностью сказать, как прошли эти годы. Может быть, дело в этом? Были ли они целью, причиной, итогом двух десятилетий принятия взрослых решений?
– Мы на месте, – сказал Расс, тормозя перед кирпичным зданием культурного центра, куда дети ходили в летний лагерь, оплаченный матерью Санджея для того, чтобы она могла тратить меньше времени на то, что считала женской уловкой, заключавшейся в заботе о собственных детях. – Девять с половиной минут. Прошу.
– Спасибо. Я – твоя должница, – сказала я, поднимаясь с глубокого сиденья.
– Я на тебя рассчитываю, – окликнул меня Расс, но я уже вбегала в двойную дверь. Висящие в холле часы сообщили мне о том, что я прибыла с запасом в одну минуту,