Одним словом, работа проделана стандартная, большая и тщательная. А если учесть, что подростки пропали в среду вечером, то объем проделанного за два дня может вызывать только восхищение.
– Стало быть, мама у мальчика – директор универмага, а папаша – в КРУ, – медленно проговорил Гордеев. – В этом направлении думали?
– А что думать-то? – удивился старший лейтенант Коля Разин, светловолосый и быстрый в движениях оперативник из группы розыска. – Подростки же не могут быть причастными к хищениям, да еще так серьезно, чтобы их за это убили.
– Они могли стать жертвами похищения. Вернее, основная жертва – сын Смелянских, а девочка просто оказалась не в то время не в том месте.
Разин вытаращил глаза на Гордеева.
– Да ладно! У нас в стране детей не похищают ради выкупа, это только там, на Западе, бывает. В Уголовном кодексе даже статьи такой нет, потому что ее прикладывать некуда.
С этим было трудно спорить. Статьи действительно не было. Но ведь все когда-то случается в первый раз. Тем более что и раз-то выходит не первым, ведь было в Москве аналогичное дело лет пять-шесть назад, Гордеев хорошо его помнит.
– Ты был у Смелянских дома?
– Конечно.
– И как там у них?
– Ну, – Разин усмехнулся, – сам можешь догадаться. Полная чаша или как там еще говорят про такие хаты. Но мы не ОБХСС, мы в это не лезем, мы – группа розыска, наше дело – пропавших искать.
– Не лезете, значит, – негромко повторил Виктор. – А я бы посоветовал. Ладно, это я сам сделаю, все равно и Мосгорисполком, и универмаг – не ваша земля, тут придется на уровне города действовать.
Гордеев снова пробежал глазами длинные списки тех, кого успели опросить за два минувших дня. Нет, пожалуй, он погорячился, когда впопыхах восхитился объемом проделанной работы. Одноклассников пропавшего мальчика – восемнадцать, одноклассников девочки – двенадцать, а ведь в классе обычно бывает в среднем тридцать школьников. Не всех, стало быть, нашли. Если бы родители вовремя обратились в милицию, то был бы хороший шанс застать всех одноклассников в школе во время уроков. Однако Смелянские и Муляры рассудили иначе, пытались сами найти детей, объезжали на машине район, обзванивали тех, кого знали, с утра надеялись отыскать Аллу и Сергея в их школах и только около 11 утра обратились в милицию, к тому же сделали это не сами, а через третьи руки: позвонили какому-то знакомому из МВД, а тот уже спустил команду по инстанциям вниз. На прохождение команды ушло время, и в итоге ребята из группы розыска оказались в школе только около половины второго, когда пятый урок уже закончился. Но все равно сделано очень много, язык не повернется упрекнуть районных оперов в лени и бездействии. Никто из опрошенных ничего полезного не рассказал. Ни Сергей, ни Алла, которую все называли Аленой, не упоминали о желании сбежать, и никто из знакомых Сережи не сталкивался с ним на улице вечером в среду. Ничто в поведении детей не указывало на подготовку к отъезду, да и вне дома они оказались не по собственной инициативе, а исключительно потому, что мать Сергея самолично выпроводила их погулять и сходить в кино. Виктор еще раз пролистал записи, которые предоставили оперативники: кассир и контролер детского кинотеатра опрошены, фотографии подростков им предъявлены, но ни та, ни другая их не вспомнили, что, в общем-то, вполне понятно. Кассир смотрит на деньги и на схему рассадки, контролер – на билеты, а не на лица. В ближнем к дому Смелянских кинотеатре шел фильм для взрослых, и контролер клялась и божилась, что никакие подростки не пытались пройти на последний сеанс, иначе бы она их точно запомнила, потому что ни за что не пропустила бы. В том кинотеатре, где мать Аллы Муляр пыталась найти детей, картина аналогичная: зрителей много, а контролер один; фильм американский, приключенческий, без возрастных ограничений, подростки на таких сеансах – дело обычное, и с родителями приходят, и одни, нет никаких оснований обращать на них особое внимание.
– Собачников искали? – спросил Гордеев. – В записях что-то не нахожу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Кое-что успели, но пока мало, – признался старший лейтенант. – Все силы бросили на отработку связей. Опросили только тех, кто выгуливает собак в непосредственной близости от дома Смелянских. Ну, в общем, кого нашли за один вечер…
– Надо весь микрорайон отработать.
– Да знаю… Сделаем, конечно, но рук не хватает. Слушай, Виктор, а что у вас на Петровке говорят?
– О чем?
– Ну… Об этом всем. Будет новая линия партии? Или все останется, как было?
– Тебя интересует именно линия партии? Или кадровая политика? – с усмешкой спросил Гордеев. – Сами ничего не знаем.
– Ладно, не хочешь говорить – не говори, – с обидой сказал Разин. – Давай руководи, раздавай указания, коль уж тебя сверху прислали.
– А чего тебе указывать, если ты и сам все знаешь? Доделывайте то, что не успели, школу там, собачников в радиусе километра от дома Смелянских. Кто-то же должен был их видеть, не могли два подростка в воздухе растаять. Продуктовые магазины до восьми вечера открыты, надо в них поспрашивать, может, ребята заходили купить что-нибудь, конфеты, например, шоколадку, газировку, сладкие булочки. Киоски «Мороженое» не забудьте. Надо попытаться хотя бы определить направление, в котором они двигались. И вот еще что, Коля: не хочу действовать за вашей спиной, поэтому предупреждаю, что собираюсь сам побеседовать с родителями подростков.
Разин вскинул на него недоверчивый и вмиг похолодевший взгляд.
– Зачем? Будешь проверять, хорошо ли мы их опросили? Правильные ли вопросы задавали?
– Хочу понять, почему они так долго не заявляли о пропаже детей. Это же ненормально, согласись: не бежать в милицию в тот же вечер, ну в крайнем случае ночью, если они какое-то время еще ждали и надеялись, а тянуть до утра. Ты можешь дать голову на отсечение, что родители не причастны?
– К чему не причастны? К исчезновению собственных детей? Ты сам себя слышишь вообще? – возмутился Николай. – Да у них полтора десятка человек в гостях было в тот вечер, и никто, ни Смелянские, ни Муляры… Вообще-то нет, мать девочки уходила, вернее, уезжала с одним из гостей, хотела ребят отловить у дальнего кинотеатра… Но все равно ты ерунду говоришь! Тем более мать, эта Татьяна Муляр, не одна была. А тот гость, который с ней ездил, на сообщника в таком деле никак не тянет.
– И что же это за выдающийся гость такой? – прищурился Гордеев.
– Начальник управления в Министерстве торговли, – торжественно объявил Разин. – И с ними в машине был еще водитель. Что, не тянет на предварительный сговор группой лиц? У вас там на Петровке все такие умные, майор Гордеев? Или для надзора за нами специально выбрали старшего опера с самыми завиральными идеями?
Это было грубо и нарушало субординацию. Виктор старше по званию и по должности, и по идее за подобное хамство старшего лейтенанта следовало сурово осечь, поставить на место и показать, кто есть кто. Разговаривать в подобном тоне со старшим опером МУРа, которому поручено осуществлять контроль за ходом розыска и оказывать методическую помощь, совершенно недопустимо. Но Виктор Гордеев давно выучил одно нехитрое правило, которое почему-то мало кто соблюдал: прежде чем что-то сделать, надо подумать о цели, только не о ближайшей, а о следующей, как бы «через шаг». Бывает очень полезно. Какова в данном случае ближайшая цель? Указать зарвавшемуся старлею на его место и заставить быть вежливым и уважительным. А что у нас «через шаг»? А через шаг у нас слаженная, тщательная и хорошо скоординированная работа по розыску пропавших подростков. А через два шага – успешное завершение розыска. Достижение ближайшей цели может поставить крест на тех задачах, которые «через шаг», а это, в свою очередь, похерит все шансы на то, что исчезнувших ребят через два шага найдут быстро. Поставленный «на место» человек, может, и станет вести себя по-другому, но любить и уважать тебя точно не начнет, обида – штука коварная и противная, она разъедает все вокруг и портит не только личные отношения, но и общую служебную деятельность, сказываясь на результатах работы всего коллектива. Ведь это же так просто! Но люди, увы, редко принимают это во внимание.
