увернуться. Не теряя времени, я кинулся вперед. Противник расценил это как мою атаку и приготовился защищаться, но я резко ушел вниз и выхватил нож, что крепился у него на голени, чуть выше сапога. Все-таки удар камнем по голове немного ошарашил его, и это сыграло мне на руку.
Откатившись в сторону, я вскочил на ноги. Даже, несмотря на то, что у меня в руке нож, шансов мало. Буду решать эту проблему после. Сейчас есть кое-что поважнее.
Я побежал к плотоядному растению и прыжком кинулся в самую сердцевину бутона. Цветок тут же скрыл меня от солнечного света, я почувствовал, как двигаюсь вперед по склизкой жидкости. Как можно сильнее отталкиваясь руками и ногами, я продвигался по пищеварительному каналу вперед. Лезвие ножа я прижал к запястью, чтобы вдруг случайно не ранить малую, когда я до неё доберусь. И я нашел её. Как только нащупал рукой её маленькие кроссовочки, то тут же начал резать ножом путь к свободе. Как и с триморами, с растением я разобрался довольно легко. Я вывалился из толстого стебля кровоточащего зеленой слизью и вытащил за собой мелкую, что так и была без сознания.
Теперь следующий этап. Возможно, смертельный – понять, как разобраться с бородачом, но он меня удивил своим отсутствием. Нет, я конечно не сомневался, что пока меня переваривает этот цветочек стрелять сквозь стебли он бы не стал. Он же вроде как с ними налаживает дипломатические отношения. Хотя я уверен, что бородач понял мои планы. Для этого не нужно быть большим гением. Однако он пропал. Может в засаде, где притаился, вот только смысла в этом не вижу никакого. Сейчас был самый лучший момент для атаки и теперь он потерян.
Я взял на руки ребенка и похромал с ней обратно в кирпичный дом. Надеюсь, там есть вода, чтобы умыться и привести её в чувство. Главное она дышит.
Эту ночь мы провели в одной из квартир. Идти дальше не было сил ни физических, ни моральных. Мелкая пришла в себя не сразу, а как очнулась, видимо долго не могла понять, что происходит. Затем она плакала, очень долго. Я обнял её и крепко прижал к себе, шепча бессвязные слова о том, что все наладится, мы прорвемся и я никогда её не брошу. Ведь, правда, не брошу. Поначалу я рассчитывал, что довезу девочку до точки эвакуации и всё, там наши пути разойдутся. Да, по сути, я ради неё только туда и еду. Теперь всё изменилось и я не знаю почему. Я не доверю её ни одному военному, каким бы крутым он не был. Только я смогу её защитить, так как надо. Рядом с ней все по-другому. Я сильнее и дело не просто, в каком-то там мутирующем гене страха. Весь секрет в том, что я почувствовал свою ответственность за кого-то помимо самого себя. На собственную личность мне всегда было, в общем- то, наплевать, но теперь рядом со мной она. Маленькая, хрупкая, беззащитная, ради неё я буду жить, бороться и побеждать.
Я не сказал ей этого. Наши разговоры не отличаются многословностью. Я несу, какую-то чушь, а она всегда молчит и слушает. Я не пытаюсь заставить её говорить. Главное она чувствует, то, что мне хотелось бы ей сказать, да никак в слова не облекается.
Уже глубокой ночью она успокоилась и уснула. Я укрыл её пледом, найденным в квартире, а сам похромал к окну. Ночь была удивительно тихой и темной. Похоже, сопротивление людей пало за один день. Тогда есть ли смысл ехать в эту самую точку эвакуации, вдруг там уже никого нет. Все может быть, но куда-то же нужно идти. Выбираться из города, пожалуй, будет самым лучшим вариантом. Решу это завтра. Утро вечера мудренее. Это кстати не просто слова, а так и есть. С вечера всегда терзают мысли о неразрешимых проблемах, а утром вдруг находятся решения. Поэтому обычно я старался лечь пораньше не о чем не думая, чтобы встать с рассветом и с трезвой, свежей головой все обмозговать. Этот раз не исключение. Я устал и не думаю, что мысли будут меня мучить. Утром всё решу.
Новый день с рассветом принес нестерпимую боль во всем теле, которую не могла утихомирить даже новая порция обезболивающих. Я проснулся до того, как солнце показалось над горизонтом, от звука автоматных очередей, где-то вдалеке. Поначалу я думал, что стреляют в соседнем районе, но потом понял, что грохот выстрелов доносится со стороны госпиталя. Даже, несмотря на то, что он достаточно далеко, звук разносится по всему пустынному городу, погруженному в мертвую тишину. Значит, военные по-прежнему удерживают свои позиции, тогда как никого больше не осталось. Триморы так же пропали из поля зрения. Как ни пытался я их высмотреть из окна, но не увидел ни одного. Даже плотоядное растение как будто утратило свою силу и яркий окрас. Нет, оно не умирало это точно, оно просто выцветало. Такое чувство, что оно хочет исчезнуть, как призрак.
Прежде его подпитывал силой бородач. У меня появилась теория о том, чем он тут занимался. Скорей всего он решил, что я с мелкой – отец и дочь. Поэтому он специально привязал меня к стулу и поставил на край дыры. Он хотел, чтобы я видел, как близкого мне человека приносят в жертву. Его расчет был на то, что я буду переживать жуткий страх за ребенка и за себя. Он не думал, что вместо страха я буду испытывать злобу. Он знал, что я кинусь за ней вниз. Поэтому рядом с ним шли ручные триморы. Уверен этот спектакль был не в первый раз. Сначала эти твари питались страхом жертвы, привязанной к стулу, а затем и её плотью. Одна жертва тварям, вторая растению. Думаю, эти существа обожали бородача, а он изучал их. Если подумать, то прошел лишь один день, а сколько всего случилось с людьми и миром вокруг.
Когда проснулась мелкая, мы отправились в путь по-прежнему маршруту. В конце концов, там люди, а значит, есть надежда. К сожалению, от моей вчерашней прыткости не осталось и следа. Все свои физические ресурсы я растратил на последний рывок против злодеев, с которыми я и поквитался. Правда, не со всеми, а только с гостями нашего мира. Принял их как должно по старорусской традиции, кто к нам с чем приедет, от того и помрет. Вот я их и отправил в сон забвения, пожертвовав ради этого
