Она не ответила на его последние звонки, и Энди не сообщил ей, что собирается встретить ее в аэропорту. Они почти перестали общаться, прервав «роман по телефону» на довольно странной ноте. После того как шесть месяцев назад он вернулся в Сидней из длительной канадской командировки, они много разговаривали по телефону. Поначалу все шло гладко. Потом, два месяца назад, она сказала ему, что им нужно встречаться с другими людьми. Что эти отношения на расстоянии еще никогда хорошо не заканчивались и они не должны брать на себя слишком большую ответственность. Он, конечно, согласился. Что еще он мог сказать? Но после этого он позволил себе кое-что. Правда, это был всего лишь недельный загул. С медсестрой. Ее звали Кэрол. Хорошая девушка, но не в его вкусе. То есть она совсем не походила на Макейди.
Очень скоро Энди понял, что совершил ошибку. Теперь он оказался в тупике. Что делать? В конце концов, это была идея Мак. Зачем ей было говорить такое, если на самом деле она так не думает?
Женщины. Неужели они и в самом деле относятся к тому же биологическому виду, что и мужчины? Какая горькая ирония: Энди мог проанализировать психологию самых отъявленных серийных убийц и насильников, но был не в состоянии прогнозировать, что в следующую минуту совершит особа противоположного пола. Женщины оставались для него загадкой.
В проходе появилась высокая красивая блондинка в джинсах и кофточке на молнии, ее чемодан украшал один из вездесущих красно-белых канадских флагов. Энди выпрямился и посмотрел на нее с бьющимся сердцем. Нет, это не Макейди. Он заметил, как кучки фотографов и телевизионщиков возбужденно хлынули вперед. Но, не сделав ни единого снимка со вспышкой, точно так же отхлынули назад — явно разочарованные.
И тут до него дошло.
Твою мать! Они дознались, что Мак прилетает сегодня утром. Как, черт возьми, им это удалось?
Энди запаниковал.
Ему совершенно не хотелось, чтобы сразу после двадцати четырех часов пути из Канады на Мак накинулись репортеры с кучей вопросов о предстоящем судебном процессе над убийцей. Ничего себе, «добро пожаловать». Похоже, в последнее время кто-то организует утечку информации для прессы. Может быть, один из констеблей-новичков? Никогда не доверяй полицейскому с низкой зарплатой. Энди просчитал в уме варианты того, как он может помочь Мак избежать любопытной толпы. Ей будет нелегко, через несколько дней она столкнется с зеваками у стен Верховного суда, но сейчас это вовсе не обязательно.
Энди подошел к сотруднику охраны аэропорта.
— Доброе утро, — сказал он заспанному молодому парню в форме. Бегло махнув своим полицейским значком, он попросил провести его в таможенную зону.
— Нет проблем, детектив, — ответил молодой человек, немного проснувшись. — Следуйте за мной.
Энди надеялся, что еще не опоздал.
Несколько минут спустя, когда Энди сообщили, что свидетельница, которую он ищет, уже сопровождена в отель, он с трудом сумел скрыть разочарование. Он не стукнул кулаком в стену и даже не разразился цветистой тирадой, хотя у него в голове пронеслось немало подходящих слов. Вместо этого он просто сказал:
— Хорошая работа. Продолжайте наблюдение. — И тихо покинул аэропорт, где впустую потратил полтора часа. Он не смог бы сделать хуже, даже если очень постарался бы.
Дурак набитый.
Когда он добрался до дома, шел уже девятый час, и у него оставалось немного времени, чтобы поджарить яичницу, выстоять еще один раунд в борьбе с желанием опрокинуть рюмку «Джека Дэниэлса» перед тем, как отправиться на работу и выбросить из головы Макейди Вандеруолл… хотя бы на несколько часов. Затем, после обеда, состоится неизбежное совещание с Хартвеллом и остальной командой.
Энди должен будет принять в нем участие и показать себя профессионалом перед лицом своих коллег. Им всем необходимо подготовиться к судебному процессу, и здесь большое значение будет иметь слаженность в работе. Суд — это не то место, где можно давать волю эмоциям. Процесс ожидается грандиозный, за ним следит вся нация.
До начала шоу оставалось всего два дня.
Глава 4
— Мне кажется, ты сама не понимаешь, какая ты красивая, — прошептал он. — Внутри тебя дремлет цветок, он ждет своего часа, чтобы расцвести.
Она вспыхнула и склонила голову, прислонившись к стене коридора, опустив руки вдоль тела, раскрытая, словно книга, которую он читал.
— Я и вправду так думаю. Ты красивая.
— Тс-с-с. Это не так. Прекрати, — возразила она, не сумев сдержать улыбки. — В любую минуту может вернуться Стивенс.
Эд Браун придвинулся к решетке немного ближе.
— Я не могу дождаться той минуты, когда мы будем вместе, — прошептал он. — Я думаю об этом каждый день.
— О-о-о, — проворковала она, с любовью глядя на него, улыбка вновь появилась на ее лице. Но затем она обернулась и посмотрела в тюремный коридор, и «язык» ее тела полностью переменился. Она застыла. — Стивенс. Как дела? — Ее голос звучал тускло, тон стал официальным.
Эд услышал шаги, приближающиеся к его камере, и вернулся на угол своей тюремной койки. Через пару секунд появился Стивенс, плотный, внушительный мужчина ростом шесть футов четыре дюйма, с ручищами гориллы и нашивкой на плече. Скорее всего, его отчислили из полицейской академии, решил Эд. Стивенс работал в дневную смену в охране исправительного центра Лонг-Бэй с полудня до полуночи. Это стало одной из причин, по которой Эд Браун предпочел придерживаться ночного графика — все для того, чтобы как можно больше времени проводить с ней и избежать длинных тоскливых часов со Стивенсом, который торчал у камеры, абсолютно не представляющий никакой пользы и не годный даже для приличной беседы. Теперь Эд спал с пяти вечера до полуночи, пока на смену не заступала эта женщина. Выключенное освещение его не волновало. Его адвокат позаботился о том, чтобы Эд получал в свое распоряжение лампу для чтения и телевизор в любое время, когда захочет, при условии что он будет включать его не слишком громко. Эд соблюдал умеренность во всем.
— И о чем вы только болтаете? — фыркнул Стивенс, проведя ладонью по наголо обритой голове, которую многочисленные грубые шрамы делали похожей на дорожную карту.
«О, ты даже представить себе не можешь, как много у нас общего», — подумал Эд с непроницаемой улыбкой.
— Нужно же чем-то заняться, чтобы скоротать время, — ответила женщина из ночной смены.
Все верно. В отличие от кинофильмов, большинство тюремщиков не выходили за рамки дозволенного, чтобы сделать жизнь тех, кого они стерегли, несчастной. Охранник должен быть здесь, а заключенный — там, в случае с Эдом — пребывать в ожидании приближающегося судебного процесса, до которого теперь уже оставалось менее сорока восьми часов. Посему они сосуществовали настолько мирно, насколько у них это получалось. Никаких попыток сделать жизнь еще более трудной, чем она есть. Случалось немало долгих бесед, и завязывавшаяся порой своего рода дружба между охранниками и некоторыми наиболее покладистыми заключенными, осужденными на длительный срок, не являлась чем-то исключительным. Поэтому на первый взгляд ночные бдения и болтовня Эда с охранницей из ночной смены не казались чем-то странным. Необычным был только предмет их дискуссий, но они держали его в тайне.
— Увидимся завтра.
Отдежурив свою двенадцатичасовую смену, надежная союзница Эда ушла не оглянувшись. Он слышал, как позвякивали ее ключи, и этот звук отдавался в его ушах райской музыкой.
Работа продолжалась почти тринадцать месяцев, но Эд Браун достиг своей цели. Объект был тот что надо: стареющая непривлекательная женщина, без мужа, без детей, лишенная хоть сколько-нибудь интересной жизни, одинокая сотрудница исправительного центра, втайне страстно желающая потерять голову от романтического кавалера. Поначалу она была твердой, как гвоздь, но Эд дождался того момента, когда под его терпеливым и умелым воздействием заскорузлая корка размякла. Способность к размышлениям и осмотрительность всегда являлись сильными сторонами Эда. В положенный срок она раскололась перед ним словно яйцо, внутри которого — сама сентиментальность и трепетность.
Превосходно.
— Извини, Пит, — вежливо обратился Эд к Стивенсу, — будь так добр, включи мне это… э… телевизор.
В разговорах с людьми вроде Стивенса Эд старательно демонстрировал раболепие и изображал недостаток умственных способностей. Поэтому окружающие считали его тупым и покорным, показное смирение Эда внушало им ложное чувство превосходства и безопасности, которое можно было использовать против них. Зачастую Эда по-прежнему ошибочно принимали за бледного очкарика, мишень для тычков и подзатыльников на каждой переменке в школе, безответного мальчишку без друзей, без карманных денег, без чистой одежды. Однако он прибегал к такой уловке сознательно. Со времен школы Эд обрел силу и теперь настойчиво стремился вернуться на свободу, чтобы вновь пустить ее в ход.
