Она легонько отпихнула его, он неуклюже отскочил и, внезапно учуяв кролика, начал рыскать в траве.
Подняв голову, Генриетта встретилась глазами с Брэндишем. Ее обожгло их голубое пламя, по коже побежали мурашки. Он улыбнулся и слегка наклонил голову, приглашая к разговору. Что у него на уме? Судя по всему, он пришел сюда с вполне определенной и не очень благородной целью – выражение его лица говоримо об этом яснее всяких слов.
Притворившись, что не понимает этого, она подчеркнуто вежливо спросила:
– Где вы нашли собаку, мистер Брэндиш?
Он сделал к ней еще один, совсем небольшой шаг – уловка, призванная создать доверительную атмосферу.
– К сожалению, управляющий моего дяди поймал Винсента и всю ночь продержал его на псарне в Бродхорне, где я и нашел его почти сразу после разговора с очаровательной Бетси. Естественно, я собирался без промедления отвести собаку в Раскидистые Дубы, но, завидев вас в поле на пути к этому прелестному уединенному местечку, решил отдать пса вам.
Демонстративно отступив назад, Генриетта слегка подняла подбородок и стала следить за Винсентом. Тот отбежал ярдов на двадцать и принялся яростно рыть мягкий склон оврага.
– Это очень любезно с вашей стороны, но вы должны были встретить по дороге Бетси. Во всяком случае, вы отлично знаете, где она, потому что она рассказала, куда пойдет. И было бы разумнее сразу отвести собаку к ней, а не ко мне.
Брэндиш подвинулся к ней еще на несколько дюймов.
– Вы совершенно правы, но все дело в том, что за свои хлопоты по освобождению злополучного пса я хочу получить поцелуй! С кого же мне взыскать награду? С Шарлотты? Обратись я к ней с такой просьбой, бедная девушка, должно быть, покраснеет до самых корней своих прекрасных волос, а я терпеть не могу вгонять в краску скромных девушек. Что же до Бетси, то она, пожалуй, рассердится и еще лягнет меня как следует.
– Если вы будете продолжать в том же духе, то это сделаю я! – воскликнула Генриетта. – Вы самый бессовестный шалопай из всех, которые мне встречались. Где же ваше благородство?
– Увы! Последние его остатки я растратил на служанку в «Колоколе и Ангеле» – хотел поцеловать ее, но она оказалась невестой кузнеца. Вас это, наверное, удивит, но я не стал портить девушке жизнь! – Брэндиш грустно вздохнул, хотя глаза его озорно блестели.
Генриетта намеревалась как следует отбрить бессовестного повесу, но почувствовала, что ее решимость тает, а в груди закипает смех. Ей бы повернуться и убежать, да ноги словно приросли к земле.
– Поразительное самообладание! – насмешливо ответила она. – Но разве вашим словам можно верить? У вас дурная репутация, которую не исправить даже возвращением Винсента.
Брэндиш обворожительно улыбнулся и сделал еще шажок.
– Генри, я повеса, дамский угодник, даже подлец, если угодно, но не лгун!
Завороженная его магнетическим взглядом, она оставила без внимания панибратское обращение. Ах, если бы не эти пронзительно-голубые глаза, она бы ему показала «Генри»! Но достоинства Брэндиша не ограничивались необыкновенными глазами. Высокий, атлетически сложенный – явно отдавал спорту немало времени – с буйными черными волосами, отпущенными чуть длиннее, чем требовала мода, этот человек был замечательно красив. Лосины и щегольской синий сюртук сидели на нем безукоризненно, обтягивая мускулистые моги, грудь и плечи. Поистине, светский лев, роковой соблазнитель…
У Генриетты екнуло сердце – теперь этот человек стоял уже в полуметре и, казалось, внимательно изучал ее лицо – сначала лоб, потом глаза, нос, подбородок и, наконец, губы. На них его взгляд задержался дольше всего. Генриетта увидела, как он слегка подался вперед и выражение его лица изменилось. Он пристально вглядывался в нее, словно силился что-то вспомнить.
– А раньше мы не встречались? – неожиданно спросил он. – Кажется, я вас где-то видел.
– Не помню, чтобы нас представляли друг другу, – вспыхнула Генриетта. – Возможно, мы встречались мельком несколько лет назад в Лондоне, правда, я пробыла там совсем недолго.
Слегка нахмурившись, он продолжал ее рассматривать.
У Генриетты замерло сердце. Неужели он вспомнил скандал с Фредериком, затронувший столь многих в свете? Этот повеса наверняка знал ее покойного мужа – они вращались в близких кругах, он не мог не слышать, что Фредди Харт женился на юной девушке и покончил с собой всего через два месяца после того, как произнес у алтаря брачный обет.
Брэндиш помрачнел, казалось, все эти мысли пронеслись у него в голове. Генриетта с напряжением сглотнула слюну. Сейчас он, наконец, назовет ее по имени! Ей хотелось его опередить, признаться, что она и есть та самая несчастная, опозоренная до конца своих дней миссис Фредерик Харт, но не решилась. Однако Брэндиш произнес совсем не то, что она ожидала.
– Вы действительно очень красивы. Возможно, там, на дороге, увидев вас впервые, я говорил несколько напыщенно, но я не лгал: ваша красота и впрямь божественно-благородна.
У Генриетты перехватило дыхание: даже Фредерик никогда не делал ей таких комплиментов.
– Мне пора, – пробормотала она. Бежать, бежать, пока он окончательно не подчинил ее себе! – Спасибо за Винсента!
Собравшись с силами, она повернулась, чтобы уйти, но Брэндиш крепко взял ее за руку.
– О, побудьте еще немного, Генри, ну пожалуйста! Она оглянулась на него, стараясь вырвать руку.
В ее душе было смятение: она понимала, что нужно скорее уходить, но какая-то необъяснимая сила заставляла ее остаться. Не выпуская руки Генриетты, Брэндиш притянул ее к себе.
– Я не позволю вам так уйти, – прошептал он, и она почувствовала на щеке его теплое дыхание. – Сначала я должен обнять вас и получить награду! И я ее получу!
Генриетта почувствовала прилив решимости. Его надо во что бы то ни стало остановить!
– Разве вы не понимаете, мистер Брэндиш, что накликаете на меня беду? Пожалуйста, уйдите, оставьте меня в покое!
Он загородил ей дорогу и взял за вторую руку.
– Что плохого в одном поцелуе? Разве прикосновение к этим прекрасным губкам может принести их обладательнице что-то иное, кроме наслаждения?
Она отвела взгляд, но он взял ее за подбородок, заставляя смотреть себе в лицо.
– Ответьте же, Генри!
Она твердо посмотрела ему прямо в глаза.
– Да, ужасные муки! – негромко, с чувством ответила Генриетта. – В состоянии ли вы в полной мере представить себе, каково это – тосковать по прошедшим дням и мечтать о будущих ночах, зная, что вряд ли они будут когда-нибудь? Каково это – вспоминать поцелуи давно прошедших дней, которые не дали ничего, кроме бесчестья?
Обняв Генриетту за талию, он склонился над ней, приблизив губы к ее губам.
