меня надеть два свитера и еще эту куртку весом в восемь килограммов, специально предназначенную для больших морозов… А ты, ты идешь в одной рубашке… И тебе не холодно?
— Да, шеф, я бы солгал, утверждая обратное. Но я вырос возле Сен-Флура. Это департамент Канталь, что в Оверни. Еще ребенком мама меня мыла каждое воскресенье в реке, которая протекала недалеко от нашей фермы. Она это делала и зимой, и летом.
— Каждое воскресенье?
— Независимо от того, грязный я был или не грязный.
— И ты продолжаешь сохранять эту частоту?
— Вот именно, патрон.
— Хорошо, пусть это наше расследование и затянется, но я буду, по крайней мере, знать тайну твоего запаха, Лямотт…
— Не понимаю вас, шеф!
— Это не важно… Итак… Если я правильно понимаю, у нас перед глазами место преступления?
Напротив двух мужчин, рядом с еще тремя полицейскими из научно-исследовательского подразделения, стоял длинный блок льда, поставленный на две опоры. Сквозь прозрачную глыбу льда можно было разглядеть тело внутри — тело обнаженное и совершенно белое.
— Как ни крути, это покойник. Но ещё слишком рано утверждать, был ли он убит тут или где-то в другом месте.
— А все это вокруг?
— Это форма.
— Форма?
— Форма, сделанная из куба льда, шеф. Они его… То есть я думаю, что для подобного непотребства их должно было быть несколько человек… Они вырубили лед ударами топора после того, как он застыл.
— Оставь свои поспешные выводы, которые ты так любишь, Лямотт. В них нет никакой пользы. Нам нужны только факты. Разве это не гроб?
— Нет, шеф, это просто форма… Чтобы придать льду вид гроба.
— Очень интересно!
— А то! И… Скажите, господин комиссар… Если я могу себе позволить? У вас уже есть?
— Есть что, Лямотт?
— Ну, какие-то выводы…
— Нет, абсолютно никаких. Так что быстро выходим из этого холодильника, в противном случае ты замерзнешь и останешься тут навсегда.
— Я же из Сен-Флура, я вам рассказывал…
— Да, да, Морис, ты замечательный… Хорошо, пусть наши премудрые закончат свою работу, а затем проследи, чтобы это все перенесли в морг для оттаивания.
— Вы уверены, шеф?
— В каком смысле?
— Хорошо, но в морге, как правило, хранят трупы в холоде, а не в тепле. Можно было бы, например, поставить это таять на улице?
— Твой мозг иногда такой удивительный, Лямотт. Если… Не дай бог, конечно, с тобой когда-нибудь случится несчастный случай со смертельным исходом, я думаю, что попрошу Вердье позволить мне присутствовать на твоем вскрытии.
— Это меня трогает… То, что вы говорите, патрон… Действительно… Это…
— Я пошутил.
— Ах? Это все же так любезно с вашей стороны, господин комиссар. Кстати, если вы хотите…
— Хорошо бы, но уже слишком поздно, чтобы снова ложиться спать. Давай-ка, я лучше угощу тебя кофе. Ты знаешь где-нибудь тут поблизости бар или кафе?
— Один или два — да, но все же будет лучше, если мы вернемся в Экс. Кафе тут еще закрыты в это время, да и район этот — не самый безопасный.
— Но, черт возьми, как это не безопасный! Мы же полицейские, Лямотт! Мы служители закона, и безопасность — это наше с тобой общее дело, будь то оживленная улица города или окраина какого-нибудь поселка!
— Ну, это я и имел в виду. Именно для таких людей, как мы, он и не безопасен.
***
Примерно через две недели комиссар Барде увидел у входа в участок поджидавшего его инспектора Лямотта.
— Привет, Морис! Что это такое? Ты уже поправился!
— Да! Извините, патрон, но вы сами — свидетель, я не слишком часто болел, но там…
— Там, на этой проклятой скотобойне, мне кажется, я тебя предупреждал. Ты прошел от более чем плюс двадцати пяти градусов к минус шестидесяти, и причем раз пять за час… И все это практически в пляжном наряде!
— Нет, это совсем не так… Это аллергия… Реакция организма, болезнь века, как пишут в журналах… У меня от нее насморк, кашель и хрипы в легких, а в этот раз была даже экзема на коже… Во всем виновата пыльца липы, я к ней очень чувствителен.
— Если ты это утверждаешь…
— Так что?
— Что что, малыш?
— Что там наша гигантская сосулька? Как идет расследование?
— Все закончилось, Лямотт, ты прибыл как раз вовремя. К самому эпилогу. Ребята из лаборатории проверяют еще две-три вещицы, все окончательно раскладывают по полочкам. Я вижу, что ты, похоже, отлично отдохнул, так что я собираюсь оставить тебя дежурить, ибо мне срочно нужны выходные.
— Не проблема, но скажите мне, шеф… Если это не будет слишком, если я вас спрошу… Как у вас получилось, что все решилось так быстро с этим расследованием?
— И, заметь, без твоей помощи, Морис! Ты отдаешь себе в этом отчет?
— Ах! Не дразните меня, патрон, я же тоже кое-что раскрыл и не один раз…
— Это правда, Лямотт, твой опыт в беготне мне порой и правда оказывался очень кстати…
— Да, но что же там оказалось… Что там наш куб льда?
— Форма, Лямотт, форма! Ты оказался прав. И, конечно же, личность работодателя нашей жертвы.
— И что это за работодатель?
— Это оказался Эрнесто Вазарелли, так называемый «король мертвых». Владелец семнадцати магазинов похоронных принадлежностей в Провансе. Он открывает новую точку каждые три или четыре месяца. И закрывает столько же, ибо его конкуренты не в состоянии противостоять его ценам.
— Это надо признать… Он хорошо устроился, этот Вазарелли. Он в своем деле действительно король. Он держит всех в ежовых рукавицах и давит всех своим авторитетом. Мы с мадам Лямотт как-то контактировали с ним, когда отправилась в мир иной тетушка Аделия. В итоге мы оказались очень довольны, хоть мы порой и терялись немного во всех его предложениях.
— Ну, те самые конкуренты, о которых я тебе говорил, похоже, были не в таком восторге, как ты, Лямотт. И вот тут-то и кроется причина. Два месяца назад менеджер фирмы «Конечная остановка», франшизы Вазарелли, был найден мертвым в Вантабране, на небольшом кладбище его родной деревни. Он был похоронен в еще свежей могиле, ожидавшей своего арендатора. Согласно протоколу вскрытия, составленному Вердье, когда его хоронили, он был еще жив.
— То есть его закопали живьём? Какой кошмар!
— Да, он умер, задохнувшись. У него обнаружили землю в легких. Катафалк с номерами из Экса был замечен там, и это позволило предположить, что след этого преступления тянется сюда к нам. Короче говоря, сначала произошло это, а затем была гигантская сосулька, и менеджеры Вазарелли начали понимать, что дело пахнет керосином. Их охватил
