Нет, я не хочу сказать «мой мир рухнул», как говорят люди, когда все их надежды и стремления летят псу под хвост, я имею в виду — обрушился мир вокруг.
Приходилось видеть, как разбиваются зеркала? Так случилось и с пространством. В одну секунду оно разлетелось на тысячи осколков, а потом вдруг собралось обратно, но прежним не стало.
Там, где высился ряд кирпичных многоэтажек, появились низкие каменные дома, а вдалеке маячила башня. Не удивлюсь, если где-то и замок вырос.
И ни души вокруг. Дома были пусты; не стоило даже и заходить внутрь, чтобы убедиться в этом: в самом воздухе чувствовался дух запустения. Пустота была сутью, сердцем каменных домов, и ветер играл во дворах, в которых должны были играть дети, и гулял среди деревьев, где могли бы гулять влюбленные.
Сухие скелеты листьев походили на серые птичьи перья. Самих же птиц не было и в помине.
Ни единой.
Это длится, должно быть, целую вечность.
А потом я просыпаюсь.
От тех снов, что снятся мне обычно, этот отличала пугающая реалистичность — я не была уверена, спала ли я вообще или сплю сейчас, или проснулась во сне, или я все еще сплю.
«Можем поговорить об этом! — с обложки «Толкования сновидений» хитро прищурился Фрейд. — Ох уж эти подростки… Башня там была, говоришь?»
Я решительно отодвинула книгу подальше.
Запоздало поняла, что утренние Нютины сборы меня сегодня не разбудили. Сестра уже ушла. В ее кровати, блаженно вытянувшись, дремал Кутузов.
По утрам он всегда забирается в Нютину постель и лежит там, удобно поместив голову на подушку. Он всегда так делает. Чтобы сестра не догадалась, всегда нужно стряхивать черные шерстинки с простыней.
Глядя своими разноцветными глазами, Кутузов будто бы безмолвно убеждает меня прекратить волноваться. Ему можно доверять.
Собаки тоже видят сны.
* * *
Кутузов что-то нашел.
Я подбежала к нему. Если снова дохлая ворона, он у меня получит. Вечно найдет мертвечину и катается в ней, катается-валяется. Реализует свои охотничьи инстинкты, а мне его отмывай потом.
— Что ты нашел? — спросила я и застыла на месте.
На земле валялась книжная обложка. Судя по всему, книгу переплетали вручную, и на шершавый красный переплет уже наклеили картинку.
Крупные капли дождя ударялись об нее, и бумага намокла. Я подняла обложку. Противно пахло горелым.
Я стряхнула водные капли, достала из сумки пакет, завернула в него останки книги и спрятала под пальто.
Нет, у меня нет привычки присваивать мусор. Если не ошибаюсь, это называется «комплекс Диогена» — когда человек перетаскивает в дом всю окрестную помойку.
Просто на обложке…
… был город из моего сна.
Огляделась — никто не видел? — и будто бы ни в чем не бывало пошла дальше. Я не пойду домой сейчас, нужно прогуляться.
Подсчитав количество денег в кошельке, я решила, что этого вполне достаточно для покупки какого-нибудь пёсьего лакомства.
Обложку выброшу в ближайший мусорный контейнер. Да вот хотя бы вот в этот, неподалеку. Обязательно выкину, когда буду возвращаться.
— Подождешь меня у входа? Жди здесь. Сидеть. Ждать.
В магазине пахло так, как и во всех зоомагазинах — кормом для животных, для птиц, для рыб… кормом для тех, кому и названия нет, но они тоже едят и им тоже нужен корм.
Большую часть стены занимал гигантских размеров аквариум. Беззвучно шевеля губами, в нем плавали разноцветные рыбки. Плавали и таращили глаза в пустоту.
На полках ровненько расставлен товар. Ну-ка, что выбрать — «Хрустяшки-костяшки с биодобавками», «Ням-ням-гав — Ваша собака скажет Вам «спасибо»!» или «Собачий праздник экстра»?
«Хрустяшки-костяшки» я отмела сразу, слишком уж пугающее название, так и слышится треск ломаемых костей. Остаётся «Ням-ням» и «Праздник». С одной стороны, было бы интересно посмотреть, как Кутузов скажет мне «спасибо»… Ладно, беру «Праздник».
… Кутузов бодро хрустел своим «Праздником», рассыпая крошки по усам — и был, казалось, абсолютно счастлив.
— Вкусно? — рассеянно спросила я.
— Хрум-хрум-хрум.
— Думаешь, я…
Я не хотела применять это слово по отношению к себе; я его ненавидела, и ко мне оно не относилось. Никогда не относилось, никогда. И не будет относиться.
Понизив голос, всё же спросила:
— …ненормальная?
И замерла оттого, что произнесла это вслух.
— Думаю, да, — ответили мне. — По крайней мере, не вполне нормально ожидать ответа от собаки. Как бы то ни было, не думаю, что «нормально» — это всегда «хорошо».
Вздрогнув, я обернулась.
Одноклассник. Зовут Даниилом — именно так, с двумя «и». Когда он пишет свое имя, можно разобрать лишь первые две буквы, а дальше — сплошная изгородь из вертикальных черт. «Да» — и ограда.
Я — по ту сторону его забора. Мы не общаемся.
Смерила с ног до головы, удостоила таким взглядом, что наглец должен был провалиться от стыда под землю — но почему-то упорно продолжал держаться на ее поверхности.
— Невежливо вмешиваться в чужие разговоры, — холодно сказала я.
От слов веяло ледяной стужей. Одноклассник стойко пережил и это.
— В разговоры с вот этим джентльменом? — серьезно уточнил он, кивая на Кутузова.
Я не нашла, что ответить, и собралась уйти с гордо поднятой головой, но у пса, похоже, были другие планы.
— Пойдем, — сказала я Кутузову.
Спаниель удивленно приподнял уши, домой он явно не собирался. Я легонько потыкала его носком сапога. Кутузов поднялся и перешел на другое место.
Одноклассник молча наблюдал эту сцену.
Я потянула за поводок. Пес лег на землю и закрыл глаза. Я потянула сильнее. Он перевернулся на спину, начав, как одержимый, извиваться и дрыгать всеми четырьмя лапами. Нашел время.
Одноклассник словно бы только того и ждал. Он опустился на корточки и почесал собаке брюхо. Кутузов захрюкал от удовольствия.
Я отпустила поводок и пошла. Пес, осознав, наконец, чего от него добиваюсь, затрусил рядом, волоча поводок по земле.
Руку я держала у груди.
Там, с левой стороны, в шуршащем саркофаге пряталась эта пустая обложка, память о призрачном городе.
Казалось, что бьется не сердце, а книга.
Глава 4
Мама села писать статью «Счастливая женщина и ее мужчина».
Она давно уже хотела изложить свою авторскую методику в ряде статей, задумала уже несколько. После первой, как она обещает, будет «Счастливая женщина и ее семья». Затем, как считает Макс, последуют «Счастливая женщина и ее и философский камень» и «Счастливая женщина и ее узник Азкабана», нужно больше счастливых женщин!
Предчувствуя, что статьи не издадут, мама заранее всем говорит, что пишет «для себя».
Я медленно опустилась на колени и обняла пса. Кутузов теплый. Его мохнатая мордашка щекочет плечо. Скоро ему надоест так сидеть. У меня в запасе всего несколько мгновений.
Мы сидим тихо и стараемся ей не мешать. Нюта даже перешла на шепот.
— Юль, я нарисовала жука, — шепчет она.
На большом листе — гигантский, едва умещающийся жук. Доморощенный психолог сказал бы: «Рисунок расположен так, что ему словно бы не хватает места — налицо завышенная самооценка».
— Великолепно, — говорю я.
Сестра прикладывает палец к губам и смотрит на меня сурово. Ей показалось, что я сказала чересчур уж громко и непременно спугну мамину музу, диктующую ей истины гармоничного супружества.
— И еще одного жука, — говорит Нюта.
Показать всех жуков сразу она не может. Ей нужно тянуть, чтобы произвести больший эффект.
— Прекрасно.
— И еще тебя…
Что-то новое.
— Да?
— В виде жука! — разрушила Нюта мои надежды на разнообразие. — Жукинизм, так я назову это направление в искусстве.
Насекомым, кстати говоря, я была так себе.
Жуки — сестрицын аналог маминых «счастливых женщин».
— Только краски убери за собой, — говорю я.
— Не.
— Почему?
— Не хочу.
— В жизни не всегда приходится делать то, что хочется, — воспитываю я.
— Ага. Сначала ты делаешь то, что не хочешь, потом живешь чужой жизнью, потом — видишь чужие сны… Дальше-то что?
Хорошо, что сестра не видит моего лица. Слова о «чужих снах» заставляют меня вздрогнуть.
Нюта ждет, когда мама освободится и можно будет показать ей свои шедевры, а пока — фотографирует их. Вытянув вперед руку с телефоном, делает с полсотни селфи, чтобы потом выбрать «самый жизненный» (= подающий ее в наиболее выгодном свете) вариант. Украдкой снимает и меня. Делает коллаж: автор, произведения, сестра автора. Вздыхает. Берет с полки книгу.
Я не могу больше ждать, когда она уйдет. Беру полотенце, ворох одежды.
Сестра закрывает книжку, в которой подробно описывалось, как разбудить своего внутреннего ребенка. Если этот наружний ребенок разбудит еще и внутреннего, с ними двоими мне в комнате станет совсем уж тесно.
