В действительности, на Соборах 1943, 1948, 1961 гг. мирян не было. На соборах 1945 и 1971 гг. участвовало небольшое число мирян с правом совещательного голоса. Полноправными членами Соборов являются только архиереи. Они проникают на Соборы вопреки букве Советского законодательства, захватывают инициативу в свои руки и избирают из своей среды единственное выборное лицо — святейшего Патриарха. А Советское государство признает его законным главой Церкви.
При внешнем сходстве церковный Собор и съезд, разрешенный Постановлением, имеют принципиальное различие. В основе организации, выборов и решений съезда лежит демократический принцип. В основе организации Собора и его решений лежит теократический принцип. Советское государство разрешает РПЦ проводить Собор, называя его съездом. Но при условии, что РПЦ будет проводить съезд, называя его Собором.
Какая необходимость превращать законодательство в ребус, который нужно разгадывать? Советское государство употребляет туманные выражения "съезд, исполорган съезда", предоставляя Седюлиным высказывать по их поводу полуофициальные мнения. Государство может без Седюлиных найти ясную формулировку. И сегодня не поздно. Но государство сознательно воздерживается от официального признания "религиозного центра и управления", предоставляя защищать "status qwo" полуофициальным комментаторам.
Не нужно быть юристом, чтобы понять: "религиозные центры и управления" основаны не на Постановлении, но на словесной подтасовке. Московская Патриархия не является съездом или его исполорганом. Съезды и исполорганы остались в Постановлении таким же несостоявшимся институтом, как "группа верующих, которые в силу своей малочисленности не могут образовать религиозное общество"[21].
4. Закон и канон
Но, может быть, государство предоставляет РПЦ самой конкретизировать формы своего бытия? Если закон не предписывает Церкви определенную структуру, может, не запрещает ее иметь и оставляет вне своей компетенции?
Предоставляя церкви свободу внутренних установлений, закон должен определить ее границы и зафиксировать в законодательном документе. Тогда внутренние установления будут защищены законом. В противном случае неизбежны конфликты с законом и неопределенность. Этому учит исторический опыт. В отношениях Правительства и Патриархии различаются три периода:
I. С 1918 по 1943 годы характеризуется отсутствием соборов и канонического творчества, определяющего и фиксирующего структуру и деятельность Церкви.
II. С 1945 по 1961 годы можно было подумать, что РПЦ отделена согласно декрету и свободна в отведенных ей пределах. Мы видим принятый на Соборе 1945 года первый канонический документ: "Положение об управлении РПЦ". Этот документ определяет полномочия Собора, Патриарха, епархиального архиерея, организацию приходской жизни в соответствии с каноническими правилами. Это "Положение" было принято с ведома государства. Говорят, подписано Сталиным.
III. С 1961 года отношение Правительства к Патриархии изменилось. Согласно указанию СМ СССР собор архиереев РПЦ внес принципиальные изменения в IV раздел "Положения"[22]. Эти изменения утверждены Собором 1971 года Советское государство подчеркнуло полную зависимость канонической структуры Церкви от его воли. "Положение" не обладало и не могло обладать устойчивостью. Это канонический документ, опирающийся не на закон, а на согласие Вождя. Вчера было можно. Сегодня — нельзя. Нет смысла говорить о правах Церкви, пока государство не определит ее правовой статус и границы деятельности. Закон не признавал и по–прежнему не признает Церковь "de jure", а только терпит "de facto", закрывая глаза на ее существование. До поры до времени.
Откуда взялась эта двусмысленность в положении Церкви? Недосмотр юристов? Преднамеренность? Нет. Диалектический вывод. Не из теории. Из истории взаимоотношений государства и Церкви. Из исторического раскрытия тезиса и антитезиса.
ГЛАВА ВТОРАЯ ДИАЛЕКТИКА
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их.
Мф 7:15–16Двусмысленным и противоречивым положение Церкви кажется до тех пор, пока мы пытаемся объяснить его из одной принципиальной позиции государства. Основатель Советского государства исходит не из одной, а из двух позиций. Ключом ко всей ленинской концепции о религии и церкви является его идея о стратегии и тактике в политике. Вот тезис и антитезис ленинской диалектики. Если с этих позиций рассмотрим отношение советского государства к религии и церкви, то не придется недоуменно спотыкаться о противоречия.
СТРАТЕГИЯ
1. Суд
Это закрытый партийный суд. Подсудимой не дали слова. Ее не допрашивали. Ее обвиняли. ""Религия есть опиум для народа", — это выражение Маркса — краеугольный камень всего миросозерцания марксизма в вопросе о религии"[23]. Ленину понравилось это выражение. Он повторяет его много раз. Опиум — в его отрицательных свойствах. Опиум и водка при разумном употреблении полезны. Религия не может быть полезна никогда. Она лишена положительного содержания. Перечитайте все высказывания Ленина и убедитесь, что он не признает за религией никакой положительной ценности. Это отрава, и только отрава. "Род духовной сивухи", "Опиум", "Мракобесие", "Самые реакционные идеи"[24]. "Поповщина есть пустоцвет"[25]. "Идейное труположество, сугубо гнусное"[26]. "Кровавые враги народа, затемняющие народное сознание"[27]. "Всякая религиозная идея есть невыразимейшая мерзость"[28].
"Из книгохранилищ изъять порнографию и книги духовного содержания, отдав их в Главбум на бумагу"[29]. "Все современные религии и церкви марксизм рассматривает всегда как органы буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманению рабочего класса"[30].
Такое мнение главного судьи предрешило исход дела.
2. Приговор
Он не был обнародован. Мы узнали его из дальнейшей судьбы подсудимой. Приговор выявила история. "Как в сказке говорила королева: сначала казнь, а приговор потом".
Солженицын пишет, что существует тайное письмо Ленина о разгроме Церкви. Мы не имели возможности познакомиться с этим документом. Что касается печатных высказываний Ленина о судьбе религии, его стратегия одевается в полумаску тактики.
"Энгельс требовал от рабочей партии умения работать над делом… ведущим к отмиранию религии"[31].
"Религия будет исчезать. Ее исчезновение должно произойти"[32].
"Упразднение религии как иллюзорного счастья народа есть требование его действительного счастья"[33].
"Марксизм есть материализм… Он беспощадно враждебен религии. Мы должны бороться с религией. Это азбука всего… марксизма"[34].
"Мы с религией боролись и боремся по–настоящему"[35].
"Защита или оправдание идеи Бога есть оправдание реакции"[36].
Сплошь недомолвки.
3. Способ казни
Кто думает, что марксисты повторяют либеральные лозунги французской республики или западной демократии о свободе совести, тот не поймет положения религии в советском государстве. В марксистском понимании "свобода" имеет обратный смысл. Демократы говорят о формальной свободе или свободе выбора, а марксисты говорят о содержании идеологии, свободе от заблуждений. Марксисты имеют в виду не право выбора убеждений, а "правильный" выбор. Поэтому провозглашение марксистской свободы есть способ казни над религией. Провозглашая свободу совести, марксисты подменяют содержание понятия "свобода" другим, новым содержанием, обратным прежнему, называя это новое прежним привычным словом "свобода".
Маркс прямо предлагает понимать свободу совести наоборот:
"Буржуазная свобода не представляет собой ничего большего, как терпимость ко всем возможным видам религиозной свободы совести, а рабочая партия, наоборот, стремится освободить совесть от религиозного дурмана"[37].
С ним совершенно согласен Ленин:
"В области религиозной политики задача пролетарской диктатуры состоит в том, чтобы не удовлетворяться декретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви… Пролетарская диктатура должна неуклонно осуществлять фактическое освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков"[38].
