- Вот и порядок, - проговорил Соколов. - Где б вы хотели работать?
- В бухгалтерии, - спокойно, как уже о давно решенном деле, заявил Агафон. - Если там, конечно, есть свободное место, - запинаясь, добавил он.
Лица обоих мужчин вытянулись.
- А мне сказал Антон Николаевич, что вы и шофером работали или даже механиком, - разочарованно проговорил Соколов.
- Я и в бухгалтерии работал, товарищ Соколов. А шофером у меня прав пока нет, - ответил Агафон и, словно желая оправдаться, прибавил: - Я решил заочно учиться в планово-экономическом институте, поэтому и хочу работать по своей специальности.
- А планирование и учет в наши дни вещи довольно серьезные, можно сказать, гвоздь экономики, - сказал Мартьян.
- Ну вот вам и защитник! - кивнул на него Соколов и согласился: - Что ж, направим вас к Яну Альфредовичу.
- К какому?! - Агафон едва не подпрыгнул на стуле.
- К нашему главбуху. Есть у нас такой финансовый бог и чудесный старикан. - Соколов встал, давая этим понять, что говорить пока не о чем.
- А как его фамилия, может, Хоцелиус? - с тревожной радостью в голосе спросил Агафон.
- Вы что, знакомы? - спросил Соколов.
- Еще бы! - обводя мужчин заблестевшими глазами, сказал Агафон, начиная верить тому, что его подсознательно влекло в эти края. Понимаете, товарищи, какое дело: Ян Альфредович - мой бывший учитель, продолжал он.
- Одно могу сказать, - вмешался Мартьян, - что у тебя прекрасный учитель.
- Так ты, выходит, сюда намеренно прикатил? - подмигнув Мартьяну, спросил Соколов, тоже переходя на "ты".
- Честное слово, не поэтому! - оправдывался Агафон. - Знал, что он работает где-то здесь, на Урале... Случайно увидел киноочерк о ваших козах...
- Рассказывай, - посмеивался Соколов. - У него такие, брат, две козочки... Одна агроном, другая зоотехник.
- Девушки что надо, - весело подтвердил Мартьян. - Идем вместе, я провожу. Если на рыбалку не укатил, застанешь дома.
- Рыбак Ян Альфредович первоклассный! Мы ведь жили на Волге, - не скрывая бурной радости, говорил Агафон. Он думал об этом человеке с сыновней нежностью.
Вот ведь куда впервые в жизни заехал от родной-то Волги, а и здесь нашлись свои люди.
ГЛАВА ПЯТАЯ
От Соколовых они вышли вместе с Мартьяном и медленно направились к дому Яна Альфредовича. День разгуливался. Солнце распахнуло облака и радостно осветило приютившуюся в горах Дрожжевку. В огородах уже копались бабы, выдергивая старые будыли подсолнухов и сваливая их в кучу. Пахло мятой, горным шалфеем и весенней прелью.
Агафон рассказывал Мартьяну, как он смотрел на вокзале кинофильм о племсовхозе и как понравился ему чудесный Уральский край.
- Есть такая лента, - подтвердил Мартьян. - Киношники специально приезжали козлов снимать. Там, кажется, в один из кадров угодили дочки Яна Альфредовича.
Он шел, заметно прихрамывая на правую ногу, иногда задерживался, сознательно выбирая место, куда поставить шаркающую по прошлогодней траве, непокорную ступню.
- Вы что, успели побывать на войне? - увидев хромоту Мартьяна, спросил Агафон.
- На Отечественной не успел по возрасту. Служил в Венгрии. Я был танкистом и участвовал в венгерских событиях, - кидая в лужу окурок, ответил Мартьян.
- А-а! - замедля шаги, протянул Агафон. - Значит, ранен?
- Да, - сухо и кратко ответил Мартьян. Закурив новую папироску, добавил: - А друг мой Коля совсем не вернулся. Погиб.
Прихрамывая, Мартьян шел медленным, размеренным шагом, будто нарочно измеряя улицы. С гор тянуло весенним теплом. Над оголенными, безобразно раскоряченными ветлами горланили грачи, перестраивая почерневшие от времени гнезда.
- А кто был ваш друг Коля? - осторожно спросил Агафон.
Мартьян рассказал, что Николай был братом Михаила Соколова и мужем той молодой женщины, которую он видел сейчас в их доме. Служили в одной части, приезжали вместе на побывку и женились на двух подружках: он на Варе, а Николай на Глаше. Мартьян, оказывается, во время Великой Отечественной войны потерял родителей и воспитывался в детском доме.
- Вот так и прижился здесь, в этих горах, - заключил он с затаенной горечью.
- Недовольны, что тут живете? - тронутый его откровенностью, спросил Агафон.
- Не то слово... Совхоз хороший, - ответил Мартьян. - Но дела наши не очень блестящие.
- Почему же? Пух козий, кажется, дорогостоящий товар. Платки на экспорт идут, - сказал Агафон, давая понять собеседнику, что ему кое-что о делах совхоза уже известно.
- Вот именно, что дорогостоящий... Каждый год почти полтораста тысяч убытка.
- Каждый год? - поразился Агафон. - Но у вас же больше сорока тысяч гектаров земли! - Эта цифра запомнилась со слов диктора.
- Смотря какой земли!..
Мартьян объяснил, что в сорок тысяч входят все ближайшие горы и буераки. Удобной и пахотной земли немногим больше двух тысяч. Себестоимость килограмма пуха чрезвычайно высока, а заготовительная, по которой сдается сырье государству, - низка. Повысить ее - значит удорожить стоимость платков, а они и так не очень дешевые. Часть убытков совхоз мог бы покрывать молоком, свининой, бахчами и кукурузой. Но этой продукции пока мало, и она убыточна.
Мартьян говорил спокойно, по-деловому кратко и внушительно.
- Дальше-то так не может, наверное, продолжаться? - взволнованно спросил Агафон. - Нельзя же бесконечно обделять государство и самих себя?
- Нельзя, - согласился Мартьян.
- А что же думают дирекция совхоза, партийная организация и, наконец, Министерство сельского хозяйства?
- Ты, парень, все хочешь знать сразу... - понимая его горячность, усмехнулся Мартьян. - Погоди, не спеши... Поработаешь в бухгалтерии, узнаешь многое. Там все известно. Учет, как говорят умные люди, - зеркало производства. Иди к Яну Альфредовичу, ему больше известно, чем мне. Государственные денежки считает он... Видишь недостроенное здание? спросил Голубенков.
- Вижу. Что это строится?
- Вроде клуба или Дома культуры. А там подальше вон новые домики. Это с фланга, можно сказать, коммунизм на нас наступает. А здесь, - Мартьян показал рукой на приземистый дом тещи, - здесь еще старые ведьмы на лохматом помеле из собственной трубы выпархивают... Старое-то зубами во все вгрызается, сопротивляется насмерть. Будем считать, что ты прибыл сюда на подкрепление.
- Я готов! - воскликнул Агафон.
- Ну, будь здоров. Иди быстрее. Ян Альфредович на новом фланге живет, рад тебе будет.
Мартьян приветливо помахал ему рукой и направился к дому тещи.
"Такому неспокойному человеку, как этот хромой комбайнер, трудновато здесь живется", - подумал Агафон.
Семья Хоцелиусов жила в чистеньком, только что выстроенном домике. Ян Альфредович и здесь успел уже развести молодой сад.
Агафон увидел его высокую костлявую фигуру на усадьбе. В резиновых сапогах, в холщовом переднике, с ведерком в руках, он стоял на мягкой, влажной еще земле и обмазывал белой кистью ствол крепкой ветвистой яблоньки. Услышав скрип калитки, Ян Альфредович обернулся. Сунув кисть в ведро, приложил руку к длинному козырьку лыжной шапки и вгляделся в маячившую у ворот фигуру. Оставив ведро под яблоней, быстрыми шагами пошел навстречу. Узнал сразу и молча ткнулся седыми усами в щеку Агафона. Оглядывая неожиданного гостя с ног до головы, повернул его и так и этак, взял за крупный раздвоенный подбородок, не скрывая старческих слез, сказал:
- Ты замечательно сделал, что заехал к нам, Гоша. Ах как славно, малыш! Мы тебя так часто вспоминали... Идем скорей до хаты. Наши все так будут рады, ты даже представить себе не можешь. Как ты вырос, Агафон! Ульяна тоже так вымахала, что ты ее совсем не узнаешь. Окончила техникум, теперь агроном, а все такая же озорная, веселая! - не выпуская руки гостя, ведя его к застекленной террасе, говорил Ян Альфредович.
- Марта! Ульяна! Слышите? Вы только взгляните, кого я вам тащу! входя в дом, кричал он.
В прихожей, куда они вошли, была такая удивительная чистота и опрятность, что Агафон сразу же застыдился своих грязных, нечищеных башмаков. На маленьком столике лежали разноцветные салфеточки, полки с книгами были завешены шторками, подзорами, такими крахмально-белыми, что к ним боязно было притронуться.
- Ну что ты там, старый, кричишь? - послышался знакомый голос Марии Карповны, такой близкий и родной на далекой чужбине, что у Агафона защекотало в горле. И тут же, где-то за перегородкой, зазвенел другой голос:
- Погоди, мама! Погоди! Он, наверное, опять живого зайчонка поймал. Я бегу, папка!
Из ближайшей комнаты вышла высокая, отдаленно знакомая Агафону девушка с длинными распущенными косами. В ее больших, цвета полевой герани глазах - смятение и радость. Узнав Агафона, она всплеснула белыми руками.
- Мамочка моя родная! - держась за косяки двери, радостно вскрикнула она. - Фош-Агафош! Такой шикарный, длинный, как...
- Ульяна! - прервала ее Мария Карповна. - Как тебе только не совестно! Немедленно пошла вон, растрепка! Приберись!
