— И смотреть не стану!..
И всё-таки посмотрела.
И удивилась.
Как же она так успела? Уже обобрала почти половину грядки. И почему-то сидит не сбоку, как все, а на самой серёдке. Глупо! Ничуть не глупо, а очень правильно: теперь ей не придётся обирать гряду со второго бока.
Может быть, и ей так же сделать? Ни за что на свете! Ещё подумает, что обезьянничает!
И вдруг Наташа заливается румянцем до самой шеи. Как, она собрала меньше всех? Нет, не будет этого!
И со всей быстротой, на которую только способны её руки, Наташа стремительно и ловко начинает обрывать огурцы, неожиданно для самой себя оказавшись, как и Катя, на самой середине длинной зелёной гряды.
Глава 8. Анюта рассказывает
А в это время четыре девочки — Анюта, Клава, Вера и Мила — успели натаскать из колодца к овощехранилищу воды и для приготовления рассола и для мытья огурцов. И если они управились с этой работой сравнительно быстро и легко, это было заслугой Милы: она предложила носить воду не каждой в отдельности по одному ведру, как это было заведено в детдоме, а вдвоём и притом баком с двумя ручками, куда сразу входило три ведра.
Овощехранилище, где они находились, очень походило на то бомбоубежище, в котором они все — Мила, мать и братишка — отсиживались от фашистских самолётов, пока оставались в Курске. Спускаться туда нужно было тоже по земляным ступенькам. Крыша, плотно прикрытая толстым слоем дёрна, своими нижними краями упиралась в землю.
Изнутри всё было, конечно, по-другому.
Внутри овощехранилище было разгорожено досками на отдельные клетки разной величины. И Мила, расхаживая взад и вперёд по узкому проходу, мысленно по-хозяйски прикидывала, куда и как будет распределён урожай.
Конечно, самые большие отделения пойдут под картофель. Клети поменьше можно под морковь, брюкву и свёклу.
Что касается лука, его нужно сначала просушить, а потом связать в длинные плети и развесить по стенам там, где тепло и сухо.
В передней части овощехранилища, у самых дверей, стояла высокая кирпичная печь, которую, Мила знала, зимою придётся топить каждый день, а в сильные морозы, чтобы овощи не подмёрзли, может быть, и по утрам и на ночь…
Ближе к выходу, где было светло от лучей солнца, падавших через дверь, стояли кадки и бочки. Здесь всё было приготовлено для соления огурцов.
— Сами строили или от колхоза получили? — спросила Мила у Анюты.
Вера и Клава ушли в кладовую получать соль, а они вдвоём остались поджидать с огорода огурцы.
— Сами. Недавно построили. Этим летом, — ответила Анюта.
— Наверное, когда сюда приехали, тут много чего не было? Или ты тоже недавно и не знаешь?
— Нет, я тут с первого дня. Я из Москвы вместе с Клавдией Михайловной и Софьей Николаевной ехала.
— Софью Николаевну я знаю: наша воспитательница.
— А Клавдия Михайловна — наш директор.
— Я ещё не видала её.
— Она в городе, хлопочет разные вещи к зиме.
— Значит, ты приехала сюда с самого начала? Ты сама-то из Москвы?
— Нет, я из Погорелого-Городища. Знаешь такой город?
— Нет, не знаю.
— Я в Москву приехала погостить, а тут война. Вернуться я не смогла, вот меня и определили в детдом к Клавдии Михайловне. Нас из Москвы немного ребят ехало… Этот детдом только во время войны организовался, знаешь?
— Знаю. Военный детский дом.
— Вот-вот… Здесь всё большею частью ребята, которые в эту войну потеряли родных… Когда мы уезжали из Москвы, нам сказали: «Едете в Марийскую республику, будете жить в городе Йошкар-Ола». Я всю дорогу думала: какая это Марийская республика? Какой это город Йошкар-Ола? Сначала не могла запомнить названия…
— Тут интересные тротуары, — проговорила Мила: — вроде мосточков деревянных. Осенью и весной тут, наверное, топко?
— Ещё как! А ты обратила внимание — когда ходишь по этим тротуарам, ноги сами собой постукивают. Ловко получается, правда?
— Ловко!
— Мы сначала думали, что в городе останемся. Потом нам сказали — будете жить за пятнадцать километров, в деревне Цибикнур. Наша Клавдия Михайловнам с Ольгой Ивановной сюда съездили, всё поглядели, наладили, а потом и мы двинулись. Знаешь, сколько за нами сельсовет прислал подвод? Двадцать! Честное слово! Длинный-предлинный растянулся обоз. Был август, самая уборка. Мы едем, а колхозники со всех сторон бегут на нас поглядеть. Хорошо нас встречали. Малиной угощали, лепёшками. Будто мы к ним в гости приехали… Поселились мы в этом доме. Тут раньше школа была. Теперь школа в новом доме, а этот нам отдали. Видала за полем: с большими окнами? Это школа.
Мила кивнула головой. Когда они ехали сюда из города, Катя ей показала тот дом и сказала: «Если это не школа, значит детдом… А если не детдом, значит школа!» Они ещё полюбовались, как хорошо стоит дом: на пригорке, окружённый тонкими яблоньками. Видно, и яблони были посажены совсем недавно.
— А кухни со столовой и вовсе не было, — продолжала Анюта. — Просто была большущая изба. Плиту уже при нас сложили и столовую сделали. Знаешь, первое время, когда приехали, у нас кухня в яме была…
— Ну-у? — удивилась Мила. — Как это в яме?
— Не веришь? Вырыли яму, вроде траншеи, сложили из кирпичей очаг, с боков эту траншею обложили дёрном, чтобы искры не разлетались по сторонам. На кирпичи положили железную плиту, а над ямой, на случай дождя, устроили навес. До самых холодов так жили. А как начались заморозки, тут подоспели и кухня и столовая.
— А баню тоже сами строили? — спросила Мила, вспомнив, как славно она попарилась после приезда. — Банька здесь хорошая!
— Да, это всё Клавдия Михайловна. Это она велела сделать большую печь с трубой и с двумя котлами. Пол перестлали, предбанник утеплили. А в предбаннике, над лавками, видела полки с отделениями? Это для белья.
— Мне хоть и не говорили, я так и догадалась, — сказала Мила.
— Слушай, Мила, — вдруг проговорила Анюта и сощурила свои выпуклые и немного близорукие глаза, — а где Катина мама? Говорила она тебе о своей маме?
— В том-то и дело, — грустно сказала Мила, — в том-то и дело, что Катиной мамы, наверное, нет больше в живых… Катя ничего о ней не знает.
— Почему ты так думаешь, что её нет в живых?
— Нашла бы она свою дочку, если была бы живая. Они растерялись в самом начале войны. В самые первые дни.
— Обязательно нашла бы…
— Вот и я так думаю. Конечно, Кате нельзя говорить, что у неё нет мамы… Ни-ни! — строго сказала Мила. — Ведь она всё надеется… всё надеется…
— Сама понимаю, — вздохнув, сказала Анюта. — У меня тоже ничего не известно про маму, бабушку и братишку. И про папу одно время тоже ничего не было известно. А потом Клавдия Михайловна помогла найти. Сейчас я ему пишу письма на полевую почту. Он у меня на фронте.
— А у меня папаша остался партизанить в лесах, — сказала Мила.
— Знаешь что? — внезапно предложила Анюта. — Всё равно нам вчетвером с огурцами не управиться, давай позовём сюда твою Катю. Пусть она с нами будет, а?
— Пусть. А что завхоз скажет?
— Ольга Ивановна говорила, что придётся пятую звать, думаю, пусть Катя. Ладно?
— Тогда я схожу за Катюшей на огород.
— Сходи…
— А если привезут огурцы?
— Ничего, я пока одна управлюсь.
Глава 9. Наташа
Наташа изо всех сил старалась на своей грядке. Она видела, как приближается к ней далёкий конец этой грядки, а за её спиной остаются зелёные горки огурцов.
Вот захотела и обогнала даже тех, кто работает по-двое на одной гряде! Захотела и не отстаёт!
Она ловко отворачивала шершавые лапчатые листья, и руки сами находили прохладные твёрдые огурцы. Даже не глядя, наощупь, она узнавала, какие они. Вот этот длинный, пупырчатый — самый хрустящий огурец, с крохотными зёрнышками. А у этого круглого, пузатого — белое брюшко. Такие никогда не бывают горькими. Всегда сладкие, как сахар. А этот огромный, жёлтый — наверное, перезрелый.
Отрывая правой рукой огурец, она левой придерживала черенок, чтобы с корнем не вырвать всю плеть. Много на каждой совсем крохотных огурчиков. Пусть их ещё немного подрастут!
Уже давно вся злость и огорчение с неё слетели. Зачем она так обидела новенькую? С добродушным и слегка покровительственным видом она покосилась на Катю. Работает. Старается. Такая бледная, худышка! Ничего. Тут, у них в доме, она живо поправится. Наверное, назначат дополнительное питание.
Спросить у неё о чём-нибудь? Заговорить?.. Только как же так просто, если они в ссоре?
Когда Аркаша прибежал за огурцами, он снова свистнул, однако на этот раз одобрительно.
— Постаралась! — сказал он, кивая на огурцы. Наташа подняла к нему своё разгорячённое работой, пунцовое лицо.
— Теперь ты, пожалуй, больше всех набрала.
— Правда?!
Глаза у Наташи блестят.
