Это какой-то позор. Отправит он её на эшафот, и что с того. Великий победитель детей – так его будут называть?
– Вот что тебе дома не сиделось? Играла бы в кукол, занималась по хозяйству. Нет, хтонизм, – он приказал страже выйти и оставить его одного для подробного допроса, – ты хоть знаешь, что тебя ждет?
– Казнь, – совершенно спокойно ответила она.
– Сефира, – Её имя, по иронии созвучное и именем его дочери, причиняло ему дискомфорт, – знай, правосудие должно восторжествовать. Я не посмотрю на твой юный возраст. То, что должно свершится, все равно свершится. Каждый в Республике, да славится она вечно, знает с малого возраста, религия – зло, места которому нет в мире. Она развращает и отупляет. Веками люди жили под гнетом богов, страшились, несли свои деньги алчным жрецам и отдавали свою свободу за теплое местечко на том свете. Цепи были сброшены. Но не мне читать тебе нотации. Назови имена своих доверенных людей.
– Я доверяю всем, чье сердце чисто.
– Придержи свои высказывания. Мне нужны имена твоих главных подельников.
– Я одна, и мы все. Среди нас все равны.
– Но ты, конечно же, равнее, – с усмешкой ответил Прокуратор, – не важно. Язык тебе развяжут пытки. Я дал тебе шанс умереть без предварительных мучений. Но перед этим я спрошу тебя и о другом: чему вы поклоняетесь? Что заместило в ваших головах просвещение и логику?
– Мы верим в добро, братство и любовь, прокуратор.
– Бред! Любая религия проповедует о добре, братстве и любви. Но это только игра на публику. На деле же, жрецы преследуют вполне понятные и конкретные цели: деньги и власть. Скажи, ты ведь преследуешь это, не так ли?
– Я уже сказала.
– Ты либо продолжаешь играть свою роль, либо ты просто безумна. Есть управа и на актеров, и на психов.
– Послушай, прокуратор, – резко говорила Сефира Даатская, – иногда добро – это просто добро. Не всегда за ним скрывается корысть. Я всего лишь хочу, чтобы люди любили друг друга, чтобы сердца их были чисты, а сами они были свободны. Вы – поборник закона, а значит и добра. Вы должны понять меня.
– Закон и добро – вещи разные. Закон ни зол, ни добр, он просто есть и должен исполняться. Закон делает людей равными. Он дает им свободу жить по правилам. А высшая свобода – жизнь в согласии с законом и разум, свободный от предубеждений наподобие религии.
– Законы устанавливаются людьми. В каждом человеке есть начало добра. Но тяжелая жизнь может осквернить его. Отсюда исходят неправильные законы. Мы хотим очистить их души от зла.
– Иными словами, вы хотите совершить революцию и захватить власть. Какими средствами, просветишь?
– Любовью и пониманием.
Прокуратор усмехнулся. Все встает на свои места: никакая это не секта: сборище безумцев, задумавших свергнуть власть. Это облегчало дело. После пыток заговорщицу казнят. Но вот вопрос: «очевидно, что Сефира – подставное лицо. Выдаст ли она имя истинного главаря?». Он закончил свой допрос. Через пару дней её казнят. Закон суров, но он – закон. Не важно: молодой ты или старик, мужчина или женщина. А пока Прокуратор будет занят дальнейшим расследованием. После всей этой полемики (он сам не знал, для чего её устроил) Прокуратор хотел только одного: побыстрее вернутся домой, отдохнуть. Дома его без сомнений ждет дочка, Зефира. Она – всё, что осталось у него после смерти жены, единственная родственная душа. Зефира найдет слова, которые успокоят отца.
Дом Прокуратора был большим и богатым. Он представлял собой двухэтажный особняк из мрамора. Вокруг разросся пышный сад, украшенный статуями, фонтанами и мебелью для отдыха на улице. На заднем дворе, перед террасой был пруд. Прокуратор зашел в свой дом, там он умыл лицо, после чего присел на ложе. Тишина сразу врезалась ему в уши. Он позвал Зефиру – никто не откликнулся. Час от часу не легче. Ночь на дворе, а дочь не дома. Он обошел дом в надежде, что она просто спит. Но не было и следа Зефиры в доме Прокуратора. Отец не спал всю ночь, ходил по дому в задумчивости. Зефира не вернулась и на утро. Прокуратор, напрочь забывший свои обязанности, бросился на поиски дочери, не найдя её ни у одного из её друзей и знакомых, нескольких из которых тоже не было в городе. Он подключил даже силы своей свиты для поисков. «Как я мог допустить, что Зефи пропала? Все из-за этого треклятого дела о секте!» – возмущался он. Неделя поисков не дала ничего. За это время на лице несчастного отца появилось много новых морщин.
Прокуратор полулежал в ложе на террасе и смотрел на закат. Катастрофа произошла в его жизни, переломленной пополам исчезновением Зефиры. Опустошенный взгляд его ловил последние лучи уходящего дня. Вдруг он услышал шаги, кто-то вошел в дом. «Очередное донесение», – констатировал он: «И опять пустое». Сзади него неуверенные шаги остановились. Прокуратор обернул голову и вскочил с ложе, словно пораженный молнией. Перед ним в порванной одежде, с разодранными и стертыми в кровь ногами стояла его вернувшаяся блудная дочь, Зефира. Мертвым взглядом смотрела она на отца. Прокуратор, в душе готовый обнять её и расплакаться, подошел к девушке, как волна, готовая обрушиться на маленькую лодочку.
– Где ты шлялась?! – вопрос отца звучал раскатами грома.
– Папа, – всё, что сумела выдавить из себя Зефира потухшим тоненьким голоском.
– Где ты была, Зефи, что с тобой? – он тряс дочь за плечи, – больше ты из дому не выйдешь. Понимаешь хоть, что ты отняла у меня десяток лет жизни своей выходкой?
– Папа, – задыхалась от спазмов рыданий дочка, которую отец уже зажал в объятиях.
– Да как же ты не знаешь, ты все, что у меня осталось!
– Как же ты отрицаешь любовь и доброту, когда они так и сквозят в твоем голосе, хоть и вперемешку с гневом? – раздался вдруг голос позади Прокуратора.
– Кто это, папа?
Обернувшись Прокуратор увидел стоящую у пруда Сефиру. По бокам от неё стояли стражники, что были представлены к ней.
– Зачем вы привели её сюда? – властно спросил Прокуратор, – И почему она жива, когда её надо было казнить неделю назад? Докладывайте!
– Я сама пришла к тебе. Ведь тебе писали в донесении, как меня взяли?
– Ты сдалась сама… уведите её прочь с глаз моих! Я разберусь с этим позже.
Стражники даже не пошевелились. На лицах их была тупая улыбка.
– Зефира, иди к себе в комнату. Стража, почему не исполняете приказ? Будете у меня всю оставшуюся жизнь конюшни чистить. Выполняйте приказ.
– А мы
