Одиннадцать дней его группа, к которой присоединились еще несколько человек, безуспешно обыскивала дома по всему графству Датчес. И вот 12 марта, выбившись из сил и уже потеряв надежду поймать преступника, отряд Бичера производил обыск в доме, где, как полагали, жил один из сообщников неуловимого Салливана. Однако и тут обыск ничего не дал. Бичер уже хотел уводить людей, когда под кроватью, на которой лежала больная женщина, увидел небольшой комок свежей грязи. Кровать вместе с лежащей на ней больной быстро передвинули в сторону. Здесь уже без труда обнаружили половицу, неплотно прилегающую к другим. Под ней оказался ход в подвал, из которого извлекли Оуэна Салливана, гравера и печатника, человека, изготовившего в течение 10 лет фальшиёых бумажных денег на огромную по тем временам сумму — 240 000 фунтов стерлингов!
Впервые о Салливане стало известно в 1747 году, когда его арестовали в Луисбурге за распространение фальшивых денег. Кое-как открутившись, он уехал в Бостон, где официально стал числиться золотых дел мастером. На самом деле он продолжал заниматься своим противозаконным бизнесом и весьма в нем преуспел. Однако болтливость его жены, слишком часто прибегавшей к горячительным напиткам, привела к тому, что Салливана неожиданно арестовали. При аресте в августе 1749 года у него на квартире нашли множество улик, в том числе и клише. В кармане камзола у Салливана было 30 фальшивых ассигнаций.
Коротая время в тюрьме, Оуэн Салливан между делом изготовил клише 40-шиллинговой ассигнации провинции Нью-Гэмпшир. Как это ему удалось сделать, до сих пор неизвестно. Непонятно также, как он смог передать клише жителю Бостона Джону Файрсервису, который обещал за это вызволить его из тюрьмы. Однако Файрсервис, получив клише, с таким увлечением занялся печатанием денег, что забыл о данном обещании. Все же ему пришлось вспомнить о нем, но уже в камере тюрьмы.
Салливан был признан виновным в изготовлении клише и приговорен к двум часам стояния у позорного столба и 20 ударам плетью.
После экзекуции Салливан дал себе слово быть осторожным. Покинув Бостон, он прибыл в Провиденс, где и изготовил отличное клише бумажной ассигнации провинции Род-Айленд. С большой осторожностью он подобрал себе несколько помощников, которым поручил распространение поддельных денег. Предупредил всех о том, что, если их схватит полиция, нужно все отрицать и уверять, что деньги настоящие и они знать ничего не знают и ведать не ведают о фальшивках. В этом случае судить будут только его одного.
В августе 1750 года банда Салливана попалась. Все, как и договорились, отрицали свою причастность к изготовлению фальшивок. Однако один из них — Николас Стефан — решил, что Салливан хитрит, и сознался, что распространял фальшивые деньги, изготовленные Салливаном. Таким образом он превратился в сообщника. Всех отпустили, а Салливана и Стефана отдали под суд, который приговорил их к клеймению, отрезанию ушей и заключению в тюрьму на длительный срок.
И тут начали происходить довольно странные вещи. Приговор в отношении Салливана формально был приведен в исполнение, а фактически… обе щеки его по-прежнему украшали рыжие бакенбарды, уши остались на месте, и вообще в тюрьме он жил, как на свободе. Более того, когда была назначена экзекуция над Стефаном, ему разрешили выйти из тюрьмы и лицезреть, как обрезают уши у «нарушителя конвенции».
Пусть никого не удивляют послабления властей в отношении Салливана. Уже в то время сила уголовного сброда, объединенного под руководством Салливана, была столь велика, что власти не случайно вежливо обошлись с этим закоренелым преступником.
Придя на площадь в сопровождении стражника, Салливан внезапно выхватил у него саблю, пробился к эшафоту и, угрожая оружием, потребовал, чтобы палач отрезал уши у бедного Стефана как подобает — до основания и заклеймил ему обе щеки. Публика встретила это требование гулом одобрения. Затем, убедившись в полном исполнении приговора, Оуэн Салливан скрылся. Его злосчастный стражник еще долго растерянно бегал после экзекуции по площади и кричал: «Салливан, Салливан». Однако после того, как джентльмены, покидавшие площадь, потребовали от него, чтобы он «прекратил пылить», стражник отказался от поисков.
Но случилось так, что буквально через несколько дней Салливан сам внезапно свалился в руки полиции, как спелый плод, и вновь предстал перед судом. На этот раз против него было выдвинуто обвинение не только в побеге, но и в самоуправстве при приведении в исполнение приговора над другим осужденным. Однако Салливан уже не стал ждать, когда его начнут клеймить по-настоящему.
Нужно сказать, что к тому времени в глухой части провинции Нью-Йорк, в графстве Датчес, сложилась своего рода «республика» уголовников, объединенных круговой порукой. А местные власти были настолько основательно подкуплены преступниками, что стояли за них горой. Именно сюда и прибыл тайком Оуэн Салливан.
Вскоре вокруг него сплотилась группа из головорезов, образовавшая знаменитый «Монетный двор Дувра». 30 человек во главе с Салливаном быстро наводнили фальшивыми деньгами Новую Англию и южные провинции страны. Власти этого штата, куда входило и графство Датчес, иногда ловили распространителей фальшивых денег, однако до главаря банды не могли добраться, хотя и знали, кто он. Ассамблея Род-Айленда объявила награду за поимку Салливана в размере 400 фунтов стерлингов, губернатор Нью-Йорка искал добровольцев, готовых доставить преступника в полицию живым или мертвым. Поймать преступника удалось малоизвестному до этого детективу Элифалету Бичеру. В декабре 1755 года он получил от властей Нью-Йорка ордер на арест Салливана, а Ассамблея Коннектикута обязалась оплатить все расходы по поимке и выдать награду за каждого пойманного фальшивомонетчика.
Полный желания поймать Салливана, Бичер развернул бурную деятельность, и вскоре ему удалось арестовать некоторых членов «монетного двора». Однако на этом его успехи закончились: мировой судья графства Датчес во всеуслышание объявил, что Бичер схватил «честных парней», их выпустили под залог в 50 фунтов стерлингов, а Бичера… оштрафовали и приговорили к уплате всех расходов, связанных с расследованием его «деятельности» в графстве Датчес.
Что же касается Салливана, то он понял, что рано или поздно настырный Бичер, чего доброго, доберется до него. Салливан скрылся. Где он находился, никто не знал. Тем временем Бичер не бездействовал. Прибыв в один из поселков графства Датчес, он со своими помощниками зашел в таверну. Хозяин, получив по счету, дал сдачу и тут же был арестован: сдача состояла из фальшивок. Не дав ему опомниться, Бичер провел молниеносный допрос, который принес много ценных сведений о составе банды, о том, кто где живет, и, что особенно важно, о предположительном районе тайной штаб-квартиры Салливана.
Быстрый арест и допрос некоторых из членов банды позволил полностью определить не только численность, но и поголовный состав «монетного двора». Но самое важное — удалось найти человека, который знал, где скрывается Салливан.
О том, как поймали главаря «монетного двора», мы уже рассказывали. Проследим же, как развивались события после того, как Салливана извлекли из подвала.
Прежде всего, отряхнув с себя пыль, Салливан потребовал, чтобы ему дали возможность побеседовать с Бичером наедине. Эта просьба была удовлетворена, и тогда Салливан вынул из кармана огромную пачку денег и предложил их детективу. Но Бичер отказался от взятки. Не только потому, что был действительно честным человеком, но еще и потому (он это сам признал), что рассчитывал извлечь куда больше пользы от поимки фальшивомонетчика, чем от его взятки.
Салливан был препровожден в Нью-Хейвен, а оттуда в Нью — Йорк. Суд признал его виновным и приговорил к смертной казни через повешение. Приговор должен был быть приведен в исполнение между 10 и 12 часами дня 7 мая 1756 года.
Но казнь в назначенный срок не состоялась: сбежал палач… Странное поведение палача легко объяснить: Салливан пользовался огромной популярностью. Более того, дерзкий преступник был в то время чуть ли не героем, о нем говорили с уважением как о человеке, который умеет «делать деньги».
Наконец, на свободе оставались многие его сообщники — люди энергичные, пользующиеся тайной поддержкой некоторых представителей, как бы теперь сказали, «правоохранительных органов». Смерть Салливана означала бы для них конец сытой, безбедной жизни. Поэтому весьма вероятно, что они предупредили палача в достаточно впечатляющей форме.
В ночь с 7 на 8 мая рухнула установленная на площади виселица. Впоследствии выяснилось, что ее кто-то подпилил. 9 мая было воскресенье, и в этот день никакие «зрелищные мероприятия» не проводились. В понедельник утром у здания тюрьмы собралась большая толпа. Салливан, разглядев в толпе представителей властей, воспользовался этим и обратился к народу с «воззванием». Он заявил, что все клише уничтожены его друзьями и, следовательно, вопрос о поддельных деньгах можно считать закрытым. Затем он поклялся стать на честный путь. Речь Салливана произвела большое впечатление на присутствовавших.
