class="title1">
Новелла седьмая
ГОЛУБЬ С ОБГОРЕВШИМИ КРЫЛЬЯМИ
Я не однажды была в Артеке — республике счастья, песен, безудержного веселья. Отправляясь туда в этот раз, знала — будет нелегко: меня ждали встречи с детьми, искалеченными войной. И не ошиблась: горе, страдания детей болью отозвались в сердце.
Как много пришлось им пережить! Можно ли возродить их к радости, вернуть им смех, беззаботные детские игры? Пока мы, взрослые, думали об этом, дети со свойственной им изобретательностью действовали и вскоре уже общались, не прибегая к помощи переводчика. Из карманов то и дело извлекались блокноты, где рядом с арабскими словами стояли русские: «мир», «дружба», «солнце». В минуты горячего спора в ход шли жесты, мимика. Вот рядом сидят палестинский мальчик и русская девочка. Она спрашивает, где живет его семья. Он, показывая на себя, говорит: «Ах» (брат) убит, «оха» (сестра) — тоже. Изображая руками, что держит автомат: «Ту-ту-ту-ту», — показывает как. Девочка тут же уводит его от печальных воспоминаний, рисует мелом классы и предлагает новую для него игру. Скоро оба они самозабвенно скачут по дорожке, старательно перепрыгивая через «ад».
Но вот мел берет в руки мальчик. Он рисует голубя, грудью прорывающего колючую проволоку. Вокруг него сразу же собрались дети. У многих в руках — мелки. И скоро все пространство перед корпусом «Фиалка» неузнаваемо преображается. В центре — тот самый голубь. У него одно крыло — обгорело. И все-таки птица летит в небо, к солнцу. А рядом пальмы, бананы. Семья сидит в саду, в ней много детей.
Спрашиваю, спрашиваю, спрашиваю. Анас Мухаммед поясняет свой рисунок первым:
— Это вся наша семья до бомбежек в Бейруте.
Амар Абурашед:
— Я нарисовал (он показывает на пальмы) мою родину — Палестину.
— Разве ты видел ее когда-нибудь?
— О нет, ее не видел даже мой папа, но мне много рассказывал о ней. Ему говорила о Палестине моя бабушка. Она погибла, когда стояла в очереди за водой. Отец сейчас воюет против врагов.
— А мой папа тоже убит врагами. Меня зовут Абдель Мажид.
— Мой брат в неволе. Поэтому я нарисовал тюремную решетку. Другой брат сражается с Израилем. Я — Билель Баргуси.
Рисовали все, и не только на тротуаре, но и на площадке у корпуса. Потом пионервожатые принесли фломастеры, альбомы и блокноты. В них появились подбитые самолеты, горящие танки. Но было немало и счастливых, радостных рисунков. В рисунках мечтали.
Араб Салах подрисовывал к большому зеленому дереву огромные желтые плоды.
— Это апельсины, которые я когда-нибудь сам выращу.
Джихад Сааси изобразил себя доктором с огромной санитарной сумкой через плечо. Пояснил:
— Я долго-долго лежал в больнице. Осколок кассетной бомбы попал мне в живот. И знаю теперь, что после бойцов самые главные люди на свете — врачи. Я буду врачом когда-нибудь.
— Я — тоже. Меня ранило при бомбежке в Бейруте. Меня вылечили хорошие врачи.
Но голубь, прорывающий грудью колючую проволоку, был самым потрясающим рисунком. Пусть у него обгорело и повисло левое крыло, пусть капала на грудь алая кровь, он продолжал свой полет, гордо подняв голову. Птица летела в небо, к яркому желтому солнцу. Это летела мечта.
Новелла восьмая
ДЕНЬ ПАЛЕСТИНЫ
Земля еще не пробудилась ото сна и в воздухе плыли хрустальные нити, когда предрассветную тишину Артека взорвала ликующая песнь горна, призывая племя веселых людей на встречу особенного дня — Дня солидарности с юными борцами народа Палестины. Проснулись чайки, умылись утренней росой олеандры и розы. Даже теплый бриз приостановил свой бег: волны перестали шептаться с берегом.
На костровую площадь в то утро первыми вышли дети Палестины. На всех были одинаковые, цвета хаки, костюмы, все черноволосые. Лишь золотая копна Лары Абу Гуш одиноко искрилась меж ними. Как величественно они шли, как гордо несли свое знамя под ликующий гул трибун!
Днем состоялась выставка «Моя Палестина». На ней демонстрировались фотодокументы, тайно вывезенные из Бейрута. Не было сердца, которое не сжалось бы от боли — на снимках были запечатлены горящие кварталы столицы Ливана, обожженные фосфорными снарядами старики и дети…
Воистину для нас нет чужого горя. Как опекали, обласкивали палестинских детей наши ребята! Они дарили им значки, блокноты, фломастеры — все, что у них было, — ни на минуту не оставляли их одних. В этот день Сережа Крамер, ученик артековской школы, написал в сочинении: «Выставка о Палестине довела меня до слез. Я не мог себе даже представить, что такое возможно».
А вечером был митинг. Как страстно говорили палестинцы!
Ибрагим Абуюнис:
— Можно ли целый народ лишить корней: истории, культуры? Наши земли омывали воды Иордана. Веками жили палестинцы в Иерусалиме, Назарете… А ныне — мы стали иностранцами в собственной стране. Сионисты отняли у нас родину! Как смеют они говорить о тупом, ленивом, необразованном народе Палестины? Крестьяне тяжким трудом превратили склоны гор, холмов в террасы с плодородной землей. Строили ирригационные сооружения. А там, где нельзя было этого сделать, пасли стада. В XIX веке один английский путешественник так описал местность под Иерусалимом: «Земля была замечательно плодородной и превосходно возделывалась. Склоны холмов покрывали тщательно возделанные террасы, густо засаженные виноградниками и оливами, а в долине раскинулись сады и хлебные поля…»
Хазим Аджрами:
— С помощью Америки Израиль хотел создать свое государство от Нила до Евфрата. Но мы не позволили перечеркнуть свою историю.
Палестинский народ тяжело ранен, но он не пал духом, не склонился, не сдался. Нас лишили земли и родины, обездолили, но мы твердо знаем: чтобы выжить, надо трудиться и сражаться.
Рядом с Хазимом стояли Басель Альхадж, Халед Хатим, Талаль Халет, Реяд Наиф, Аус Идрис, Хасан Халаили и Тахани Идрис. В их глазах сверкали гнев и обида, обида всего древнего палестинского народа. Они говорили:
— Нас четыре миллиона, палестинцев, и почти половина живет на оккупированных Израилем землях. В Израиле есть много городов, где разрешено свободно жить только евреям. Арабы должны отчитываться за каждый шаг.
— Их держат под полицейским надзором, раздают семидневные пропуска и отпечатывают на руках номера.
— Так когда-то делали фашисты. За просрочку пропуска хлещут плетьми и бульдозером разрушают дом.
— Сионисты лишили нас родины. Но и в изгнании мы стараемся быть образованным народом. У нас много своих врачей, инженеров, учителей.
Так говорили юноши и девушки Палестины. Но палестинская проблема была близка, понятна и палестинским детям.
Вот что сказал на митинге восьмилетний Юнис:
— У
