…Но какой дождь! Сколько времени он может лить? Весь день или тысячу лет?
Главное, все ребята чем-то занялись, только она целое утро не знает, куда ей приткнуться.
А что делает Нюрочка? Интересно, чем это она так увлеклась?
Наташа отрывает от стекла свой побелевший нос и смотрит на Нюрочку.
Так и есть! Взяла её собственный, Наташин, лоскуток. Зелёный в клеточку. Сейчас она ей покажет!
— Нюра! — не очень громко, но очень внушительно говорит Наташа.
От неожиданности и, главное, от строгости Наташиного голоса Нюрочка вздрагивает.
— Что?
— Откуда у тебя этот лоскут? Да, да, этот, клетчатый.
У беленькой Нюрочки испуганно дрожат ресницы. Она смотрит на Наташу и, заикаясь, говорит:
— На… на тумбочке… на этой… Возьми, если он твой…
— Конечно, он мой! — говорит Наташа и хмурит брови. — Конечно, он мой, а то чей?
И вдруг ни с того ни с сего произносит равнодушным и скучным голосом:
— Ладно. Бери себе, если он тебе нравится…
— Насовсем? — шепчет Нюрочка, не веря своим ушам.
— Конечно, насовсем! Неужели наполовинку!
А дождь льёт, льёт…
Наташа снова прижимается носом к стеклу. И вдруг глаза её загораются. Прямо от почты, направляясь к их дому, идёт почтальон Алёша. Его почтарская сумка, толстая, набитая письмами, висит сбоку. Он широко и твёрдо шагает по мокрой и, наверное, очень грязной дороге. И Наташе кажется, будто она слышит, как постукивают деревяшки, которые Алёша, как и все марийские ребята, обязательно подвязывает к подошвам, чтобы дорожная грязь не прилипала к ногам.
Наташа распахивает обе створки окна.
Дождь, словно только и ждал этого целое утро, с силой врывается в комнату. В одно мгновение Наташино лицо, руки, косички покрываются крупными водяными каплями.
Но ей всё равно.
— Алёша, — кричит она, стараясь перекричать шум дождя, — мне есть?
Она высовывается из окна. Дождь хлещет за воротник платья, захлёстывает в комнату…
Алёша видит её, слегка похлопывает по толстой кожаной сумке и мотает головой. Но не понять, есть или нет! Он что-то кричит. Но дождь так громко стучит, что Алёшины слова совершенно невозможно разобрать.
— Наташа, — шипит Нюрочка, — зачем ты напускаешь дождик? Закрой окно! Вот скажу Софье Николаевне…
— Ябеда-лебеда, выросла у пруда! — ликующим голосом кричит Наташа и опрометью выскакивает из спальни.
Раскрытые створки хлопают от дождя и ветра. И Нюрочка, ворча и отфыркиваясь, закрывает окно.
А Наташин голос разносится по всему дому:
— Алёша! Алёша! Алёша идёт!..
Но кто-то ещё раньше увидел Алёшу. Топот детских ног уже раздаётся по всему коридору.
Но разве Наташу опередишь?
Она уже распахнула входную дверь.
Она уже на крыльце.
— Наташа, Наташа, не смей выбегать на дождь! — кричит Софья Николаевна. — Простудишься!
Куда там!
Один скачок — и Наташа с крыльца прыгает в большую лужу… Фонтаном взлетают брызги и обдают её всю, с ног до головы.
Не всё ли равно?
Алёша уже рядом.
— Алёша, — кричит Наташа, цепляясь руками за Алёшину почтарскую сумку, — ты только скажи, а мне?
Алёша кивает головой на сумку и лукаво говорит:
— Тут? Ничего нет…
— Нет?! — На глазах у Наташи готовы выступить слёзы. — Нет…
Но Алёша, продолжая лукаво посматривать на Наташу, отворачивает мокрыми пальцами край своего парусинового пиджачка. Голубой уголок конверта выглядывает из внутреннего кармана.
— Моё?! — На щеках у Наташи вспыхивает румянец. — Положил отдельно… Какой ты, Алёша!.. — У неё благодарно блестят глаза.
А дождь льёт, как нарочно, с необыкновенной силой… По лицам Наташи и Алёши скатываются быстрые дождевые струйки.
— Ах, Алёша, Алёша, значит ты тоже очень рад, когда мне от мамы письмо?..
— Ты такая нетерпеливая, — говорит Алёша и прибавляет: — Разве ты дождёшься, пока я тебе достану письмо из сумки?
— Дай скорей!
Они входят в дом, вот уж действительно промокшие до костей!
— Наташа, — очень строго встречает её Софья Николаевна, — что ж это такое?
Сейчас нужно бы пожурить девочку, сказать насчёт дисциплины и всего прочего, но Наташа смотрит на неё такими счастливыми глазами!..
— Софья Николаевна, — говорит она умоляющим голосом, — завтра ругайте хоть целый день, а сегодня, пожалуйста, не надо: мне письмо от мамы…
Да, разве можно кого-нибудь ругать, когда приходит Алёша с письмами? Для одних это минуты радости и счастья, для других — горькое разочарование… Но и с теми и с другими нужно быть как можно нежнее и мягче…
И Софья Николаевна только пробует рукой влажные Наташины косички, вымокшее платье и говорит:
— Ведь вся насквозь! Иди переоденься, простудишься.
— Ничего, ничего, не простужусь… Я так рада, так рада!..
Глава 11. Письмо от мамы
Теперь Наташе всё равно, идёт ли дождь, выглянуло солнце или наперекор всему наступила зима! В руках у неё письмо в голубом конверте. Обратный адрес — «Полевая почта 2852, Т. Иванова».
Ух, какое тяжёлое письмо! И, кажется, там что-то твёрдое?! Наташа нетерпеливо рвёт конверт.
Карточка! Карточка!
Наташа вскачь несётся по коридору обратно в спальню. Она садится на кровать и начинает жадно всматриваться в мамино лицо.
Всё-таки снялась! Сколько времени обещала, никак не могла собраться и наконец всё-таки снялась!
Наташа осторожно, одним пальцем, гладит смеющееся мамино лицо, которое всё поместилось на её раскрытой ладошке.
Глядите-ка! Глядите-ка! На погонах у неё прибавилась ещё одна звёздочка!
Значит — военный корреспондент лейтенант Иванова.
Ух ты, как важно! Нужно будет всем ребятам рассказать.
— Теперь полежи, пока я буду читать твоё письмо, — говорит Наташа и поудобнее укладывает мамину карточку на самой середине своей подушки.
«Дорогая моя девочка! Так вышло, что не писала тебе несколько дней. Прости, дружочек. Не обижайся. Никак не могла, хотя всё время думала о тебе и скучала. Сейчас мы вышли к большой реке. Помнишь, два года тому назад мы втроём — папа, ты и я — плыли на пароходе по этой реке? А город весь в огнях ты помнишь?»
Конечно, Наташа помнит. Это было позапрошлым летом. Тогда ещё не начиналась война. У папы и у мамы отпуск был в одно время, и они все вместе отправились на пароходе по Волге. Какое это было счастливое и весёлое путешествие!
Значит, мама теперь на Волге?
Наташа помнит, как они ночью плыли мимо большого города. Наташа спала в каюте, вдруг прибежала мама, растормошила её, велела накинуть халатик и потащила сонную на верхнюю палубу.
Город растянулся на много-много километров. Он весь переливался и блестел тысячами электрических огней. Из репродукторов звучала музыка и разносилась над водой. А тёмное небо, казалось, спустилось вниз и мягко укутало и город в огнях, и реку, в которой отражались эти огни, и пароход, который медленно плыл по Волге…
«…Теперь, Наташик, тут всё неузнаваемо. Столько разрушенных домов, столько развалин! И всё кругом перевито колючей проволокой. Всюду окопы, блиндажи, противотанковые рвы. Всюду зенитки и пулемёты. Сейчас я тебе пишу из глубокого-глубокого подвала. Здесь помещается редакция нашей газеты. Тут совсем безопасно, так что ты за меня не бойся, девочка моя. Главное, будь сама здорова. Кончится война, мы снова будем вместе и заживём с тобой ещё дружнее прежнего».
А в конце еще приписка:
«Кончаю письмо и целую тебя очень крепко. Сегодня у меня важное задание. Иду на передний край. Привет всем. Обязательно всем! Никого не забудь!
Твоя мама».
Теперь до самого вечера у Наташи нет ни одной свободной минуты. Ведь мама написала «привет всем», и Наташа щедро раздаёт мамины приветы решительно всем, кого встретит на своём пути.
— Николка, — кричит она ликующим голосом, хватая за руку скуластого восьмилетнего Николку из младшей группы, — тебе от мамы привет!
И Николка, о существовании которого Наташина мама, вероятно, и не подозревает, весело смеётся и кивает стриженой головой.
— Ей тоже от меня привет, — говорит он.
— Передам! — обещает Наташа и бежит дальше.
— Аркаша, — кричит она, с разбегу налетая на Аркадия, — тебе от мамы самый боевой привет! (Уж она-то знает, чем угодить Аркаше!) Вот её фотокарточка. Хорошая она у меня?
— Очень! — горячо говорит Аркаша. — Дай как следует посмотрю…
— После, после! — кричит Наташа и бежит дальше.
Кому бы ещё? Вале Сурковой? Жене Воробьёву? Нет, им можно не передавать. Они сегодня, кажется, получили по письму. Им и так хорошо.
Вдруг она видит Зину, редактора их стенной газеты.
— Гляди-ка, Зинушка, у моей мамы ещё одна звёздочка… Ты рада?
— Очень. Передай маме привет и поздравление. Почему она так давно нам ничего не посылает в стенгазету?
