Мы готовимся к посадке на корабль, но я хотел написать Вам прежде, чем покину Великобританию. И еще мне нужно докупить сувениров. Я спрашивал Флоренс, что привезти ей в подарок из поездки, и она твердо потребовала английского пони. Не думаю, что пони поместится в мою отдельную каюту (во втором классе они совсем небольшие), но разве мог я отказать в просьбе своей любимой малышке?
Харри собирается отправить Минне еще одну телеграмму и предложил захватить на почту и мое письмо, так что на этом я заканчиваю. Буду ждать от Вас ответа, а точнее, подробных объяснений и смиренных извинений! Больше никаких секретов, Сью!
Дэвид
Остров Скай
3 июля 1914 года
Дэвид!
Должна сказать, что очень удивилась, так скоро получив от Вас письмо; потом я заметила, что отправили его из Англии, то есть ему не пришлось далеко путешествовать.
У Вас есть полное право сердиться на меня. У нас был уговор. Подумать только, Вы пересекли целый океан, чтобы встретиться со мной. Мне же нужно было переплыть на пароме пролив.
И что же мне помешало, спрашиваете вы. Моя старая боязнь воды стала бы удобным оправданием. Но, увы, мои страхи на этот раз еще глупее, возможно даже — еще примитивнее. Я боюсь, что, если мы встретимся, исчезнет тайна. Или мы не поладим так, как ладим на бумаге. Что, если наш разговор лицом к лицу не потечет столь же свободно? В соборе Святой Марии Вы ждали воображаемую Элспет Данн. Я не хотела разочаровывать Вас ее реальной версией. А если бы Вы сочли меня слишком невысокой? Или слишком старой? Что, если бы Вам не понравился звук моего голоса? Я просто хочу, чтобы все оставалось так, как есть, чтобы я была загадочной и, надеюсь, интересной.
Я в самом деле намеревалась приехать. Верьте мне в этом. Что касается секретов, которые, как Вы считаете, я прячу, то да, есть еще один. Но пока я его не раскрою Вам, потому что знаю: Вы будете смеяться до упаду, когда услышите.
Харри кажется мне безупречным другом. Я бы сказала, что надеюсь познакомиться с ним когда-нибудь, но вряд ли это будет возможно сделать без встречи с Вами, а это мы уже обсудили!
Элспет
P. S. Хочу надеяться, что не все стали поэтами, а то я останусь без работы!
Чикаго, Иллинойс, США
15 июля 1914 года
Сью, Сью, какая же Вы смешная. А Вам не приходило в голову, что я тоже переживал из-за тех же самых «что, если»? Это мне было выгодно избежать личной встречи, чтобы Вы не увидели, какие большие у меня ступни и как неуклюж я становлюсь, как только покидаю танцпол. Думаю, сейчас Вы обо мне хорошего мнения (если закрыть глаза на мое пристрастие к клетчатым пиджакам). Ведь я же дьявольски красив. Невероятно умен. Остроумен и вообще блестяще одарен. Зачем мне рисковать всем этим? Ваши иллюзии исчезли бы в один миг, едва я бы произнес «здравствуйте». Но ради неуловимого шанса встретить Вас… Все мои опасения блекнут по сравнению с такой возможностью.
Мы уже переписываемся… сколько, года два примерно? (Пишу это с некоторой небрежностью, как будто не храню каждое письмо, полученное от Вас.) Право же, какие могут быть загадки после стольких лет? Мы поведали друг другу о своих затаенных страхах, признались в наших тайных стремлениях. Я знаю Вас, Сью, и думаю, что Вы тоже знаете меня. Если бы я сидел сейчас перед Вами, говоря эти слова, то, как мне кажется, они не потеряли бы для Вас своего значения, даже если бы Вам не понравился мой американский акцент.
Сью, подумайте о том, что происходит, когда Вы впервые кого-то видите. Нужно преодолеть всю эту поверхностную чепуху, разницу акцентов и новизну клетчатых пиджаков. Сначала оценивается внешность. Только после того, как вы сочли друг друга достойными, можно приступать к собственно знакомству, начинать осторожное «прощупывание» характера и ума, узнавать, что волнует собеседника, что вызывает у него слезы, а что — смех, что заставляет дрожать. Нам с Вами повезло: не пришлось нервничать из-за первого этапа — из-за визуальной оценки. Мы сразу приступили к самому интересному — измерению глубины и ширины души друг друга.
Не знаю, как Вам, а мне это нравится. Меня тошнит от необходимости думать о том, считают ли меня окружающие люди достаточно взрослым, или достаточно респектабельным, или каким-то еще, меня тошнит от необходимости быть вежливым и выказывать заинтересованность. Когда я пишу Вам, мне не нужно думать об этой ерунде. Не нужно переживать из-за своих больших ног. Я могу отбросить скорлупу (простите мне банальную метафору) и обнажить сверкающие ядра моих мечтаний, страстей и страхов. Они Ваши, Сью, можете погрызть, если хотите! Со щепоткой соли они бесподобны.
Ну а после всего этого Вы просто обязаны раскрыть мне Ваш новый секрет. Я поклянусь, что не стану смеяться. По крайней мере, не так громко, чтобы мой смех долетел до Шотландии…
Я начинаю клевать носом и потому вытащил часы. Не признаюсь Вам, который сейчас час ночи, но на улицах уже давно все стихло. Надеюсь, Вы спите крепче, чем я в эти дни!
Дэвид
Остров Скай
18 августа 1914 года
Дэйви!
Куда катится наш мир?
Восемь недель назад я стояла на пирсе и пыталась набраться храбрости, чтобы ступить на паром. Я не спускала глаз с горизонта, потому что знала: если я поеду ему навстречу — навстречу Вам, то все изменится. Изменится не обязательно из-за того, что я поеду, а из-за того, что уеду. Женщины вроде меня не пересекают воды ради рандеву с очаровательными американцами. Они сидят дома и ждут, когда вернутся лодки мужей.
И потому я пошла домой, чтобы перечитывать Ваши письма и притворяться, что я не стояла в шаге от парома. Пошла домой, чтобы ждать, когда вернется Йэн с поисков сельди в проливе Норт-Минч. Пошла домой, чтобы придумать, как сказать ему о том, что после стольких лет я наконец беременна.
В тот день, когда он появился, я была в саду, вешала белье, стоя по щиколотку в грязи. Он открыл ворота, уронил свой рыбацкий мешок на землю и сказал хмуро: «Началась война».
Дэйви, вдруг стало так холодно. Моя новость оказалась забыта. Я спросила, какая война, но Йэн просто вручил мне газету.
Четырьмя днями ранее Великобритания объявила войну Германии. Пока я сидела одна в своем коттедже, читая старые письма и укрепляясь сердцем, мир ушел воевать.
Йэн заявил, что вступает в армию, заехал собрать вещи. Он только что пришел и уже уходит снова. И ради чего? Почему он решил, что эта война имеет к нему какое-то отношение? К нашему острову? К нам? «Наш мир уже исчез, — сказал он. — Я не могу его вернуть, но уж не сомневайся, сделаю что угодно, чтобы все остальное тоже не разлетелось на куски».
Дэйви, он был так спокоен. Я помню, как посмотрела поверх его плеча, пока он говорил, и заметила чайку. Она летела словно во сне — медленно-медленно. Даже овцы притихли. Весь остров остановился, чтобы послушать его слова. Как будто в них был какой-то смысл! И внутри меня возникла острая боль; я не сомневалась, что это болит пресловутое «разбитое сердце».
Позже в тот день я узнала, что потеряла ребенка, которого носила. Это был непрошеный ребенок, но нежеланным он не был. У меня было время, чтобы привыкнуть к мысли, но теперь — его нет, осталось только ощущение пустоты. Наверное, я с самого начала была права. Наверное, вселенная никогда не предназначала меня на роль матери. Вот так я потеряла мужа, ребенка и спокойный мир, который знала. Спустя несколько дней Йэн вместе с Финли и другими добровольцами отправился маршем на обучение.
О Дэйви, я так жду твоего письма. Мне нужно доброе слово, нужна шутка, нужна твоя фотография, где ты в глупом клетчатом пиджаке. Мне нужно забыть о том, что происходит вокруг.
Элспет
Глава восьмая
Маргарет
Эдинбург
Среда, 24 июля 1940 года
Многоуважаемый сэр!
Прошу простить за это неожиданное письмо. Я даже не уверена, что обращаюсь к нужному мне Финли Макдональду.
У меня есть основания полагать, что Вы являетесь моим дядей. Моя мать — Элспет Данн, родом с острова Скай, теперь проживающая в Эдинбурге.
Этот адрес мне сообщила кузина Эмили Макдональд (дочь Аласдера), а она сама отыскала его после Вашей случайной встречи в Глазго. Я никогда не видела ни одного из своих дядей, но очень хотела бы исправить упущение и познакомиться с ними.
Могу ли я писать Вам?
Искренне Ваша,
Маргарет Данн.
Глазго
25 июля
Маргарет!
Разве Вы уже не сделали этого?
Финли Макдональд
27 июля 1940 года
Милая Мэйзи!
Я снова в воздухе! И очень вовремя. Тут, на юге, нас бьют по всем фронтам. Я весь извелся, пока был вынужден торчать на земле. Как дела в Эдинбурге? Ты уже отправила письмо дяде? Ответ пришел?
