В действительности в нем было все, чего так не хватало на фотографии, – жизнелюбие, уверенность в себе сильной личности и, кроме того, раскованность. На тонком лице выделялся четкий и благородный рисунок губ, а выступающий подбородок говорил об упорстве. Но ее внимание приковали глаза. Они были подобны огонькам в ночи и с неизъяснимой силой притягивали к себе.
Все эти мысли пронеслись в голове Моны в долю секунды, но внешне она смогла сохранить достаточно спокойствия, чтобы небрежно бросить:
– Каких слов я жду? Скорее всего, что-то о тупоголовых маленьких созданиях, которые не могут думать ни о чем, кроме как о тряпках.
У него хватило совестливого мужества покраснеть, но он быстро оправился.
– Неужели я мог сказать такое женщине? Честное слово, мне подобное не присуще.
– Вы намекаете, что мне показалось? – поджав губы, сказала Мона.
– Мисс Хэмилтон, – взмолился обладатель множества талантов и ученых степеней. – Полагаюсь на вашу благосклонность. Когда дочь узнала, кого я обидел, она стала угрожать мне страшными карами, если я не улажу с вами отношения. И если вы не простите меня, она никогда не будет со мной разговаривать.
– Это я все устроила, – с удовольствием сообщила Софи. – Это я попросила женщину из рекламного агентства, чтобы фотографом были только вы.
– А затем она мучила меня полдня, заставив прийти в студию, чтобы понаблюдать за вашей работой, – дополнил Гарленд. – Естественно, я предупредил ее, что вы выставите нас за дверь…
Он театрально развел руками, и Мона не могла не улыбнуться.
Она понимала, что его показное смирение – самый простой путь к цели: лишь бы доставить дочери удовольствие. Это понравилось Моне.
– Можете оставаться. – Она спрятала улыбку. – Но занята я буду долго.
– Тебе повезло, – бросил Гарленд дочери и повернулся к Моне. – Мы будем тихи как мышки, и вы забудете о нашем присутствии.
Софи куда-то ускользнула, а отец остался стоять на месте, не сводя глаз с хозяйки студии.
– Я приношу вам искренние извинения, – сказал он. – Когда я узнал, кто вы такая, то понял, каким идиотизмом были мои слова.
– Я испытала точно такое же чувство дважды, – призналась Мона. – Во второй раз – когда выяснила, что вы любимец всех женщин.
– То есть вы этого не знали? – растерянно спросил он, и оба рассмеялись.
– Почему вы сразу не сказали, что Софи ваша дочь?
Он улыбнулся.
– Я пытался, но вы заткнули мне рот, а девочка молчала, потому что эта ситуация ее потешала. Я надеюсь, страховая компания сообщила вам, что я взял всю вину на себя?
– Да. Но должна признаться, я собиралась связаться с вами и сказать, что не могу вам этого позволить. Вы были в какой-то мере правы. Я слишком поздно отреагировала, так что половина упреков приходится на мою долю. Не возражаете?
Он уклонился от прямого ответа, спросив:
– Вы возвращались после работы?
– Да.
– То есть были утомлены. Мне не следовало торопиться с выводами. Итак, я прощен?
– Конечно… если и вы простили меня.
– Мне нечего прощать, – добродушно признался он.
– Что касается страховки…
– Почему бы не поговорить об этом попозже? Ведь вам еще надо заниматься делами, не так ли?
– О господи, конечно же. – Разговаривая с гостем, она забыла обо всем на свете, лишь указала ему на пару стульев у стены и вернулась к делам. Съемкам больше ничто не мешало, и к шести часам с ними было покончено.
– О'кей, вот и все, – наконец перевела она дыхание.
Мэрилин принесла кофе. Прима-модель, гибкая стройная блондинка Шила убирала свои наряды, и помогавшая ей Софи засыпала девушку вопросами.
Мона припомнила себя в юном возрасте, когда она замышляла бегство из дома, не догадываясь о горечи и разочарованиях, которые ждали ее. Машинально переведя взгляд, она увидела, что Гарленд не спускает с нее глаз, в которых застыло вопросительное выражение. На губах его плавала теплая улыбка, и казалось, что он заглядывает в глубины души Моны, понимая все, что в ней таится. Эта мысль привела женщину в смущение. Она зашла в лабораторию и стала перезаряжать фотокамеру.
Гарленд решил засвидетельствовать свое почтение.
– У меня не хватает слов благодарности за вашу сегодняшнюю любезность. – Последовал легкий поклон. – Софи, конечно, как и все девушки в ее возрасте, сходит с ума по модным нарядам и сегодня испытала огромную радость.
Улыбнувшись, Мона поблагодарила Гарленда, но что-то подсказывало ей, что он недооценивает свою дочь. Ее чувство стиля отличалось недетской хваткой, а четкий рисунок скул и подбородка на тонком лице говорил о твердом характере. Да, в не столь уж далеком будущем чадолюбивого папашу ждут нешуточные открытия.
Вам придется растолковать мне, какого рода снимок вы хотите.
– Просто сделайте меня таким, каков я есть.
– Но какой вы? Каким вы себя видите? То есть что люди на самом деле имеют в виду, когда говорят «каков я есть»? Я буду честна с вами, мистер Гарленд…
– Вам не кажется, что наше знакомство уже позволяет называть друг друга по имени? – спросил он. – После всех обменов «любезностями» и характеристик, которыми мы наделили друг друга?
Она засмеялась.
– Ладно – Арни. Я отнюдь не обрадовалась этому заказу. На обложке книги я видела ваш последний снимок, но такого я сделать не могу.
– И слава богу! – с жаром согласился он. – Это что-то чудовищное. Меня приглаживали и вылизывали, пока я не превратился в какое-то ангелоподобное существо. Люди считают, что я на самом деле так выгляжу, и, увидев меня, недоумевают: «Почему он так постарел?» Я бы хотел, чтобы вы придали мне облик человека средних лет и, если возможно, слегка простецкого. И тогда при виде меня люди скажут: «Боже, да он такой же, как мы!»
Мона отошла на пару шагов и критически присмотрелась к этому сумасшедшему, который бурным порывом ветра ворвался в ее студию. Она оценила линии худощавой стройной фигуры, длину ног и ширину плеч, но главное – лицо: отметила свежую загорелую кожу, четко очерченные губы, смешливые морщинки у блестящих темных глаз, в глубине которых плясали веселые чертики. Она невольно поддалась его мощной, но сдержанной ауре мужественности – и вдруг ее кабинетик-лаборатория показался ей тесным и захламленным.
– Я бы могла, – наконец сказала она, делая вид, что идет на уступку, – изобразить благопристойного человека… – У Гарленда вытянулась физиономия. – Довольно молодого… – У него опустились уголки губ. – И уж конечно, не в растерзанном виде.
Он смерил Мону взглядом, словно прикидывая возможную силу ее сопротивления. Затем, вытащив из кармана очки в толстой черной оправе, водрузил их на нос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
