– Я лишу себя жизни!
– Какая потеря для науки!
– Да, а что же мне еще остается делать?
Дашкова подперла грациозной рукой лукавую головку и задумалась, затем улыбка озарила ее лицо: «Бесценная идея, – проговорила она про себя, – и что самое ценное, ею я одурачу всех, даже императрицу».
– Друг мой, – вслед за этим обратилась она к философу, – если бы я была Дидро, то именно безысходность своего положения я обратила бы в преимущество.
– Но как? Вы только подскажите мне, как?
– Говорящей обезьяны, – продолжала Дашкова, – между нами мы ведь можем в этом признаться, не существует.
– Точно, не существует, – неопровержимо признал теперь Дидро.
– Однако императрица во что бы то ни стало требует ее в качестве доказательства любви к ней.
– Именно.
– Ну, дорогой мой Дидро, – с пафосом произнесла княгиня, – даже если вы не в состоянии доставить сюда обезьяну, то в ваших руках все-таки остается возможность представить императрице более убедительное доказательство своей любви, которое всенепременно ее взволнует.
– Я весь внимание.
– Подарите ей самого себя в качестве говорящей обезьяны.
– Я?.. Себя?.. В качестве обезьяны? – изумился парижский философ.
– Да, вы! – решительно заявила княгиня. – Вы уедете под предлогом исполнения императрицыного желания, затем велите зашить себя в шкуру обезьяны и через посвященного слугу дар будет преподнесен царице.
– Великолепная идея, – закричал Дидро, – принцесса, я хотел бы расцеловать вас за эту идею! – и, несмотря на крики и сопротивления маленькой Дашковой, он прижал ее к своей груди и от души крепко расцеловал.
Вечером при дворе только и разговоров было, что о внезапном отъезде Дидро на Мадагаскар за «говорящей обезьяной».
Несколько недель спустя после отъезда Дидро княгине Дашковой на имя президента Петербургской Академии наук было вручено через французского зоолога послание следующего содержания:
«Высокочтимая и глубокоуважаемая!
Известие о докладе и гениальной теории, выдвинутой нашим великим Дидро, быстро достигло его отечества. Но одновременно, к нашему огорчению, дошел также слух, что некий Лажечников, вероятно являющийся превосходным изготовителем звериных чучел, подверг эту теорию сомнению.
Мы спешим представить в Ваше распоряжение те доказательства, которые могут внести ясность в решение этого вопроса, и с глубоким почтением пересылаем Вам в качестве верноподданнического подарка для Их Величества, императрицы всея Руси Екатерины Второй экземпляр говорящей обезьяны с острова Мадагаскар.
Зоологическое общество в Париже».
Княгиня Дашкова никогда и слухом не слыхивала о парижском зоологическом обществе, однако мгновенно сообразила, что письмо выдумано Дидро, да и податель оного признался, что является никем иным, как простым учителем французского языка, которого Дидро раздобыл в Ревеле для своей комедии.
– И где же сейчас обезьяна?.. То есть, я хотела сказать, господин Дидро? – поинтересовалась княгиня.
– В гостинице «Око Господне», в которой мы остановились.
– Хорошо, скажите господину Дидро, что я сама заеду за ним в карете.
– Господин Дидро хотел бы, чтобы его транспортировали в клетке, – возразил словесник.
– Тем лучше, – молвила княгиня, – я, стало быть, прибуду с людьми, которые ее понесут.
После того, как сей Гермес[19] удалился, княгиня облеклась во все знаки своего сана: огромный allonoe, красную мантию, цепь, и, вооружившись жезлом, первым делом отправилась в Зимний дворец, чтобы уведомить императрицу о небывалом событии. Затем в сопровождении четырех дворцовых слуг, которые несли носилки, она поспешила на постоялый двор «Око Господне».
В Зимнем дворце тем временем собрался весь двор, чтобы встретить обезьяну со всем подобающим этому чуду природы почтением. По особому распоряжению монархини присутствовал также и Лажечников.
Момент, когда обезьяну доставили в зал, был весьма торжественен. Императрица стояла в окружении придворных дам, кавалеры расположились полуовалом.
Процессию возглавляла княгиня Дашкова с обряженным в докторское платье словесником, вслед за ней четыре дворцовых лакея внесли на плечах клетку и церемонно опустили ее в самом центре зала.
Императрица первая устремилась к клетке, и это для всех присутствующих послужило сигналом отбросить в сторону этикет и собраться вокруг. Они напирали и толкались, не считаясь ни с чем, как это обычно делает падкая до зрелищ чернь, с удивлением разглядывающая савояра[20] цыгана с медведем.
Маска Дидро была столь удачной и ему удавалось так превосходно подражать осанке и повадкам обезьяны, что все были введены в полное заблуждение, за исключением Лажечникова, изготовителя чучел.
Его острый глаз даже сквозь прутья решетки тотчас же различил нитки, которыми была скреплена шкура.
«Ага! Человек в обезьяньей шкуре, – подумал он, – наберемся терпения и поглядим, что все это значит».
После того, как все досыта насмотрелись на чудо, императрица приказала перенести клетку в свои покои.
– А разговаривать она умеет? – полюбопытствовала прекрасная графиня Салтыкова.
– Как зовут обезьяну? – обратился Орлов к словеснику.
– Жак, – не долго думая, ответил тот.
– Жак! – по-французски крикнула императрица. – Ты умеешь говорить?
– Да, – внятно произнесла в ответ обезьяна.
– Она говорит! – воскликнула Екатерина Вторая.
– Она говорит! – удивился Орлов.
– Она говорит! – изумился весь двор. – Обезьяна говорит!
Французский «зоолог» предпочел поскорее унести ноги; у императрицы поначалу возникло было намерение поручить ему присмотр за чудом света, но потом для этого к обезьяне приставили надежного дворцового лакея.
Клетку установили в особых апартаментах, и императрица сама кормила обезьяну, которая с исключительной готовностью брала фрукты и конфеты из ее рук и вообще оказалась обезьяной в высшей степени образованной.
До самого вечера, уже одним своим присутствием в Зимнем дворце, она представляла достаточный повод для развлечения, однако нет ничего в мире более непостоянного, чем настроение женщины, а уж самодержице, очевидно, сам бог велел быть самой непостоянной из женщин.
В полдень Екатерина была просто очарована обезьяной, во второй половине дня та еще доставляла ей изрядную радость, но когда наступил вечер, обезьяна стала ей безразлична. Императрица сидела с Дашковой в будуаре и в задумчивости пощелкивала пальцами.
– Чем бы нам теперь заняться? – несколько пресыщенно спросила она.
– Велите привести обезьяну, – предложила княгиня.
Императрица с неподражаемым презрением скривила губы.
– Интересно, где сейчас Дидро? – начала она.
– На корабле, ваше величество.
– Жаль, мы могли бы продолжить урок.
– Но ведь есть обезьяна, – проговорила Дашкова.
– Не могу же я с обезьяной читать Платона!
– Почему бы и нет, – молвила в ответ княгиня, – надо только попробовать.
Монархиня пожала плечами.
– Я, однако, подумала, что нам хорошо бы знать, выдрессирована ли обезьяна, – сказала она, – и обучена ли она выделывать какие-нибудь кунштюки.[21]
Княгиня немного испугалась за Дидро, и все же озорство одержало верх над состраданием.
– О! Разумеется, кунштюки выделывать она мастерица.
После этого императрица в сопровождении Дашковой отправилась с визитом к обезьяне, которая с весьма унылым видом сидела в клетке, однако с появлением обеих дам выказала несомненные признаки радости.
– Давайте выпустим ее из клетки, – предложила Дашкова.
– А она нас не покусает? – предположила царица, но быстро решившись, приказала дворцовому лакею позвать еще четырех других, вооруженных палками и кнутами. Когда челядь заняла свои места, клетка была открыта.
Дидро медленно вышел наружу и потянулся всем телом, которое изрядно затекло в тесной клетке от долгого сидения в фатальной обезьяньей позе.
– Эй! Ты умеешь показывать кунштюки? – спросила царица.
Обезьяна, с подозрением покосившись на устрашающие принадлежности в руках лакеев, отрицательно покачала головой.
– Нет?
– Нет, – ответила обезьяна.
– Но я желаю, чтобы ты проделала кунштюк, – с абсолютным произволом деспотини заключила императрица, – подать сюда палку, пусть она прыгнет через нее.
Один из лакеев горизонтально поднял палку, обезьяна попыталась прыгнуть, но затекшие ноги отказались служить, и она шлепнулась носом об пол.
– Еще разок, – не унималась императрица.
Обезьяна попробовала еще раз, еще четыре раза, но все безуспешно.
Екатерина Вторая потеряла терпение.
– Ну погоди, уж я тебя вышколю! – воскликнула она, гневно сверкнув глазами, и быстро взяла плетку из рук одного из слуг.
Дашкова готова была откусить себе язык, чтобы не расхохотаться, но Дидро было совсем не до веселья, он закричал и спрятался за клетку, где затаился, дрожа всем телом.
