- Ты же пьяный! - кричит ему мама.
- Сейчас я приду! - отвечает папа.
Я хочу бежать к папе. Но мама меня крепко держит за майку.
- Что он делает!!! - кричит мама.
А папа не слышит. Он ходит по кругу. Бык ходит за ним. Ест редиску. И слушает папу.
- Охота в Москву… Там зимой много снегу… А летом? Ну… летом там тоже тепло. Ну, не так, как здесь… Это верно…
Бык смотрит на папу. Редиска вся кончилась.
- Нет, - говорит папа, - ты пойми: солнце там тоже есть… но не в таком количестве…
Мне почему-то смешно даже стало. Что папа всё повторяет? Любой поймёт, даже бык. Что он всё повторяет?
Бык как заорёт! А папа его хлоп ладонью по шее. И бык замолчал.
- Тоже мне, - говорит папа, - вздумал орать! Мы все орать можем. Ты лучше послушай. Тебе человек говорит, так ты слушай… И не ори! Так и знай. Что орёшь? Тоже мне, разорался!
Бык внимательно смотрит на папу.
- Ну, что уставился? - говорит папа. - Не написал я хорошей музыки. А почему? Сам не знаю… Хотя мне всегда хотелось… И даже сейчас очень хочется! А солнце здесь есть, это верно… А там не в таком количестве…
Тут во двор входят дядя Багир, тётя Эля и кто-то ещё.
- Вай! - говорит тётя Эля.
Дядя Багир кричит:
- Бык! Смотрите!
- А, - говорит папа, - это вы!
- Осторожно! - кричит ему дядя Багир.
- Чепуха, - говорит папа, - всё чепуха…
Он бросает портфель и идёт прямо к нам.
Бык рвёт папин портфель. Летят ноты по ветру…
- Что с тобой? - Моя мама плачет. Она первый раз видит папу таким. - Что с тобой сегодня?!
- Ничего, - говорит папа, - всё Ливерпуль… Ливерпуль меня угостил… он меня угостил. За успех… он не просто так…
- За какой успех?!
- Ну… как то есть? - сказал папа. - Я за успех…
Папе вдруг стало плохо.
13. Очень маленькая глава
Я пошёл поглядеть виноград. Я-то знал, что он ещё зелёный. Но я хотел ещё раз поглядеть. Вдруг я вижу: бежит по дороге мальчишка, вокруг пыль столбом и жара такая, а он орёт:
- Война! Война!
Мама тоже вышла из дому. Она слышит это и мне говорит:
- Вот негодный мальчишка! Вчера тоже кричал: "Пожар! Пожар!" А никакого пожара не было.
14. Ещё одна маленькая глава
Папе к вечеру стало лучше. Он пошёл на вокзал прогуляться. Он всегда ходил на вокзал прогуляться. Уж очень любил он вокзалы! Сядет там где-нибудь на перроне и всё сидит, отдыхает.
Вернулся он очень быстро. Мой папа вошёл и сказал одно слово:
- Война!
Он не любил говорить много слов. Такой был человек мой папа!
15. Домой
Мы уезжаем с дачи.
Мне очень жалко дачу. Жалко мне виноград - он ещё не поспел… Жалко мне расставаться с морем…
Но мы уезжаем.
Завтра едет на фронт наш папа. Мы будем его провожать. А сейчас мы садимся в машину. И едем в обратную сторону.
Мы едем по той же дороге. Опять еду я с папой в кузове. Но почему мне не весело? Мне даже неинтересно. Хотя еду я в том же кузове. И мне могут опять все завидовать…
- Дождь будет, - говорит папа.
- А как же мы?
- Так же, как и сейчас.
- Но ведь дождь…
- Ну и что же?
- Но мы ведь промокнем…
- Промокнем…
А небо уже совсем серое. И дождь пошёл.
Папа мой достаёт одеяло. И мы накрываемся. Мы сидим под одеялом. А дождь хлещет и хлещет на нас. Всюду льётся вода. Наши вещи, наверное, промокли…
Мы почти в темноте. Я гляжу в щёлку и вижу дождь - больше я ничего не вижу.
- Дурацкий дождь, - говорит папа, - чёрт бы его побрал…
- Плохо, - говорю, - когда едешь и ничего не видишь.
- Это верно, - говорит папа, - не очень хорошо…
- И когда дождь - тоже плохо.
- Тоже плохо, - говорит папа.
- И когда ноги мокрые.
- Тоже верно, - говорит папа.
- Ты почему мне так отвечаешь?
- Как?
- Ну, как-то скучно…
- А тебе весело?
- Нет, мне почему-то невесело.
- Потому что дождь?
- И дождь, и война. Всё вместе.
- Но мы победим? Ведь верно?
- А как же!
- Эх, - говорю, - интересно всё же! Трах-бах! - самолёты, танки…
Одеяло с нас чуть не свалилось. Папа поправил его и сказал:
- Ну, ну, ну, не махай руками.
- Тебе каску дадут? - говорю.
- Дадут, - говорит папа, - всё дадут.
- Она ведь, наверно, железная. Даже стальная. Как ты думаешь, каска стальная?
- Стальная, - говорит папа.
- Ты ходи в каске, - говорю, - раз она стальная.
- Обязательно, - говорит папа.
А дождь всё льёт и льёт.
А мы всё едем.
16. До свидания, папа!
Я, мама, Боба стоим на балконе.
Мы глядим в темноту - всё вокруг темно, в нашем городе затемнение. Там в темноте мой папа. Мы слышим папины шаги, мне кажется, я его вижу, вот он обернулся, махнул нам рукой… Он только что вышел из дому. Только что с нами простился. Он уходит всё дальше, туда, в темноту.
- До свидания, папа! - кричу я.
- До свидания, папа! - кричит Боба.
Только мама стоит с нами молча.
Я кричу в темноту:
- До свидания!
Боба машет двумя руками. Темнота-то какая! А он всё машет. Будто папа его увидит… …Шагов папы не слышно. Наверное, он свернул за угол. Мы с Бобой кричим:
- До свидания, папа!
Мой папа ушёл на войну.
Мы уходим с балкона.
17. Папы нету
С утра наш телефон звонит. Все спрашивают: "Уехал?" - "Вчера, - говорю, - уехал". - "На фронт?" - спрашивают. - "На фронт", - говорю. "Как жаль, - говорят, - не успели проститься!" Быстро мой папа уехал. Никто не успел с ним проститься.
Звонят и звонят. Мамы нету. Я всем отвечаю. "Как, - говорят, - уже уехал?" - "Вчера, - говорю, - уехал". - "На фронт?" - говорят. "На фронт", - говорю.
Опять звонок.
- Ваш отец дома?
- Нет, - говорю, - он уехал.
- А когда приедет?
- Не скоро.
- А куда он уехал, если это не секрет?
- Это совсем не секрет. Он на войну уехал.
- На какую войну?
- Вы что, не знаете, что сейчас война?
- Некрасиво с его стороны, некрасиво!
- Что некрасиво?
- То, что он уехал.
- Почему же некрасиво?
- Он мне должен, а сам уехал.
- Чего должен?
- Кое-что должен.
Тут я прямо растерялся. Просто не знал, что ответить. Словно папа сбежал на войну от него. Просто меня зло взяло.
- Кто, - спрашиваю, - говорит?
- Не узнал, карапуз? Ну, будь здоров!
Теперь узнал. Это дядя Гоша.
Когда меня раньше спрашивали: "Ты кого любишь?" - я отвечал: "Папу, маму и дядю Гошу".
Но это было раньше.
18. Я вижу папу
Мы с Бобой едем в поезде. Мы едем с ним в Баладжары к папе.
Всё так быстро случилось! Так неожиданно! Вдруг звонит папа. Я сразу не понял, кричу:
- Что вам нужно?
А он говорит:
- Мне нужен Петя.
Я кричу:
- Петя вас слушает!
А он говорит:
- Папа вас тоже слушает.
Я как заору:
- Где ты, папа?
Он говорит:
- Недалеко.
Я кричу:
- Как на фронте?
А он смеётся.
- Мы ещё, - говорит, - не на фронте. Мы по дороге на фронт. Эшелон наш пока в Баладжарах. Мы здесь пока задержались. Как там у вас? Всё в порядке?
- Конечно, - кричу, - всё в порядке!
Папа всё маму ждал. А её не было. Тогда папа сказал, что он всех нас целует, чтобы мы были дружны, чтоб я слушал маму и Боба чтоб слушал, и папа повесил трубку.
Значит, папа от нас совсем близко! То есть на первой станции. Там, наверное, пушки и танки. Целый поезд военных. Папа не был военным, когда уезжал. Он был в своей старой одежде. И пистолета у папы не было. И никакой каски не было. А сейчас он, наверное, в каске. И пистолет на боку. Поглядеть бы на папу!
Но папа сейчас в Баладжарах.
А я здесь сижу. Просто глупо, когда папа там, а я здесь. Тем более он с целым войском. Тем более он в Баладжарах. Прямо, можно сказать, совсем рядом!
Я говорю Бобе:
- Слушай, ты можешь спокойно сидеть?
- Где сидеть? - спрашивает Боба.
- Ну, ничего не трогать.
- Чего не трогать?
- Ничего, - говорю, - не хватать и не трогать, а просто сидеть, можешь ты или нет?
- Почему? - говорит Боба.
- Я к папе еду!
- И я хочу к папе, - говорит он.
- Ну тогда, - говорю, - собирайся! Быстрей! …И вот мы с ним едем в поезде. Правда, мы с ним разбили копилки - его мопса и мою кошку. Попадёт нам за это от мамы. Но зато мы купили билеты. Мы едем с настоящими билетами. Как настоящие пассажиры. Нам совсем не жалко копилок.
Очень медленно едет поезд. Ползёт еле-еле. Скорей бы! А то папа нас не дождётся. Уедет он со своим войском.
Боба заснул. Пусть спит, раз человек хочет спать.
Я смотрел в окно, а потом перестал: просто мне не до этого. Здорово, что мы сейчас едем к папе! Он, наверное, удивится, скажет: "Как это вы вдруг здесь?!" Я скажу: "Я уже вовсе не маленький. Ты мне сам говорил. В чём же дело?" Папа, когда уезжал, сказал, что я, в общем, уже вполне взрослый, поскольку война и поскольку я старший. Что уж тут нас ругать! Тут ругай не ругай, всё равно. Раз приехали.
Я стал думать про папу. Как папа мне рисовал корабли, такие замечательные, с парусами. Лучше всех кораблей была шхуна "Мария". Тут папа вовсю постарался. Ведь он плавал на этой шхуне. Он её точь-в-точь знает. "Я не художник, - говорил папа, - но я постараюсь". Он так всегда говорил, когда мне рисовал. Но лучше этой шхуны он ничего не нарисовал. Когда он рисовал её, я подумал: "Вот так не художник! Настоящий художник". Вы бы видели этот рисунок. Замечательный был рисунок. Я его променял на мяч. Если бы это был плохой рисунок, разве мне дали бы мяч? Ни за что бы не дали. Вот какой это был рисунок!
