Были и фотографии самой Джессики — иногда одной, иногда в компании какой-нибудь другой девушки (судя по подписям, одной из них была сестра Мел — она оказалась вовсе не длинной и блеклой, как представлялось Малколму, а миниатюрной круглолицей девушкой с темными волосами; другие, надо полагать, были университетскими подругами). Никаких парней, удовлетворенно отметил Малколм (впрочем, а кто фотографировал? хотя, конечно, это мог быть случайный прохожий или автоматическая съемка с задержкой…) Было фото, изображавшее Джессику в большой компании — наверное, другие студенты — на пикнике в парке.
Ни о какой болезни нигде не говорилось, и фотографии тоже не давали никаких мрачных намеков. Малколм снова перемотал ленту к последней записи, сделанной за два дня до смерти.
«Люди, совершившие предательство, нередко потом просят прощения, словно они совершили ошибку. Но это лицемерная подмена понятий. Ошибку совершают по неведению, не понимая, что творят, а предают совершенно сознательно, прекрасно понимая, что делают. Прощать ошибки можно и нужно. Прощать предательство нельзя. Ведь простить — это, по сути, найти оправдание. Простить подлеца значит совершить подлость самому».
Выходило, что это стало ее последними словами — о чем она, очевидно, не могла знать заранее. Последними не в жизни, коль скоро несчастье случилось лишь два дня спустя, а лишь в интернете — но именно интернет сохранил их навсегда… во всяком случае, надолго. И именно под ними громоздились теперь в итоге все эти скорбные комментарии с горящими свечками.
Кто-то посмел предать тебя, Джессика? Или это было лишь теоретическое рассуждение, подобно многим другим твоим записям?
— Все-таки завел себе подружку?
Первым побуждением Малколма было захлопнуть ноутбук, но он осознал, что делать это уже поздно, и лишь с отвращением обернулся к Рику. Тот вошел в комнату, даже не потрудившись снять кроссовки и оставляя мокрые следы на полу. На его куртке блестели капли дождя.
— Я думал, ты ушел, — неприязненно произнес Малколм.
— Да блин, ключи забыл в куртку переложить, — пояснил Рик, шагая к своему шкафчику. — Хорошо, что ты дома, а то пришлось бы к супервайзору переться…
— И никакая она мне не подружка, — продолжал Малколм. — И вообще, нечего заглядывать в чужие компьютеры.
— Да ты так сидишь со своим ноутом, что экран от входа видно, — ответил Рик, роясь в шкафчике. Наконец он отыскал брелок с ключами и сунул его в карман — а затем все-таки шагнул не к выходу, а к соседу. — Красивая девчонка. Ну, если не подружка, значит, не претендуешь? — Рик подмигнул, приближаясь еще на шаг. — Дай-ка глянуть, какой у нее аккаунт?
— Мемориальный, — отрезал Малколм почти что с удовольствием. — Она умерла много лет назад.
— Да? — заставить Рика растеряться было непросто, но на сей раз у Малколма получилось.
— Жалко… — теперь Рик, очевидно, и сам уже разглядел траурные картинки со свечами. — А от чего?
— Здесь не сказано. И вообще, какое твое дело?
— Да ладно, просто так спросил. Малколм, чего ты на людей кидаешься?
— Я не кидаюсь, — Малколм постарался говорить максимально спокойно. — Я просто не люблю, когда мне заглядывают через плечо и спрашивают «просто так». Мир был бы гораздо лучше, если бы люди говорили только о том, что действительно важно.
— По-твоему, жизнь и смерть — это неважно? — парировал Рик. Малколм ничего не ответил, и его сосед продолжал: — Просто подумал, может, лейкемия…
Малколм не прореагировал и на эту (очевидно ошибочную) гипотезу, и Рик, помолчав с полминуты, добавил:
— Если хочешь знать, моя кузина умерла от лейкемии. Ей было всего 13.
— Мне жаль, — произнес Малколм. Вообще-то это была одна из ритуальных фраз, которых он старался избегать, но в данном случае он почувствовал, что ему и в самом деле жаль эту девочку, о которой он слышал впервые в жизни. Не так сильно, как Джессику, но умереть в 13 лет после мучительной болезни — это действительно ужасно. А еще для него стало полной неожиданностью, что нечто подобное имело место в жизни Рика, который до этого казался ему несовместимым ни с какими трагедиями. Как выразились бы в комедии, найдите в словаре слово «беззаботность», и там будет его фотография…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ладно, — привычное легкомысленное выражение вновь вернулось на лицо Рика после того, как он торопливо охлопал свои карманы, проверяя, не забыл ли чего на этот раз. — Пойду, теперь уже точно до вечера. Можешь тут хоть… — кажется, он собирался пошло сострить, но сдержался: — Короче, не побеспокою.
Малколм вновь вернулся к записям Джессики. Ему пришло в голову, что он узнает о ней больше, если ознакомится с книгами, которые она читала и которые произвели на нее впечатление. Сам Малколм читал почти исключительно научную фантастику, поэтому о большинстве этих книг он прежде даже не слышал. Но теперь он старательно скинул названия и авторов в отдельный файл, а затем устроил поиск в интернете. Кое-что нашлось в сети в бесплатном доступе, но далеко не все. Интересно, есть ли в университетской библиотеке художественная литература? Почему бы и нет, коль скоро студенты изучают не только точные науки…
Последней книгой, которую читала Джессика — или, во всяком случае, о которой она упомянула — была «Ребекка» Дафны дю Морье. Как раз текст этого романа в интернете нашелся, и Малколм скачал его на ноутбук. Из постингов Джессики было неясно, успела ли она дочитать книгу, и у Малколма мелькнула мысль, что если и нет, он расскажет ей, чем все кончилось. И эта мысль была столь простой и естественной, что на сей раз даже не вызвала рационального ответа «ну да, да, я понимаю, что на самом деле это невозможно…» Чувствуя знакомое щекочущее предвкушение, всегда охватывавшее его перед знакомством с многообещающей книгой — а в том, что Джессика не читала всякую скучную женскую мутотень, Малколм уже не сомневался — он открыл файл и погрузился в чтение.
Повествование быстро увлекло его. Даже несмотря на то, что первые главы и в самом деле напоминали «женскую мутотень» любовного романа, Малколм не почувствовал раздражения — то ли потому, что не сомневался в более интригующем дальнейшем развитии событий, то ли потому, что романтическая история знакомства главных героев коррелировала теперь и с его собственным настроением. Героиня, от лица которой шло повествование — и ни разу не названная при этом по имени — поневоле ассоциировалась у него с Джессикой, а угрюмый и замкнутый Максимилиан де Винтер — с ним самим, хотя, объективно говоря, при всей своей нелюдимости юный Малколм мало походил на окутанного флером мрачного прошлого британского аристократа. А вот мертвую Ребекку он невзлюбил сразу же, еще до того, как героиня почувствовала исходящую от нее опасность; она ассоциировалась у Малколма вовсе не с покойной Джессикой, а с физически еще живой, но мертвой для него Кэтрин. Такая же, небось, фальшивая, лживая, развратная дрянь, прятавшая под очаровательной внешностью свое грязное нутро…
Лишь после полуночи Малколм заставил себя оторваться от чтения, неохотно вспомнив о необходимости все же заняться заданиями, которыми он манкировал всю неделю. В итоге он лег лишь в четвертом часу ночи (давно вернувшийся Рик вовсю сопел в две дырки, не высказывая, к счастью, претензий по поводу горящей у соседа лампы) и все утро клевал носом, пока не проспал половину лекции по матанализу и не был в итоге с позором разбужен преподавателем, не преминувшим, под довольные смешки аудитории, пошутить насчет бурно проведенной ночи.
Малколм надулся и покраснел, чем, очевидно, лишь подтвердил пошлые подозрения. Он попытался было вновь записывать лекцию, но понял, что ничего не понимает, и решил, что лучше потом прочитает соответствующую главу в учебнике. Пока же его мысли витали в областях, далеких от математики, и даже в выражении Sijk ему мерещилась некая анаграмма.
Наконец тоскливые занятия закончились. Погода, правда, все еще стояла скверная — дождь не лил, как накануне, но было пасмурно и промозгло, налетал порывами холодный ветер, так что парк совсем не выглядел привлекательным местом. Но Малколм туда и не рвался — он жаждал поскорее дочитать «Ребекку». Не желая делать это в обществе Рика, он устроился со своим ноутбуком в читальном зале. Конечно, там были и другие студенты, но их было не так много (начало семестра — не предсессионный аврал), они были незнакомые и уж точно не стали бы лезть ни с какими разговорами, так что в их присутствии Малколму было куда легче почувствовать желанное уединение, чем с Риком за спиной. Заодно он убедился, что отдел беллетристики в библиотеке есть, и выписанные им книги там имеются. Возможно, именно здесь Джессика и читала их десять лет назад…
