Они прожили вместе около года. Для Виши это было счастливое время – она занималась тем, что ей было более всего по душе, если что, всегда могла спрятаться за Джесхета, ее любили и баловали. Однажды осенью она вернулась в Одайн после удачной вылазки в Лес. Не заходя домой, почти вприпрыжку бросилась в мастерскую к татуировщику Гроуги – так не терпелось ей похвастать новым рисунком на ладонях; к счастью, краска из ягод готовилась быстро, и уже через три часа Виша, гордо задрав подбородок, подошла к дому профессора Ломара. Переступив порог, она поняла, что что-то не так. Дом был каким-то огорченным, что ли. Притихшим. Виша прошла в гостиную – вся немногочисленная мебель была на месте, вот только исчезло несколько картин, однако в кабинете дела обстояли куда хуже. Книжные полки почти полностью опустели, того, что на них осталось, не хватило бы и на библиотечку запасливого первокурсника. Выдвинутые ящики письменного стола тоже были пусты; стенной сейф, где профессор Ломар держал свою коллекцию реликвий, был открыт и, разумеется, тоже пуст. Виша оглядывалась с недоумением, быстро переходящим в испуг. Атмосфера брошенного, разоренного жилья, всего пару недель назад бывшего ей почти домом, действовала более чем угнетающе. Наконец, ей пришло в голову заглянуть в свою комнату. (Несмотря на общую спальню, Джесхет настоял на том, чтобы занималась Виша отдельно и просто могла уединиться при желании.)
Ее комната осталась не потревоженной; все вещи на своих местах: на широком столе разбросаны кристаллы с записями, в стеклянном запаянном экошаре меланхолично шарится по дну бирюзовая креветка, предоставленная себе самой на веки вечные, на спинке кресла висит домашняя рубашка в сине-белую клетку, отнятая у Джесхета в первый же вечер после вишиного переезда. На небольшом столике, стоящем у дивана, белеет листок бумаги, придавленный небольшой коробочкой. Виша уже не торопясь взяла записку – на письмо эти торопливо начерканные малопонятным почерком профессора Ломара слова не тянули, и медленно, словно переводя с малознакомого языка, прочитала… Он благодарил ее за прожитый вместе год, сообщал, что она может жить в его доме, сколько захочет, что он очень сожалеет, но… разумеется, искать его бесполезно. Они больше не увидятся. Никогда.
Виша села на краешек дивана, смяла в кулаке зашуршавший листок. Потом машинально взяла в руки и открыла коробочку – в гнезде из фиолетового бархата лежала та самая подвеска работы дома Рилло, так полюбившаяся ей. Ажурный, легкий, хранящий дыхание ранней зимы медальон. Схваченные нежданным морозом цветы, застывшие, припорошенные инеем, похожие на карамель. Переведя дыхание, Виша закрыла коробочку и поставила ее на стол. Это было уже слишком. Она знала, сколько стоит эта вещица, и не намерена была таскать на шее целое состояние. Когда она найдет Джесхета, то выскажет ему все, и – не исключено – кинет в него этой коробкой… и тут ей показалось, что кто-то сильно ударил ее под колени. Опустив лицо в ладони, Виша опустилась на пол и заплакала.
Неделю она слонялась по пустому дому, не в силах заставить себя выйти хоть на минуту. Ей казалось, что Джесхет вот-вот вернется и этот дурной сон, в котором она обречена ходить из комнаты в комнату, вздрагивая от несуществующих шорохов, прекратится. Он вернется. Вернется. Но при условии, что она никуда не будет выходить. Нелепость подобного убеждения не казалась ей такой уж очевидной, скорее она видела в ней залог успеха. Еду она заказывала через коммуникатор, все остальные каналы связи, работающие на вход, блокировала, днем спала, ночью просматривала свои старые записи, исчерканные Джесхетом, слушала музыку, плакала, бродила по комнатам, опять плакала, рисовала на стенах, что-то ела, опять плакала… Она даже не обратила внимания на то, что куда-то исчезла Уху, ее тотем; признаться, она о ней и не вспоминала. А потом в дверь постучали, она открыла, и на пороге оказался не парень из службы доставки, а ее младшие братья, и на плече одного из них сидела сова. Тень и День никогда не вмешивались в жизнь своей сводной сестры, считая это неприличным и небезопасным. Увидев Вишу, они, не сговариваясь, охнули, переглянулись и ни о каких правилах больше не вспоминали.
Она сидела в углу, поджав под себя босые ноги, и что-то царапала на стене – неровные, ломаные строчки…
В руки твои попадуненарокомстану твоим кратковременнымобморокомсаднящей ссадинойна разбитой коленкев ладонных впадинахскользнувшей лентойСтань моим преждевременнымопытомнастоящего счастья…
Аккуратно, почти ласково Тень убрал ее убежденность в необходимости домашнего ареста, погасил сопротивление, усыпил самостоятельность. Потом братья быстро помогли ей, мало что соображавшей после манипуляций Тени, собрать вещи, и отвезли сестру к себе. На вахту им было только через три дня, так что они успели как следует поработать с ее разбитым сердцем.
Техники брохусов предполагали ментальный контроль растительных сообществ, однако орден смог добиться некоторых успехов и в диалоге с человеческим сознанием. Эти знания не афишировались и официально не признавались, и даже владеющие методикой работы с людской психикой брохусы старались не практиковать в этой области. Вишины младшие братья не были исключением, просто они очень любили свою сестру. День смог договориться с вишиной памятью, и она убрала с глаз долой сам образ Джесхета Ломара – то, как он выглядел, как звучал его голос, каким было его прикосновение. Тень уравновесил эмоции сестры, сумел направить ее внимание вовне. Это не означало, что Виша все забудет и начнет жить, словно ничего и не было; но мучиться она перестанет. Братья хотели быть спокойными, оставляя ее одну в городе на время своей вахты. Проснувшись через сутки крепкого, спокойного сна Виша поняла, что братья позаботились о ней, как могут только брохусы. Она прислушалась к себе: любовь никуда не делась, чувство потери тоже, но они отступили, смягчились и не напоминали о себе каждую секунду. Можно было жить дальше.
Когда Тень и День отправились в сторожевую башню, оставив Вишу хозяйкой в своей огромной квартире, она собралась с силами и отправила запрос на факультет. В ответ получила холодный приказ явиться к руководству. Виша подозревала, что вряд ли ее встретят с распростертыми объятиями – слишком много хвостов тянулось за ней, да и семестр начался чуть ли не месяц назад, а она не соизволила даже появиться в Школе. Тем не менее, она надела парадную форму (к руководству в рабочем комбинезоне не являются), и пошла. Как выяснилось, не зря. Ректор Высшей Магистратской Школы, на дух не выносивший профессора Джесхета Ломара, зеленеющий от зависти при одной только мысли о его репутации лучшего реликвария в Одайне, не упустил случая отыграться на его ученице. Више припомнили все – и старое, и новое, и за десять лет вперед авансом. И выгнали с треском, как есть в парадной форме.
Глава вторая. Тяжелый квест
Виша шла, сунув руки в карманы и глядя перед собой невидящими, лихорадочно блестящими глазами; в ее голове, в такт неровным, быстрым шагам, билось одно только слово: «Ненавижу, ненавижу, не-на-ви-жу!!!..» Полы ее длинного, ярко фиолетового плаща раздувал ветер, одетая так некстати сегодня парадная форменная одежда отсвечивала тусклым серебром, а туго застегнутый высокий воротничок заставлял высоко держать голову, спесиво задрав подбородок. На щеках девушки поблескивали две мокрых дорожки, начинавшиеся где-то в уголках глаз, рот был так крепко сжат, словно вознамерился не выпускать более ни одной улыбки. Она была похожа на мстительного духа, одного из тех, что были изображены в древнем трактате по демонологии… в коллекции ее бывшего учителя были и такие книги.
Когда она свернула в грязный, неосвещенный переулок – конечно, можно было и по чистой и относительно безопасной улице топать, но так было короче, а вишино терпение было на исходе, – от стены отделилась и поползла ей навстречу какая-то тень. Доползти до Виши и тем более сформулировать свои требования тень так и не успела, потому что девушка, прямо скажем, обрадованная преподнесенным ей поводом, окатила ее таким менто, что ей самой даже полегчало на секунду. Безусловно, обучение подобным приемам не входило в программу школы при магистрате, да и собиратели ментальные атаки на людях не практиковали, но вот брохусы имели свои собственные техники и при случае могли ими воспользоваться. И уж чем-чем, а всяческими гадостями младшие вишины братья делились с ней охотно. Тень громко охнула, схватилась за голову и, перемешивая стоны с ругательствами, уползла в темноту подворотни.
