Кесада сразу же направил группу всадников вниз по течению, чтобы догнать беглецов и заставить вернуться обратно.
Но ночная темнота была почти непроглядной, лошади не могли быстро передвигаться, и беглецы исчезли навсегда. Обескураженные всадники вернулись в лагерь.
Настроение было мрачным. Что же теперь будет? Как двигаться дальше без носильщиков?
Колонна в течение нескольких дней не могла двинуться с места. Руководители сомневались, что делать дальше. Без носильщиков они не смогут нести с собой достаточно провианта и боеприпасов. Прокормиться же в пути с помощью охоты вряд ли возможно, особенно учитывая постоянные засады. Тем не менее предстояло двигаться вперед. — Не спрашивайте, сможем или не сможем, — говорил Кесада, — для нас остается только одно — надо! Не так ли?
Когда после очередного тропического ливня тронулись в путь, каждый нес дополнительно тяжелый куль с продуктами или снаряжением. Люди ворчали, ибо считали себя львами или в крайнем случае пантерами, но ни в коем случае не вьючными ослами.
А вокруг буйствовала жизнь в самых разнообразных формах и видах, как мифическая многорукая богиня с каменным лицом и закрытыми глазами, возвышающаяся над людьми, как некий демонический усмехающийся образ, безмолвно говоривший, что они могут тащиться куда им хочется, но понять сущность этой страны не в состоянии.
Шли дни, и постепенно подкрались голод, лишения и недовольство. Людям приходилось пить воду из любых ручьев и речек, пересекавших дорогу. Почти все ослабли из-за непрерывных изнуряющих поносов, особенно тяжелых при недостаточном питании и сверхчеловеческом напряжении. Относительно здоровыми оставались лишь те, кто не потреблял некипяченую воду. Но на это способны только люди с сильной волей.
А вот невнимательные и небрежные сильно ослабели, лица их заострялись, принимая птичье выражение. Казалось, безжалостная смерть наступает им на пятки, а каждый взгляд округлившихся глаз заронял в душу печальные мысли. Кому удавалось по вечерам внимательно оглядеть солдат при свете лагерного костра, мог почти точно определить, кто уже никогда не вернется домой, а будет вечно покоиться в чужой земле.
Однажды они переправились уже через четвертую на их пути крупную реку. Казалось, что наступает конец предприятию. За несколько дней до этого произошла довольно серьезная стычка, когда уже не принимались во внимание ни офицерские чины, ни приказы. Солдаты открыто критиковали командующего, ссорились со своими начальниками и в конце концов отказались подчиняться, когда их опять привлекли к работе после тяжкой переправы.
Кесада пытался вначале по-доброму угомонить всех, потом угрожать и, наконец, применять суровые меры. Дело зашло так далеко, что одного солдата, оскорбившего лейтенанта Романе, должны были расстрелять. Но никто не соглашался привести в исполнение приговор. Смута в отряде достигла апогея. И когда казалось, что экспедиция окончилась полным крахом, Кесада выхватил из ножен меч и прикончил мятежника собственноручно.
Все оцепенели. Но в следующее мгновение произошло какое-то короткое движение друг к другу сторонников и противников Кесады, который стоял, опустив меч, ожидая исхода стычки. Однако ему не пришлось больше поднимать свой меч. Большинство приняло его сторону, а остальные обескураженно ретировались. Через некоторое время они собрались около берега и после короткого совещания объявили, что больше не считают себя участниками экспедиции, не признают главенство Кесады и идут обратно.
Другие сразу же пожелали им «счастливого пути» прямо в пасть к ягуарам и крокодилам. Командующий же ничего не ответил. Пусть себе возвращаются, попытаются совершить невозможное. Им не миновать беды, даже если они пройдут через леса и болота, ибо по возвращении в Испанию их будет ждать суд военного трибунала.
Однако еще до наступления темноты те все же перешли реку и пошли обратно на север. В группе оказалось всего два всадника. Но каждому было понятно, что маломальский успех мятежной группы в этой стране на обратном пути во многом зависит именно от наличия кавалеристов.
Люди, оставшиеся с Кесадой, провожали печальными взглядами уходящих товарищей, но уже ничего не могли поделать.
О группе больше никто ничего не услышал.
Три дня спустя конкистадоры — их осталось около двухсот человек — добрались до границ лесных дебрей. Перед ними теперь расстилалась верхняя часть речной долины. Горячее дыхание тропиков осталось позади. Выбравшись наконец из жутких дебрей, люди опустились на колени, и монах пропел благодарственную молитву от всех переполненных благодатью сердец.
Попадавшиеся на пути деревни были пусты. Их жители, видимо, заранее кем-то предупрежденные, прятались среди горных круч. Однако налетов из засады на испанцев никто не совершал. Иногда завоеватели приближались к горным укреплениям, из которых туземцы сбрасывали вниз жертвенные подаяния, но совершенно не были склонны вступать в какие бы то ни было переговоры.
Ночью отряд ждало новое испытание. Содрогнулась и заколебалась земля. Лошади испуганно фыркали, дежурные с большим трудом сдерживали их. Монах молился во весь голос. Своеобразный бледный свет вспыхнул у горизонта. Это были не обычные далекие грозовые разряды, на которые уже давно никто не обращал внимание, это было что-то новое и тревожное. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра, людям казалось, что громовые раскаты слышатся в глубине земли. При каждом ударе скрипели деревья, вздрагивали окружающие скалы.
Утро застало испанцев за молитвами и пением псалмов. Чима стоял в стороне, наблюдая за происходящим без всякого сочувствия- Духи подземелья имеют, оказывается, власть над белыми людьми. Вот если бы они каждую ночь повторяли такие удары, завоеватели испугались и повернули бы обратно!
Придя в себя после землетрясения, конкистадоры опять потащились вверх по реке. Эта соляная дорога была зримо проложена многими поколениями и вела через осыпи, пески и участки глинистых образований, поднимаясь все выше и выше. Если бы не внезапные ливневые дожди, делавшие на целые часы дорогу совершенно непроходимой, можно было бы вполне компенсировать многочисленные остановки прошлых месяцев.
По-прежнему изредка встречающиеся деревни были совершенно пусты. Однако путники, как правило, находили там пригодную пищу.
Наконец однажды удалось захватить одинокого индейского путника. Он нес довольно тяжелую ношу, поднимаясь вверх по склону, когда перед ним появились всадники. Он остановился, окаменев от страха. Его окружили и препроводили к Кесаде.
Высокогорная страна, в которой царствует Тисквесуса? Да, он знает эту страну. Он простер руку на юго-восток, указывая на горы. Оттуда идет соль, там на страже стоит столько воинов, сколько звезд на небе. Как найти туда дорогу? Белые люди должны идти по долине следующей реки, солеторговцы именно по ней спускаются сюда. Там их лодки и хижины лагеря.
Кесада приказал чем-нибудь одарить индейца и отпустить с миром. Индеец, удивленно и испуганно поклонившись, пустился без промедления наутек.
Отряд двинулся в указанном направлении. Вскоре испанцы наткнулись на бамбуковые хижины, возле которых была навалена соль. Около реки — перевернутые чампаны, но не было видно ни охраны, ни торговцев, ни рулевых. Очевидно, вождь Саквесаксигуа созвал своих воинов домой. Следовательно, в горах конкистадоров ожидал очень «горячий» прием.
Продолжение следует
Перевод Р.Тедер
Мартин Зельбер. Эльдорадо. Часть II
Продолжение. Начало см. в № 5,6/1994.
Кундинамарка
Тени гор покрывали долину, туманы еще не сползли со склонов, а завоеватели уже готовились к походу в горы.
Дорога крутым серпантином поднималась вверх. Скалистые утесы громоздились, чередуясь с каменными осыпями, глубоко внизу бурлила горная река. Лошади из последних сил преодолевали крутой подъем. Из-под копыт вырывались камни и с грохотом, подскакивая на уступах, летели вниз по склону, приводя в ужас пехотинцев, на одну-две петли дороги отстававших от всадников.
Через несколько часов утомительного подъема они добрались до первого гребня. На противоположной стороне высились вулканические конусы, закрывая горизонт.
Какие поразительные просторы, какая удивительная страна! Люди останавливались и с восхищением смотрели по сторонам. С перевала дорога привела в какую-то промежуточную долину, где бежал еще один горный поток. У поворота дороги стоял идол в два человеческих роста, аккуратно и чисто высеченный из какой-то горной породы, со сжатыми кулаками и оскаленными зубами. Командующий позволил солдатам потешиться и сбросить индейского божка со склона в пропасть. Монах же не преминул послать идолу напутственные проклятья. Совершив это богоугодное дело, отряд продолжил путь.
