Я опять окликнула маму и потом увидела ее в тени у двери. Она медленно шагнула внутрь, отодвинув синим атласным шлепанцем бумаги. Но к окну не пошла, а осталась стоять там и смотреть на проломленную стену и бумажный снегопад.
Дотянувшись рукой до шторы затемнения, я сорвала ее, обмотала тканью ладонь и очистила подоконник от стекла, чтобы пробраться внутрь.
Мама по-прежнему молчала. Она упала на колени и подхватила охапку листков. Я наклонилась и подобрала одну страницу. Это было письмо, пожелтевшее и смятое, адресованное кому-то по имени Сью. И ты знаешь, Пол, оно как будто написано тобой, и поэтому я цитирую его здесь.
Чикаго, Иллинойс, США
31 октября 1915 года
Дорогая Сью!
Знаю, ты сердишься. Пожалуйста, не надо. Даже если оставить разговоры о «долге» и «патриотизме» в стороне, неужели ты правда думаешь, что я смог бы отказаться от такого захватывающего приключения?
Моя мать бродит по дому с красными глазами и всхлипывает. Отец по-прежнему не разговаривает со мной. И тем не менее я чувствую, что поступаю правильно. У меня ничего не вышло в колледже, ничего не вышло с работой. Черт, даже с Ларой не получилось. Я уже начал думать, что в мире нет места человеку, чье наивысшее достижение сводится к мешку с белками. До сих пор никому не потребовались моя удаль и импульсивность. Сью, ты же понимаешь, это дело мне подходит. Ты всегда знала, что хорошо для меня, еще до того, как я это сам осознавал. И сейчас ты знаешь: это хорошо.
Я выезжаю в Нью-Йорк уже завтра, поэтому пришлось попросить маму отослать это письмо. Когда ты станешь читать его, я буду на корабле где-то посреди Атлантики. Плыть на судне «Французской линии» было бы дешевле, но мы с Харри направляемся в Англию. Его там ждет Минна. А я… У меня есть ты. Словно рыцари прошлого, мы не можем пойти в бой, не получив от наших прекрасных дам символ их любви.
Мы высадимся в Саутгемптоне где-то в середине ноября и оттуда двинемся к Лондону. Сью, скажи, что на этот раз ты встретишь меня. Конечно, мне легко просить, гораздо легче, чем тебе покинуть свое убежище на Скае. Не дай мне уйти на фронт, не прикоснувшись к тебе в первый раз, не услышав, как твой голос произносит мое имя. Не дай мне уйти на фронт без твоего образа в моем сердце.
Твой… всегда и навечно,
Дэйви.
— Это мои письма. — Мама собирала другие листки, разбросанные вокруг. — Ты не имеешь права читать их.
Я спросила, что это за письма, кто такая Сью, но она не ответила. Она сидела там с мокрыми глазами и неловкими руками складывала в стопку пожелтевшие странички. За окном наконец-то взвыла сирена.
— Уйди, — простонала мама, прижимая к себе конверты. — Сейчас просто уйди.
Под звуки сирен и зенитных орудий я вышла из дома и, спотыкаясь, пошла в укрытие. Я знала, что мне нужно закончить это письмо тебе, потому что у меня больше нет никого, кому я могла бы рассказать о сегодняшнем вечере. О том, как все, что случилось, кажется теперь абсолютно нереальным.
У меня никогда не было секретов от матери. Ты это знаешь. Но когда я пристроилась в убежище и достала из-под блузки блокнот и вложенное в него письмо Сью, меня мучил один вопрос: что мама от меня скрывает?
Маргарет
Глава пятая
Элспет
Чикаго, Иллинойс, США
17 июня 1913 года
Дорогая Сью, я закончил!
Простите, что так долго не отвечал, но я откладывал до того момента, когда смогу сообщить, что я совершенно и полностью свободен. Ах, какое наслаждение — приняться за письмо без гложущей мысли о недочитанных учебниках! Сейчас сижу в доме родителей, окно распахнуто, летний ветерок раздувает кружевные занавески, и меня не ждет ничего более зловещего, чем недочитанная газета. Можно откинуться на спинку стула, глотнуть прохладного лимонада и писать Вам — непередаваемая роскошь!
Мне кажется, Вы будете горды мной. Я открылся отцу. Наверное, Вы удивляетесь, как я набрался смелости, чтобы сказать ему такое. Помогла моя плохая успеваемость! Он глянул на мои оценки и фыркнул. «Как ты собираешься поступать в медицинскую школу с такими результатами?» — спросил он. «Я не собираюсь, — ответил я. — Не собираюсь и не хочу туда поступать». Он чуть не подавился своим утренним кофе. «Что значит не хочешь?» — «Именно это и значит, отец. Я никогда не хотел учиться в медицинской школе. И теперь слишком поздно переубеждать меня». Он встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул, и с тех пор отказывается говорить со мной. Думаю, только благодаря стараниям мамы он не вышвырнул меня из дома.
Моя сестра тоже здесь, проводит у родителей часть лета, и потому мне проще переносить недовольство отца. К тому же у меня появилась возможность получше узнать свою племянницу Флоренс. В одной из комнат в задней части дома есть такое место, куда солнечный свет падает особенным образом. Мы с Флоренс садимся в этот круг света и смотрим друг на друга. Когда ей надоедает смотреть на меня, она забирается ко мне на колени, хватается за подтяжки и просит: «Дя Дэй! Сказку!» Ну как я могу отказать в такой просьбе? Я рассказываю ей сказку и наблюдаю за тем, как в страшных местах ее и без того огромные голубые глаза становятся еще больше и как они искрятся, когда Флоренс смеется. Восхитительно наблюдать за безыскусной игрой чистых эмоций на лице ребенка. Дети не пытаются спрятать чувства или выдать одну эмоцию за другую. Мы с племянницей будем хорошими друзьями, я уже сейчас вижу это.
Еще новость: у меня появилась девушка, Лара. Она очень милая, изучает в колледже немецкую литературу. Познакомились мы на вечеринке — на одном из тех утомительных светских мероприятий, от которых иногда никак не отвертеться. Я пошел, чтобы не огорчать маму. Мы с Ларой познакомились и, поговорив, поняли, что она «знает» моих родителей. Это один из тех запутанных случаев, когда ее мама играет в бридж с тетей лучшей подруги моей матери или что-то вроде этого. Какова бы ни была степень знакомства, оно означает, что мои родители одобряют девушку.
Итак, видите, удача наконец-то улыбнулась мне. В моей жизни теперь целых две девушки, а еще комната в полном распоряжении и БОЛЬШЕ НИКАКИХ ЭКЗАМЕНОВ!
О, та ночь, когда я подбросил в женское общежитие белок, была классикой! Можете ли Вы придумать лучшую комбинацию, чем опасный подъем по стене, стая разъяренных белок и вопящие женщины в полураздетом виде? Должен сказать, что подобные эскапады не так уж часто заканчиваются больничной койкой. Но именно вероятность того, что они могут к этому привести, делает такие выходки столь привлекательными. Вот откуда у меня это прозвище. Парни называют меня Мортом, намекая на латинское «mors», потому что убеждены, что эти мои затеи однажды доведут меня до смерти. Чудные друзья, Вы не находите?
А как идут Ваши дела на Скае? Должно быть, Вы повеселели, когда сошел снег. Я представляю, как Вы радостно топаете по холмам в брюках и шляпе, под мышкой зажат блокнот, за ухо заткнут карандаш. Ах, лето!
Кстати, Вы не угадали мой возраст. Мне уже двадцать один! Теперь Вы понимаете, почему я так стремился отрастить усы…
Расслабленный и спокойный,
Дэвид.
P. S. На этой фотографии я в полном облачении — в академической робе и квадратной шляпе. Гордое деревце рядом со мной — это Поули. Мы оба — и дерево, и я (как ни удивительно!) — пережили этот учебный год!
Остров Скай
7 июля 1913 года
Дорогой Дэвид!
У Вас такой ликующий вид! Не могу сказать, кто выглядит более гордым и прямым — Вы или Поули. Я рада, что у Вас все так удачно сложилось.
По Вашим описаниям я влюбилась в Вашу племянницу. Вам повезло, что Вы можете проводить с ней столько времени, сколько хотите. Когда несколько лет назад погиб мой брат Аласдер, его вдова переехала в Эдинбург вместе с детьми. И с тех пор я не видела ни Крисси, ни племянницу, ни племянников.
Два других моих брата, Финли и Уилли, еще живут дома, поэтому с их стороны детей ждать пока не приходится (по крайней мере, на это надеется махэр!), хотя у Финли есть девушка, к которой он весьма серьезно относится. Может быть, и не придется ждать слишком долго. Кейт славная, и мы все скрестили за них пальцы.
Раз Вы не будете учиться в медицинской школе, то чем собираетесь заполнить время? Вы уже поступили в труппу русского балета? Научились играть на корнете? Начали писать Великий американский роман?
Я уверена, что теперь, когда Ваши вечера не отдаются целиком учебе, Вам гораздо легче ухаживать за Вашей девушкой. Вы написали, что Лара учится в университете. Это обычное дело для американских женщин? Все девочки, с которыми я ходила в школу, мечтали только о замужестве, выборе занавесок и особенно о том, чтобы как можно скорее освободить свои головы от знаний, что в них вкладывали десять-двенадцать лет. Они считали меня сумасшедшей только за то, что я хотела прочитать книгу, не включенную в школьную программу, что уж говорить о реакции на мое желание поступить в университет.