Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь что, — решительно произнес вдруг Нунна-пальван, — на фронт нас с тобой не возьмут, проси не проси. Что, если взять берданку да в пески за этим сукиным сыном?
— Думаешь, у него берданки нет? — усмехнулся Анкар-ага.
— Есть, есть! — торопливо подтвердил Джапар-ага. — Если это тот, которого я видел…
— Пускай, — спокойно ответил Нунна-пальван. — Хоть пять. Его хитростью взять можно. Не я буду, если не поймаю негодяя и не приведу его в женском платке к Санджару Политику. Пусть только твой гость следы покажет. — Он повернулся к Джапару-ага.
Тот испуганно потряс головой:
— Нет уж, в такие дела я лезть не хочу. Я человек простой, чабан, мое дело сторона.
— Как же так — сторона? — холодно спросил Нунна-пальван. — Сейчас никому в сторонке стоять нельзя. Сыновья-то наши там. Кто ж их заменит? Копек, что ли? По-твоему, пусть женщины чабанят, а Копек в песках будет прохлаждаться, овечек жрать?
— Сват! — вмешался в разговор Анкар-ага. — Ты бы должен… — Договорить он не успел. С улицы донесся истошный женский крик:
— Ой, Нокер-джан! Ой, брат мой!
От правления колхоза бежала Кейкер. Дурсун метнулась к порогу и замерла; дочь с разбегу бросилась ей на грудь. Прижавшись друг к другу, они раскачивались, как тополя под ветром.
— Сын мой, Нокер-джан! Мальчик мой! Увял ты, не успев расцвесть!..
Чапан тети Дурсун сполз с ее седой головы и упал на землю. Лицо посинело. Со всех сторон сбегались соседки. С громким плачем они повели Дурсун в кибитку.
Услышав крики, Анкар-ага со своими гостями сразу же вышел на улицу. По обычаю, он должен был мужским словом утешить женщин, а если они не затихнут, прикрикнуть на них. Он не сделал ни того, ни другого, вернулся в кибитку, подошел к фотографии Нокера, которую давеча показывал гостям, и стал перед ней, упершись руками в стену.
— Дитя мое! Ягненочек мой! Родной мой Нокер-джан! — доносилось из соседней кибитки. Постепенно крик затих, и послышалось причитание, негромкое, ласковое, как колыбельная песня.
Анкар-ага сел на кошму и обхватил голову руками.
— Не годится так, Анкар-бай, — сурово заметил Нунна-пальван, — ты ведь не женщина.
Старик опустил руки. Не тоска, а умное, злое раздумье было в его глазах. Он — хозяин, глава семьи, которой сейчас трудно.
Голоса в соседней кибитке смолкли, женщины начали расходиться. Доносились лишь тихие стоны Дурсун.
— Сколько же ему?.. — негромко спросил Нунна-пальван.
— Восемнадцать. Женить не успел, — виновато ответил Анкар. — Вот как получилось…
— Пусть эта жертва будет последней! — торжественно произнес Джапар-ага. — Пошли тебе бог еще сына!
— Куда уж!.. Годы не те. Хоть бы старших бог сохранил…
— Он сохранит! Как же! — с нескрываемой злостью воскликнул Нунна-пальван. — Не слышит он наших слез, не жалеет. Мальчика восемнадцатилетнего не пожалел! Нет уж, видно, плоха на него надежда… Ну как, — обратился он вдруг к чабану, — поможешь Копека поймать?
Тот съежился под требовательным взглядом.
— Ты уж сам… Только поосторожней!..
Нунна-пальван в гневе отвернулся от него.
Анкар-ага вышел проводить гостей. Звезд не было, плыли серые облака. Луна, выглянув из-за них, снова скрылась, и вокруг было темно, даже в правлении не горел свет. Дул влажный западный ветер. На другом конце села брехала собака. Анкар-ага простился с гостями и пошел к жене.
Глава девятая
Из села, где он гостил, Нунна-пальван направился прямо в райисполком. Выглядел он внушительно: поверх халата, подпоясанного широким солдатским ремнем с медной пряжкой, был надет чекмень из верблюжьей шерсти. В этих грозных доспехах Нунна-пальван казался моложе, статней. И главное, чувствовал себя уверенно.
В приемной председателя, возле обшитой кошмою двери, сидела за машинкой молодая женщина с пушистыми волосами.
— Драссы! — по-русски поздоровался Нунна-пальван, когда она вопросительно подняла на него большие голубые глаза. Секретарша улыбнулась. — Санджар Политик здесь?
Женщина взглянула на часы и кивком показала старику на дверь. Но дверь отворилась, и вышел Санджаров, на ходу надевая кожанку.
— Здравствуй, пальван-ага!
— Здравствуй. Как здоровье? У меня к тебе дело.
— Дело? Я как раз чай пить иду. Пошли вместе. За чаем и расскажешь о своем деле.
До дома Нунна-пальван не дотерпел и все рассказал по дороге. Санджаров молча слушал. У калитки остановился.
— Все это очень серьезно, пальван-ага, надо разобраться. И действовать без спешки. Во-первых, Копек вооружен; во-вторых, он там наверняка не один.
— Думаешь, не один? А мне тут знакомый чабан говорил, что вроде видел его у колодца Динли одного.
Санджаров открыл калитку. На крылечке сидел мальчик лет семи. Увидев отца и гостя, он встал, подошел к Нунне-пальвану и, как взрослый, протянул руку.
— Мать дома, сынок? — спросил Санджаров.
— Нет. Только Бибигюль. Она утром приехала.
— Ну хорошо. Проходи, пальван-ага. — Санджаров распахнул перед гостем дверь, поздоровался с дочерью. — Как в селе, все в порядке? Как мой сват, Дурсун-эдже как? Ребята пишут?
— Паша и Юрдаман прислали тебе привет, а Нокер… — Бибигюль заплакала.
— Слышал. — Санджаров положил руку на лоб дочери. — Видел извещение в военкомате. Ладно, дочка, давай пои нас чаем. — И устало опустился на подушку.
Санджаров вернулся из песков под утро — верхом объезжал отгонные пастбища. Всю ночь не спал. Пока Бибигюль готовила чай, он прикрыл глаза и задремал.
— Не будите его, пальван-ага, — тихонько попросила Бибигюль. — Пусть подремлет. Чайник я для него заверну. А вы пейте.
Гость пил чай и разглядывал комнату. В одном углу шкаф, набитый книгами, в другом — письменный стол с телефоном. На полу большой потертый ковер. Возле двери — печь до самого потолка. Чисто и тепло.
«Да, дел у него хоть отбавляй, — сочувственно думал Нунна-пальван, разглядывая плотные ряды книг, — книжки прочитать — и то полжизни уйдет, а сколько хлопот всяких…»
Зазвонил телефон. Санджаров сразу открыл глаза, вскочил и взял трубку.
— Я слушаю. Так. В Кизылтакырс? Ясно. Сейчас приду.
— Что случилось, Санджар Политик?
— Подожди меня здесь, Нунна-пальван. Я скоро.
В кабинете секретаря райкома Санджарова ждали секретарь районной комсомольской организации, начальник милиции и еще незнакомый человек. Таких же примерно лет, как Нунна-пальван, только поменьше ростом, щупловатый. Старик рассказывал, а собравшиеся внимательно слушали.
— Я сам из Ахала — вот у меня и справка, посмотрите. — Он достал из шапки бумажку, положил на стол. — Мы возвращались из Хивы — менять ездили кое-что на зерно. Шестеро нас: четыре женщины, я да еще один белобородый. На шести верблюдах зерно оттуда везли. Позавчера вечером остановились — отдохнуть немножко, верблюдам отдых дать, а дальше идти решили, как луна взойдет. Только мы ее не дождались, поели наскоро и давай верблюдов навьючивать — будто чуяли недоброе. Тронулись, вдруг слышим — лошади ржут. Глядим — всадники, пять человек, шапки у всех на глаза надвинуты. Из какого, спрашивают, места. Из Ахала, отвечаем, за зерном ездили. «Так. Ну вот что: три передних верблюда ваши, три задних — наши». Взяли и увели. У них винтовки. Мы даже лиц не разглядели. Вот пришли к вам…
— Понятно, — мрачно произнес Санджаров. — Неясно одно, чего вы вдруг к нам заявились? Туда ехали — глаз не казали, обратно ехали — тоже не заглянули бы, если б не беда, а теперь хотите, чтоб мы бандитов ловили и отбивали ваше добро. А они, между прочим, не из наших мест, бандиты эти. В нашем районе только один такой. У меня дома сейчас охотник сидит, он знает, где тот человек скрывается. Сдается мне, что в наших песках пришлые волки бродят, возможно, даже из вашего Ахала. Конечно, мы все равно будем их ловить. Но обещать вам ничего не можем.
— Так мы… — растерянно пробормотал старик, — мы с вас не спрашиваем… Мы не за тем пришли… Как говорится, нет хлеба — найдется доброе слово…
— Тут написано, — начальник милиции вслух прочел справку: — «Выдана члену колхоза Сапды Мереду в том, что он едет в Хиву за продовольствием для восьми дворов».
— Значит, вас народ послал? — спросил Санджаров, смягчаясь.
— Неужели я для себя одного?..
— Да… Плохо получилось, отец. Вы опишите нам верблюдов, найдем — обязательно сообщим колхозу.
— Один из верблюдов мой был… но ничего. У меня здесь, в Учоюке, старший сын живет — ему тоже на всю жизнь позор, если мой верблюд бандитам достанется!
- Последствия неустранимы: Жестокое счастье. - Михаил Черненок - Великолепные истории
- Мужчина на всю жизнь - Герд Фукс - Великолепные истории
- Энни - третий клон (СИ) - Раиса Николаева - Великолепные истории