Рейтинговые книги
Читем онлайн Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных) - Семён Ласкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 16

А Борис Борисыч на животе уже по двум комнатам прополз и теперь ему совсем немного осталось. Коридор, кабинет, ванна, кухня. Я обогнала его, влетела в кабинет первая.

А он действительно хорошо ползет, профессионально. Локтями перебирает, коленками отталкивается. Голову под тахту запихал, вильнул ногами и весь скрылся.

— Это, — кричит, — ты виноват! Ты неаккуратен!

Саня же, чувствую, все еще около зеркала стоит, чубчик справа налево перекатывает.

— А может рубашка в шкафу? — спокойно так спрашивает Саня и, вероятно, при этом сам себе подмигивает.

— В шкафу! — кричит Борис Борисыч и в одну секунду выныривает на середину комнаты. — А ты туда не смотрел?

В два прыжка подлетает к шкафу. Бах! Дверца чуть не с петли слетает. Трах!

— А-га-га-га!

И рубашка летит к Санечкиным ногам.

— Вот твое невнимание!

А Санечка будто железный. Стоит. Гребеночкой чубчик взбивает, в зеркало на себя смотрит.

Тут Борис Борисыч подлетает к Санечке и сам махом напяливает на него рубашку.

— Скорее, — кричит. — В кого ты только уродился такой! Отец у тебя деловой человек, серьезный! Мать тоже вроде бы за собой последить может! А ты? Ты мировое чудо, вот кто.

Однако, смотрю, дело с места сдвинулось. Борис Борисыч уже галстук на шее затянул, Саня начал шнурки завязывать. Кажется, уйдут все же.

И тут Санечка неуверенно так, но жалобно произносит:

— Папа, я кушать хочу.

— Вввуууй! — говорит Борис Борисыч, а сам шею вытягивает и бледнеет.

Я даже глаза зажмурила. Что дальше было, передать не берусь. Тут не мой талант нужен, а, скажем, Льва Толстого. Говорят этот писатель хорошо войну и мир описывал.

— Ешь! Ешь! Ешь!

Это уже из кухни кричит Борис Борисыч. Я туда. А он стоит около холодильника, галстук на бок съехал, и все, что там есть, на стол выкидывает.

— Ешь! Ешь! — повторяет.

А Санечка вошел на кухню как ни в чем не бывало, присел к столу, выбрал мою колбаску, покрошил ее в манную (мою же) кашу и начал потихоньку уплетать. Я даже заскулила от ужаса. А мне чего останется?

Борис Борисыч пометался вокруг стола, но, видно, и ему есть захотелось. Присел и стал помогать Сане ложкой.

— Вкусно, — говорит, — только жалко, что холодная. Может подогреем?

— Зачем? — говорит Саня. — И так съедим. Чего время тратить попусту. Может еще в театр успеем.

— Нет, — спокойно говорит Борис Борисыч. — Уже не успеем, так что спешить теперь глупо. Придем, Саня, ко второму акту, а может даже к третьему. Я, Саня, люблю в пьесах финалы смотреть. И отгадывать, какое было начало. Так, Саня, можно развить свое воображение, а это для драматурга самое наиглавнейшее качество…

Из театра Борис Борисыч пришел сам не свой. Расстроен был ужасно. Бродил из угла в угол и бормотал что-то знакомое.

— Я вам больше не доверяю, зондерфюрер. Руки вверх!

Я стала догадываться. Видно, в той пьесе, что они смотрели, слова были такие же, что и в его пьесе, и теперь Борис Борисыч новые слова подбирал.

Ну и нервная же у него работа, скажу вам. Только напишешь хорошую фразу, а ее кто-то тоже придумает или у него подглядит. И отчего так выходит, что у него все списывают, где справедливость?

Теперь я уже знала, что до утра Борис Борисыч не заснет, а если и задремлет немного, то будет вертеться на своей тахте, как мельница. И я пошла к Сане. А тот уже спит. Сжался калачиком и посапывает довольный, чего ему. И учебник английского на полу. Видно вспомнил, что не учил на завтра и решил перед сном позаниматься.

Я лизнула одну страничку, вырвала листок и стала учить. Английский язык не сложный. И кое-что я налету схватываю.

Вот сами посудите, как это просто. По-русски:

— Ав-ав!

По-английски:

— Вау-вау!

Пожевала я вырванную страничку для лучшего запоминания и вдруг сделалось мне дурно, в груди будто чайник закипел. Инфаркт, думаю. Понеслась я по коридору, заскулила. А в животе боли, рези, колотье! Спасите, думаю, помогите, что же это делается! Вызывайте, товарищи, детскую неотложную помощь с моим доктором Ольгой Алексеевной!

И вот, стала я помирать, когда подумала — бедный мой, одинокий Санечка, как ты без меня жить будешь! — в тот момент стала я судорожно кашлять и задыхаться, а когда пришла в полное сознание, то увидела на полу теткину перчатку. Серую, шерстяную, мокрую и перекрученную, как канат. И как я такую громадную штуковину проглотить могла?

Отлежалась я после мучений, покатала перчатку лапой и удивилась еще больше. Там всего два пальца было. Куда же остальные потерялись, думаю. Или, когда Санечка за мной гнался и пытался перчатку отнять, он успел все же три пальца оторвать и сам, может, их съел? Или эти три пальца где-нибудь на улице валяются, я их тогда откусила, не заметила? В любом случае найти эти три пальца нужно, потому что Санечка продолжает нервничать, боится как бы тетка не пришла к нам. А вот если мы поищем во дворе те три пальца, да пришьем их к двум, то тогда у нас получится пять пальцев, то есть опять целая перчатка. И когда тетка, перчаткина хозяйка, пойдет на нас жаловаться в милицию, что вот, мол, они мои перчатки едят, хотя сама же их мне в рот положила, то я ей тут же и отдам эту зашитую новенькую перчатку, да еще скажу:

— Идите, гражданочка-лифтерша, ешьте сами свои перчатки и подавитесь, будьте любезны. Нам с Саней такой хлам ни к чему, мы предпочитаем колбаску.

…Проснулась я поздно, от шума. Ольга Алексеевна сидела на кухне, удивлялась, как это я сумела такое количество манной каши съесть. Перчатки рядом со мной не было, видно ее убрали. По комнате ходил Борис Борисыч и командовал непроснувшимся Санечкой.

— Смирно! — кричал Борис Борисыч физкультурным тоном. — На зарядку ста-ановись! Пе-рвая упражнение де-алай! Р-ряз!

А Санечка смотрел на него грустно и зевал. Как всегда в эти часы, он спал стоя.

— Вдох! — кричал Борис Борисыч и сам делал вдох.

— Вы-ыдох! — тянул он и сам выдыхался. — Кор-пус сги-бай! — требовал он, а Саня все стоял по стойке «смирно» и на указания не реагировал.

Тогда Борис Борисыч подошел рассерженный, надавил на Санину шею и тот согнулся до пола.

— Раз-ги-бай-ся, — закричал Борис Борисыч в самое Санечкино ухо. И Саня вскоре выпрямился.

— Хорошо! — вздохнул Борис Борисыч и закончил радиоголосом:

— А теперь переходите к водным процедурам.

Глава седьмая. Эпидемия

В городе что-то произошло, это я поняла по моей Ольге Алексеевне. Разве такая она приходила раньше? Теперь поздно вечером возвращался домой усталый человек: шаг тяжелый, лицо осунувшееся. И уже не бросалась она полы натирать или белье стирать, а только вздохнет, да приляжет.

— Да, — скажет мне или Санечке, — работа пошла тяжелая, эпидемия гриппа началась, больных видимо-невидимо, сегодня трех человек увезли на скорой помощи, вчера — четырех, завтра, чувствую еще тяжелее будет, потому что эпидемия только набирает силу.

— А разве ты, мама, заболеть не боишься?

— Мне, Саня, бояться нельзя. Я, Саня, доктор. На мне белый халат.

— А нельзя ли, — мягко так попросит Борис Борисыч, — этот белый халат оставлять в другом месте, домой не носить? На нем могут быть микробы и вирусы, и очень худо, если Саня или я заразимся.

— Я бы его оставляла, — объясняет Ольга Алексеевна, — но когда заканчивается мой рабочий день, поликлиника уже закрыта. Так что, прости, Боря, занести не успеваю.

— А не успеваешь, то выноси хотя бы его на балкон, пускай за ночь все микробы и вирусы хорошенько перемерзнут и погибнут.

— Хорошо.

— А потом, — говорит Борис Борисыч и начинает вышагивать по комнате, руками размахивать и что-то под нос себе бормотать, — скажи, есть у людей совесть или нет?

— В каком, Боренька, смысле?

— А в том смысле, Оля, что неужели людям мало твоей работы с утра и до вечера, так они еще взяли манеру вызывать тебя по ночам. В любой час за тобой бегут, будто бы нет других врачей в городе, нет ни Скорой, ни Неотложной помощи.

— Есть, — подтверждает Ольга Алексеевна, — только люди сами знают, кто им нужен. Они мне, Боря, верят, и отказать им я не имею права.

Тут Борис Борисыч даже руки заломил.

— Но ведь это же глупо, глупо! — закричал он. — Взвалила на себя тяжесть и одна хочешь осилить все.

Я в этот момент уже из-под дивана вылезла, гляжу на Бориса Борисыча, хвостом помахиваю.

— Вот, — говорит он, — собака и то со мной согласна. Понимает, наверное, что нельзя так. Да и о других ты подумала? Я не сплю каждую ночь, а мне утром пьесу писать. У меня дело государственное. А еще… — он опять стал ходить по комнате, да искоса поглядывать на Ольгу Алексеевну, которая только улыбалась отчего-то, видно, не хотела принимать всерьез его слова. — Ты о Сане подумала? У него самый ответственный пятый класс, сколько ему внимания уделять нужно, ведь если он отстанет теперь, то уже ни в шестом, ни в десятом догнать не сумеет, потому что пятый класс всем классам основа.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 16
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных) - Семён Ласкин бесплатно.
Похожие на Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных) - Семён Ласкин книги

Оставить комментарий