Эта женщина вдруг вызвала у Волкова открытый приступ желания. Ему очень хотелось овладеть этим прекрасным телом, сжать в ладонях упругие груди. Но делать этого было нельзя. После близости останутся следы, которые могут привести полицию к нему.
Валентина вдруг проснулась, увидела его и надвинула одеяло до подбородка. Естественная реакция женщины на неожиданное присутствие в спальне чужого мужчины.
Ей надо было кричать, а она очень тихо спросила:
– Кто вы?
Волков не мог больше бездействовать. Не ответив на вопрос, он вытащил из-под головы Валентины Васильевой подушку в шелковой наволочке и прижал ее к лицу несчастной женщины. Потом Федор с каким-то дьявольским наслаждением начал наносить удары ножом по телу, укрытому простыней. Два, три, пять. Белоснежная ткань стала багровой. Женщина не двигалась.
– Получила, сучка? И поделом. Замуж-то пошла за старика из-за его денег, а сама наверняка имела любовника помоложе. Стерва!
Федор вытер нож, поднялся, не глядя на окровавленную кровать, вышел в коридор. Там он чуть отдышался, тряхнул головой и, уже не таясь, резко открыл дверь спальни хозяина дома.
Звукоизоляция в здании была прекрасной. Волков из коридора не слышал, что купец громко храпел с причмокиванием и всхлипыванием. Волков усмехнулся, покачал головой. Ну и дает купец. А храп-то нездоровый. Видимо, сердце пошаливает. Дожил бы своей век в достатке, при семье. Нет, жажда денег не дает покоя. Он желает получить еще больше. Зачем ему столько денег? Здоровье ни за какие миллионы не купишь, годы назад не вернешь.
Зачем влезать в авантюры с камушками? И так видно, что всего у этого купца с куцей бородкой, смотрящей клинком в потолок, более чем достаточно. Нет, надо еще. Сейчас получишь сполна, хрыч старый. Пора заканчивать.
Волков обошел кровать. Васильев спал. Федору и делать особо ничего не пришлось. Он резким движением полоснул острым клинком по шее купца и тут же накрыл его голову одеялом, которое сразу же стало пропитываться кровью.
В спальне задерживаться не имело смысла. Конечно, здесь, как и по всему дому, были дорогие вещи. Где-то хранила свою заветную шкатулку покойная жена купца. Но ничего с собой не возьмешь. Уходить придется с Гришей, а тот – человек Курилова.
Если бы хоть немного знать этого извозчика, то, может, и удалось бы сговориться, поделить награбленное добро. Но вслепую рассчитывать на то, что Гриша позарится на часть добычи, слишком рискованно, а посему и обыскивать дом не имело никакого смысла.
Волков подхватил саквояж и не спеша прошел в кабинет. К темноте он уже привык, разглядел картину на стене, напротив дивана, подошел к ней, отодвинул массивный багет в сторону.
За ним, как и говорил Курилов, находился сейф средних размеров, как раз под картину. На двери ручка, слева – четыре вращающихся ролика, вокруг каждого шкала из десяти цифр. Волков вспомнил код, повернул первый ролик, второй, третий, четвертый. На последней цифре внутри сейфа что-то щелкнуло, и дверка вышла из паза.
Волков открыл ее и увидел пачки ассигнаций различного достоинства. Он открыл саквояж и стал бросать в него деньги.
Одну пачку десятирублевок он попридержал и сунул в боковой карман пиджака. Потом Федор проверил верхний ящик в надежде на то, что там окажутся драгоценности, которые стоят дорого и не занимают много места, но нашел только какие-то векселя и другие бумаги.
Волков закрыл саквояж и начал потирать платком те предметы, к которым прикасался. Их было мало, и уборка не заняла много времени.
Закончив работу на втором этаже, Волков спустился на первый. Во рту у него пересохло, и он решил попить воды.
В большом кухонном буфете, рядом с мойкой, Федор увидел черную бутылку коньяка.
«Дорогой, наверное», – подумал он, взял бутылку, посмотрел на этикетку.
На ней сплошь нерусские надписи. Только число «1856» показало убийце, что он держит в руках бутылку с напитком пятидесятилетней выдержки.
Не раздумывая, Федор засунул находку в карман, попил воды, хорошенько обмыл нож, протер его кухонным полотенцем.
Все! Можно уходить. Свое задание он выполнил.
Теперь надо благополучно добраться до квартиры и отдать Курилову саквояж, до этого спрятав на чердаке пачку десятирублевых купюр. Ничего, организация от такой потери не обеднеет, а Волков заслужил премию.
Он благополучно вышел в сад, прошагал к калитке, открыл засов, осмотрел улицу. На перекрестке стоял извозчик. Федор показался ему и махнул рукой. Григорий ответил тем же и исчез.
Вскоре послышался стук копыт по мостовой. Волков на ходу запрыгнул в пролетку.
– Как?.. – не оборачиваясь, спросил извозчик.
– Нормально. Ты не гони, Гришка. Ночью городовые крепко бдят службу. Заподозрят неладное, остановят. Езжай как обычно, будто пьяного мужика от любовницы везешь. А тому торопиться некуда. Он свое получил.
Извозчик сбавил ход, через полчаса остановился у булочной, повернулся и спросил:
– Может, к дому подвезти?
– Не надо, дойду. Ты не рисуйся тут, езжай домой. До квартиры я доберусь.
– Не могу. Виктор Ильич приказал отвезти его. Значит, мне надо ждать в указанном месте.
Волков забрал саквояж, прошел к дому, поднялся на второй этаж. На чердаке он добрался до укромного места, там переоделся, бросил старый костюм за ящик и уложил пачку денег в тайник.
Потом Федор спустился на площадку второго этажа. Он стряхнул пыль, которая кое-где испачкала костюм, протер саквояж и постучал в дверь.
Она тут же открылась. На пороге стоял бледный Якубовский.
– Ну и что, Федор?
– Может, все-таки в хату впустишь?
– Да, конечно, извини, проходи.
– Чего боишься?
– Нет, это не страх, а нервы. Ну и что? – повторил он свой вопрос.
Федор поднял саквояж.
– Все хорошо, Леня. Вот они, денежки господина Васильева.
– Ну и хорошо, ну и славненько. Ты проходи, Виктор Ильич ждет.
Волков зашел в комнату. Там за столом сидел руководитель местного отделения революционной партии, курил дорогую папиросу, пил кофе. Одет он был скромно, как банковский служащий средней руки.
Волков поставил саквояж на стол.
– Вот, товарищ Курилов, это то, что я должен был забрать из сейфа купца Васильева.
– Там все? – Курилов прищурил глаза.
– Обижаете, Виктор Ильич. Я никогда не был крысой, ворующей у своих товарищей.
Курилов улыбнулся:
– Не обижайся, Федор, верю.
Он открыл саквояж, посмотрел внутрь, защелкнул его, указал на стул и предложил:
– Да ты присаживайся, Федор, кофе выпей.
– У меня есть кое-что получше. – Убийца достал из кармана бутылку, взятую из шкафа в кухне Васильева.
– Зачем ты это сделал?
– Что? Забрал бутылку? Так ее все одно полиция прикарманила бы.
– Я же запретил тебе брать лишнее!
– Да? Это когда же? Что-то не помню, а память у меня, Виктор Ильич, хорошая.
– Ладно, возможно, не предупреждал, но сам-то мог догадаться?
– А я не рыскал по хате, не взял ничего, что открыто лежало. А там, кстати, было чем поживиться.
– Но бутылка?
– А что бутылка? Здесь водка кончилась, самогона Леонид Владимирович купить не мог. Мне же надо снять напряжение. Все же пришлось пятерых кончать, в том числе женщину и мальчонку.
– Хорошо, согласен. Выпей, но пустую бутылку в мусорный бак не бросай.
– Конечно, я все понимаю, этикетку в воде сниму, а бутылку расколочу на мелкие части да в сортир спущу.
– Ладно, Федор, снимай стресс и рассказывай, как и что делал. В подробностях.
– А то, что ночь на дворе, вас не смущает?
– Нет. Я могу обходиться без сна несколько суток. Научился в тюрьме.
– Вы сидели? – удивился Волков.
– А ты думал, я всю жизнь провел в апартаментах? Нет, Федор, я прошел через такое, что тебе и не снилось. Но ближе к делу.
Волков открыл бутылку, и комната наполнилась горьковатым ароматом. Он налил темно-коричневую, почти черную жидкость в граненый стакан, выпил в три глотка, закусил огурцом, поданным ему Якубовским.
– Кто ж так пьет коньяк пятидесятилетней выдержки, Федор?
– А чего? Самогон, который покупает Леонид, лучше. Этот коньяк горчит и немного плесенью отдает.
– Да-да, – заявил Курилов. – Самогон, конечно, лучше коньяка стоимостью сто пятьдесят рублей.
– Сколько? – удивился Федор.
– И это если еще найдешь. А ты сей благородный напиток в граненый стакан!..
– Сто пятьдесят рублей? – продолжал удивляться Федор. – Это сколько же за такие деньги можно самогона купить? А, Леонид?
Якубовский в ответ только кашлянул.
– Ты снял стресс? – спросил Курилов.
– Снимешь тут, когда пьешь коньяк за такие деньги.
– Я человек терпеливый, Федор, но мне нужно знать, как прошло дело.
– Закурить позволите?
– Конечно. – Курилов пододвинул к Волкову коробку дорогих папирос: – Угощайся.
– Я лучше свои. – Федор прикурил. – Вот теперь порядок. Докладываю.
Волков подробно описал, как подбирался к жертвам и убивал их. Говорил он чуть более пятнадцати минут. Руководитель местного отделения революционной партии слушал его внимательно, одобрительно улыбаясь. Было видно, что рассказ о кровавых преступлениях интересен ему.
