девочка закрыла глаза под тяжестью ее усталых ресничек, и уже через одно мгновение по комнате разнеслось тихое шуршание, похожее на осенний ветер, — спокойное и тихое детское посапывание. Тоненькие детские ручки, вжавшие в бархатное одеяло все дневные переживания маленького сердца, со временем тихо ослабли и бесшумно соскользнули вниз по одеялу.
Тишина ее комнаты вместе с внимательным взглядом Облика Христа, с заботой смотрящего на это затихшее от собственной усталости дитя, хранило покой девчушки до первых лучей солнца и следующего дня, и через пять лет, когда рядом на стене повиснет любимый портрет музыканта, и через десять лет, вися по соседству с расписанием лент в институте. В лучах вечерних сумерек цвет и текстура обоев менялась, бережно прикреплялась на кнопки и безжалостно отрывала постеры модных актеров и звезд. Вешались полочки под косметику и любимые книжки. Менялись местами предметы, появлялись новые и бесследно пропадали куда-то старые изжитые вещи, но икона Христа всегда висела на своем месте — на краю дверного проема, напротив кровати Марго, уже большего размера и с выцветшими от времени краями желтого цвета.
Глава 2
Михаил, посвятивший сегодняшний день изучению города, пришел домой голодный и поздно. Матвей Петрович, сидя на диване, перебирал засаленные страницы старого, когда-то выписываемого им журнала «След зверя».
— Вот, послушайте, — сказал он. — Косуля — это чуткое и грациозное животное с длинной красивой шеей, изящными ногами, заканчивающимися острыми копытцами. Задние ноги животного длиннее передних, что обуславливает движение преимущественно скачками, позволяет совершать прыжки высотой более двух метров и длиной до шести метров, завораживая своей красотой.
— Да, впечатляет, — добавил Михаил, снимая пальто и усаживаясь рядом.
— Летом косуля становится ярко-рыжей с бурым оттенком на спине, подобно рыжеволосой лесной красавице.
Мапет, не отрываясь от своего занятия, протяжно заметил:
— У вас усталый вид, много что за сегодня успели?
— А вы, оказывается, скромняга? — вопросом на вопрос ответил Покровский. — Я был сегодня в районной библиотеке, что на улице Горького, и из местных газет узнал, что в девяностых годах вы руководили волонтерским движением добровольцев. Вот здесь даже напечатали о вас очерк. — И Михаил протянул сжатый в его руке лист снятой копии старой газеты.
Да… как же я был молод и хорош, — добавил с сожалением МаПет, — не то что сейчас. Сейчас я больше похожу на старую развалину.
— Активист, — док продолжил читать очерк из копии старой газеты, — передовой волонтер в 1989-м, руководитель поисковой экспедиции в 91-м, имеет почетную грамоту за самоотверженный труд.
— Сейчас по мне и не скажешь, верно? — Мапет улыбнулся.
— Да, я не люблю хвастаться. Я всегда хотел помочь людям, вот и работу выбрал не из спокойных, как и вы, впрочем, и везде еще умудрялся успевать — и в волонтерских отрядах, и на работе, и дома. А сейчас что с меня взять. Да и как не помочь в таком случае? Я не из равнодушных. Знаете, сейчас время такое. Люди крутятся все время вокруг своей оси: работы, семьи, денег, забот и прочего. Никому ни до кого нет дела.
— Вы правы. — Док одобрительно покачал головой.
А почему этому вашему преступнику, похищавшему девушек, дали такое смешное прозвище «Фартушник»?
Он что, лотерею выиграл, или инкассатор об него запнулся, выронил сумку и не стал назад отбирать?
— Да нет, — улыбнулся своей странной улыбкой Мапет. — Везло ему постоянно. То следы с места преступления дождь размоет, то рация барахлит на задании, то еще что-то. Скользкий, как налим. Так и не поймал его никто.
— Куда он в итоге делся?
— Да умер где-нибудь. Не бессмертный поди. Так ему и надо! Туда и дорога! Столько девок попортил, паршивец! Красавицы, все как на подбор!
— Я сегодня был у Петровны. Совсем плоха стала старушка.
Она мне передала вот это.
На этой фразе Матвей Петрович с вдумчивым взглядом протянул розовенький маленький блокнотик с потрепанными от частых перечитываний мягкими краями и выцветшими желтыми страничками. Заглавными буквами на лицевой его части аккуратно было написано «Мой дневник» и трепетно, видимо, еще детским почерком, выведено розовое сердечко посередине — с аккуратно пришитыми пуговками серебристого цвета в виде цветов.
— Ну, док, не хотите взглянуть?
Аккуратно перелистывая страничку за страничкой, доктор увидел конверты с пылкими признаниями, подписанные мужскими именами и адресованные девушке по имени Марго.
— Что вы по этому поводу думаете?
— Вы читали это, Матвей Петрович?
— Конечно.
— А вы вчитывались?
— Не понял?
Доктор ткнул в текст письма свой палец и продолжил:
— В этих письмах вы не найдете ни одной ошибки. Мальчишки редко бывают аккуратистами с замашками перфекционистов, вы уж извините. — Док извиняюще посмотрел на МаПета. — Да и почерк у них на удивление схож. Вот… смотрите, здесь в трех местах буква «3» написана одинаково.
— Что вы хотите сказать?
— А то, что эти письма ей никто не писал.
— Ну вы меня, конечно, простите. Я совершенно ничего не смыслю в ваших психиатрических штучках, но то, что не существует того, что лежит прямо под моим носом, я никак не могу себе позволить вообразить.
— Дорогой мой Матвей Петрович, дело в том, что эти письма ей никто не писал. Это Марго их сама себе написала.
— И зачем, позвольте спросить вас?
— Все просто. Ей просто очень хотелось, чтобы ей кто-нибудь когда-нибудь вот так написал.
Спустя какое-то время доктор в прошлом и журналист в настоящем Покровский принялся изучать через дневник исчезнувшую Марго — то ли нового пациента, то ли новый типаж для своего очерка.
05.07.2004
«Сегодня был ужасный день. Сегодня на уроке рисования нам задали произвольную тему. Все нарисовали цветы в вазе, природу, семейный портрет, а я почему-то Дашку Кривулю с переломанной ногой и портфелем. Тамара Петровна мне поставили тройку, ну а я понесла эту тройку в портфеле домой. Дома попало, конечно. Мама говорит, что за пение, физ-ру и ИЗО просто позорно нести домой тройки, особенно для девочки. А вечером во дворе я увидела, как привезли домой Дашку Кривулю. С гипсом и портфелем наперевес. Оказывается, она по дороге из школы упала, потом ее увезли в больницу, и она только вернулась домой. Она почему-то смотрела на меня и улыбалась. Не знаю, почему, и улыбалась ли бы я, если бы у меня был на ноге вот такой же ужасный и тяжелый гипс».
12.09.2004
«Сегодня я шла в школу и как всегда опаздывала на этот чертов урок рисования…»
…Выкурив очередную сигарету, Митька принялся в компании травить свои несуразные и никому ненужные байки. Все бы ничего, но
