— Ладно, — решил Тимка. — Ну ее, эту железяку. Домой пора.
Тоник не спорил. Уже совсем почти стемнело, и над темными крышами поднялась луна, похожая на розовый воздушный шар. «Спа-ать», — сонно прогудел на реке буксир. «Спать, спать», — тонко откликнулись пристанские паровозы. И ребята пошли спать.
Тоник подбежал к большому тополю. Там у него была сегодня стоянка самоката.
— Скорей! — окликнула его Римка. — Всегда ты возишься со своим драндулетом.
— Номера нет, — растерянно сказал Тоник. — Ребята, пропал номер.
Тимка деловито осмотрел самокат. Нащупал на передней доске дырки от гвоздиков и заключил:
— Видать, сорвали…
Маленький Петька сказал, что, может, номер сам отвалился, потому что гвоздики расшатались.
— Новый сделаешь, — махнул рукой Тимка.
Тоник шел позади всех и тащил за собой гремящий на камнях самокат. Номер, который он потерял, был от настоящей машины. Кроме того, он как будто специально для Тоника был сделан: ТК 11–25. Его можно было прочесть так: Тоник Калинов, одиннадцать лет, двадцать пятая школа. Под этим номером Тоник хотел участвовать в гонках по Береговому спуску, который недавно заасфальтировали. Но теперь туда не стоит показываться. У всех ребят есть на самокатах что-нибудь настоящее: фара от велосипеда, красный фонарик от машины или, например, мотоциклетный сигнал, который не гудит, но все равно настоящий. А у Тоника теперь — только дырки от гвоздиков.
Дома Тоник толкнул самокат без номера в чулан, подошел к кровати и начал стаскивать рубашку.
— Хорош, — сказала мама. — С такими ногами в постель?
Тоник побрел на кухню, налил в таз воды. Вода, конечно, расплескалась, и на полу появилась лужа. Тоник сел на табуретку, рассеянно обмакнул в лужу правую ногу и большим пальцем написал на половице: ТК 11–25. Потом, подперев ладонями голову, стал разглядывать в луже отражение лампочки.
Раскаленная нить в лампочке была похожа на золотую подковку. Тоник вспомнил, что читал в какой-то книжке, будто раньше коням разных богачей ковали подковы из серебра. А вот делал ли кто-нибудь их из золота? Нет, наверное. Золото, наверно, очень мягкое. А может, кто-нибудь и делал золотые подковы. Не для лошадей, а просто так. Говорят, подкова приносит счастье.
Интересно, почему так говорят?
Шлепая босыми ногами, одной сухой и одной мокрой, Тоник подошел к двери и спросил об этом у мамы. Но мама ответила, что никакие подковы не помогут ему, если он немедленно не вытрет лужу и не вымоет ноги.
— Ладно, — сказал Тоник.
И снова задумался.
Он решил попробовать добыть себе счастье. Конечно, сказкам Тоник не верил. Но попробовать-то можно. Ведь и счастья никакого особенного ему не надо. Лишь бы найти номер от самоката.
Тоник прихватил фонарик и незаметно выбрался на улицу. Небо уже совсем потемнело. Луна поднялась выше, стала желтой и плоской. Под ее светом слабо поблескивали тополиные листья.
Тоник подошел к соседскому забору, задвинул ногами прохладные лопухи и включил фонарик. Подкову он увидел сразу. Даже удивительно, что недавно ее не могли найти пять человек.
Утром Тоник прибил подкову к передней доске самоката, где раньше была желтая железная табличка с номером. Получилось неплохо. Будто подкова — что-то вроде аппарата для поисков, который должен сам навести на след.
Потом Тоник отправился искать номер. Он объехал все места, где был накануне, исследовал заросшие травой канавы. Расспрашивал ребят. Но подкова не принесла удачи.
Когда искать уже надоело, Тоник встретил Римку.
— Целый час за тобой охочусь, — не глядя на Тоника, сказала Римка. — Пойдем. Лилька тебе хочет сказать… В общем, что-то важное. Пойдем.
Лилькой звали девчонку, которая жила в угловом доме. Она давно приехала не то к тетке, не то к бабушке в гости. С ребятами Лилька редко играла. Все больше сидела на лавочке у своих ворот и смотрела издалека, как Тимкина и Генкина команды дуются в лапту или гоняют по мостовой деревянного «попа». Может, боялась порвать свой широкий и пестрый, как спортивный парашют, сарафан, а может, еще не привыкла к новой компании.
— Амеба какая-то, а не человек, — говорил Тимка…
— Чего ей надо? — дернул плечом Тоник. — Некогда мне.
Римка хмуро промолчала. Потом тряхнула копной рыжих волос, взяла Тоника за руку и повела, как маленького.
Но Тоник уже не обратил на это внимания. Блестящая догадка озарила его. Конечно, Лилька знает, где потерянный номер!
Думая об этом, Тоник так и шагал: одной рукой тащил за собой самокат, а другую держал в Римкиной ладони.
— Вот, — хмуро сказала Римка. — Он пришел.
Лилька стояла у калитки. Она опустила голову и наматывала на палец длинный стебель облетевшего одуванчика.
— Ну, чего ты, — Тоник нетерпеливо громыхнул самокатом. — Говори, раз звала.
Лилька молчала.
— Ладно, — басовито сказала Римка. — Вообще-то я этого, конечно, не одобряю, но, в общем, это дело ее… Она в тебя влюбилась, вот.
Тонику показалось, что небо раскололось, и самый крупный осколок треснул его по голове.
— А номер? — глупо спросил он. Но было ясно, что номер здесь ни при чем.
— В общем, я пошла, — поспешно заявила Римка.
Растерянность Тоника переходила в возмущение. Кажется, над ним издевались.
— Хорошо, — зловеще процедил он. Круто развернул самокат и хотел помчаться за Римкой. Чтоб сказать ей…
И случайно взглянул на Лильку.
Она все так же стояла у калитки, только стебелек бросила и опустила руки. Маленькая, тонконогая, с мятыми синими ленточками в коротких косах, которые торчат неодинаково: одна вниз, другая в сторону. А на длинных ресницах — росинки.
Тоник не помчался за Римкой.
— Ты это что? — пробормотал он. — Правда?
— Что? — тихо сказала Лилька.
— Ну… это. Что Римка говорит.
Лилька мотнула головой:
— И ничего не правда… Я сказала, что ты… мне нравишься. Просто так.
— Ну вот, — в великой растерянности пролепетал он. — А я что…
Они стояли и молчали, наверное, минут пять. Тоник нагнулся и сердито царапал ногтями колено. Чтобы не смотреть на Лильку.
Потом он спросил:
— Чего это тебе в голову стукнуло?
— Что стукнуло? — откликнулась Лилька.
— Ну… что я… что ты сказала.
Лилька зачем-то потянула за ленточку косу, которая торчала вниз.
— Так… У тебя глаза красивые.
— Ненормальная, — сказал Тоник.
Тут уж он совсем твердо решил уехать, но колесо попало в щель деревянного тротуара. Тоник дергал и не мог вытащить.
— Дай, помогу, — сказала Лилька.
— Не лезь.
Она спросила:
— Ты за меня заступаться будешь?
— А кто тебя трогает? Придумываешь чепуху.
— Ну давай… давай в кино с тобой ходить.
— Мы в кино все вместе ходим, — не глядя на Лильку, сказал Тоник. — Тимка, я, Петька. Римка тоже ходит. И на речку — вместе. А зимой на лыжах катаемся. Знаешь, какие обрывы здесь…
Лилька вздохнула:
— Ты один никуда, значит, не ходишь…
— Хожу, — не без ехидства ответил Тоник. — Вечером за червями для рыбалки пойду.
— А можно мне?
«Ну, привязалась», — подумал Тоник и отрезал:
— Нельзя. Поймают.
Он сказал, что червей надо копать на соседнем огороде, у бабки Веры. Сама бабка старая, но у нее есть два взрослых сына. Они всегда говорят, что мальчишки воруют морковь. Если поймают, разбираться не станут.
Но Лилька не боялась опасностей. Она, оказывается, любила приключения больше всего на свете.
— Как хочешь, — ответил Тоник. — Мне что, жалко, что ли?
Вернувшись в свой двор. Тоник увидел Тимку, Петьку и Римку. Друзья сидели на крыльце и вопросительно смотрели на Тоника.
— Ну, Римка, это я тебе припомню, — мрачно сказал он.
— А я при чем? — заговорила Римка. — Она просила, чтоб ты пришел. Вот. Я и привела.
— Привела, — проворчал Тимка.
— Нет, чтоб с людьми посоветоваться, — сказал маленький Петька.
Римка прищурила желтые глаза и встала.
— Ну чего ко мне привязались? Я, что ли, влюбилась, да? Лилька ведь…
Тоник подскочил, как на горячей сковородке:
— Вовсе она не влюбилась! Не ври!
— Не связывайся ты с девчонками, Антон, — посоветовал Тимка. Петька укрылся за Тимкиной спиной и выразил свое мнение:
— Все они вредные.
— Я и не связываюсь, — вздохнул Тоник.
— Обормоты, — уныло сказала Римка.
Дома Тоник рассеянно бродил из угла в угол. Конечно, он решил никуда не ходить вечером. Только все равно вспоминалась Лилька. Вспоминался белый стебелек-одуванчика, который она наматывала на палец. Синие ленты в маленьких косах, которые торчат неодинаково. Ресницы с росинками…
— Ты чего сегодня скучный? — поинтересовалась мама, когда пришла с работы.
— Я не скучный, я задумчивый.
