– И муравей – кентавр в своем стрекозьем мире, – процитировала Флоренс.
– Тщеславье сбрось, я говорю, отринь[2], – подхватил Саймон, кивая.
Они обменялись молчаливой улыбкой сообщников. Флоренс поймала взгляд наблюдавшей за ними Аманды, которая тут же отвернулась. Бармен поставил на стойку полный бокал вина. Когда Флоренс подняла его, Саймон чокнулся с ней и наклонился ближе.
– За анонимность, – тихо сказал он.
2
Весь остаток вечера Флоренс ощущала на себе внимание Саймона. Она, конечно, и раньше сталкивалась с оценивающими взглядами мужчин постарше, но в родном городе это, как правило, вызывало у нее неприязнь, будто ее вовлекали во что-то такое, в чем она не желала участвовать. Однако сегодня пристальный интерес Саймона доставлял ей удовольствие. Он сильно отличался от тех мужчин, которых она знала с детства: вместо самострела и загара со следами от майки в его арсенале были первые издания известных книг и тонкая ирония. К тому же все знали, что он женат на актрисе Ингрид Торн. Флоренс чувствовала, что заслужила место на более высокой ступени бытия, словно его взгляд волшебным образом вызвал в ней что-то, о чем она и не подозревала.
Спустя два часа толпа начала редеть, и Люси спросила Флоренс, не собирается ли та уходить. Обе они жили в Астории и часто вместе добирались домой на метро.
– Езжай, – сказала Флоренс, – я, пожалуй, еще выпью.
– Все нормально, я подожду.
– Нет, правда, езжай.
– Хорошо, – нерешительно согласилась Люси. – Если ты уверена.
– Уверена, – произнесла Флоренс с нажимом.
Иногда ей казалось, что дружба Люси душит ее, хотя, окажись она перед выбором, ей пришлось бы признать, что комфорт от этой отчаянной преданности подруги намного перевешивает клаустрофобию: дело было, пожалуй, еще и в том, что мать Флоренс рано научила ее признавать только самые сильные эмоции. Все сдержанное представлялось ей холодным и фальшивым.
Люси ушла, вяло махнув рукой. Флоренс заказала еще бокал вина и медленно выпила его, оглядывая зал. На вечеринке осталось около двух десятков человек, но никого из них она не знала настолько хорошо, чтобы подойти. Саймон стоял в углу – он был поглощен беседой с главой отдела рекламы и, похоже, не собирался ее заканчивать.
Флоренс чувствовала себя полной дурой. Чего она, спрашивается, ждала?
Поставив бокал на стойку – получилось как-то слишком резко, – она отправилась искать свое пальто в общей куче у двери. Выдернула его и вышла.
Снаружи ветер хлестал ее по голым ногам. Флоренс свернула к жилым кварталам и быстро зашагала к метро. Она почти дошла до станции, как услышала, что кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась. Саймон догонял ее, его темно-синее пальто было аккуратно перекинуто через руку.
– Не хочешь еще выпить? – спросил он небрежно, словно не бежал только что за ней по улице.
3
Они зашли в бар «Том и Джерри» на Элизабет-стрит, и Саймон настоял, чтобы они взяли «Гиннесс».
– Я его литрами пил, пока учился в Оксфорде, – сказал он. – Так что теперь чувствую себя от него молодым.
Он говорил с интонацией, если не с акцентом англичанина. Теперь она поняла почему.
Они нашли свободное место в глубине зала и сели друг напротив друга за липкий стол. Флоренс сделала глоток и поморщилась.
Саймон рассмеялся: