Падая, я увидел надвигающиеся на меня колеса грузовика…
* * *
Черная шипящая шина пронеслась в полуметре от головы.
Через мгновение неуправляемая машина врезалась в фонарный столб.
Я попытался встать. Колени скользили в раскисшей грязи из снега, соли и мазута. Потряс головой. Я ничего не слышал после взрыва. Видел людей с открытыми в крике ртами, видел людей, корчившихся на снегу, видел людей, лежавших неподвижно.
Из остова взорванной «девятки» теперь валили черные клубы дыма. Горел и грузовик, под колеса которого я чуть не попал.
Подобрался к кабине ЗИЛа и дернул за ручку. Надо вытащить шофера. Дверь не поддалась. Встал на подножку и заглянул внутрь через выбитые стекла. Я еще не видел столько крови. Даже когда два человека из нашей группы подорвались на мине у самой границы с Сальвадором. Но там была война, пусть и чужая. У нас даже имена были чужие. Так их тогда и похоронили — белоруса из Минска как американца польского происхождения, а молдаванина под именем Хосе Фернандеса.
Шофер грузовика был мертв. Кусок металла попал ему в шею, перебив сонную артерию.
Я успел раствориться в толпе зевак прежде, чем приехала милиция. Не стал дожидаться, когда тело Вадима увезут в морг.
Вернее, то, что от него осталось.
Дома я напился до синевы в глазах. Мне было горько, но еще не было страшно.
* * *
— Николай Григорьевич, — представился человек в телефонной трубке — мне вас порекомендовал Вадим.
Пауза.
— Если не понимаете, о чем речь, так и скажите, — предложил абонент, назвавшийся Николаем Григорьевичем.
— Понимаю. Вадим вчера погиб. Похоже, все это произошло на моих глазах.
— Почему — похоже? — резко спросил он.
— Не знаю. Похоже — и все тут.
— Вы пьяны?
— Нет. Сейчас уже нет.
— Тогда приезжайте. Я на пенсии, живу в Зеленограде. Через два часа буду ждать на второй остановке, возле кинотеатра. Сейчас объясню, как добраться…
Одно время мне удалось устроиться в Зеленограде на частную фирму. Потом у ее хозяина нашли на квартире несколько автоматов Калашникова, и фирму прикрыли. Всегда хорошо вспоминаю Зеленоград. Не сам город, а дорогу туда от «Речного вокзала» на автобусе. Какая-то она вся под горку, и в ту, и в другую сторону.
— Я знаю. Только не пойму, с какой стати мне переться в такую даль.
— Сотня в день, пока вы на меня работаете.
— Сотня — чего? — уточнил я.
— Баранов. И примите холодный душ. Помогает.
— От чего?
Но он уже повесил трубку.
* * *
На вид Николаю Григорьевичу было за шестьдесят, и напоминал он отставного английского полковника времен Киплинга. Загорелое лицо (и это среди зимы), короткие седые волосы, холодные светло-зеленые глаза, тонкие губы… Он был моложе, когда встречал меня у трапа самолета Гавана-Шенон-Москва в восемьдесят втором году. И, кажется, звали его тогда по-другому. Впрочем, называться чужим именем при этой профессии входит в привычку.
После той встречи меня отвезли на конспиративную дачу и несколько дней допрашивали — почему я облажался как советский разведчик. Я не скрывал ответ. Но это было не то, чего ждали на Лубянке.
До сих пор не знаю, как мне удалось тогда выпутаться.
— Давайте перейдем дорогу и продолжим разговор, — предложил Н. Г.
Через дорогу был островок леса с высокими темными елями.
Снег лежал на лапах и казался нарисованным. Заснеженная дорожка под ногами и коридор белого зимнего неба над ней. Все остальное — ели. На снегу лежали взъерошенные шишки.
Я заметил, что Н. Г. «проверился». Характерный, почти незаметный поворот головы. Вредная привычка, если долго играешь в шпионов. Неужели и на пенсии он продолжает чувствовать за собой «хвост»? Привычки, словно татуировка, с годами не выцветают.
Кто стоял на остановке, когда я сошел с автобуса? Мужчина в дубленке, нос прямой, черные волосы, на подбородке родинка. Женщина с полными губами и прямыми светлыми волосами. Парень лет двадцати… Если кто-то из этих людей снова окажется поблизости — сигнал тревоги. Слежка.
Вон тот мужчина с удлиненными мочками ушей ехал рядом в метро, а сейчас он тоже здесь. Уши — главное, на что надо обращать внимание. Все остальное легко изменить… Он проделал весь путь следом за мной? Неприятно засосало под ложечкой.
Прекрати, сказал я себе. Ты ушел от «хвоста» много лет назад. Навсегда.
— Навсегда, — сказал я вслух.
Н.Г. недоуменно уставился на меня.
— А, так… Я хотел спросить — почему контора заинтересовалась мной после того, как сама же уволила.
— Один вопрос и две ошибки, — произнес тихо Николай Григорьевич, — Первая в том, что я представляю интересы конторы. Вы не верите, что я на пенсии?
— Нет. Пенсионеры не бросаются деньгами.
— Я же не утверждаю, что плачу из своего кармана, — он усмехнулся. — Наши знания и опыт нужны и нынешним коммерсантам.
— Кажется, совсем недавно я слышал нечто подобное. Только вместо знаний фигурировали связи. По-моему, это звучало честнее.
— Другая ошибка, — он пропустил мои слова мимо ушей, — вас не уволили, а вернули домой.
— Домой? — я покачал головой.
— Понимаю, знакомо, — Н. Г. быстро взглянул на меня. — Разведчик должен верить в свою «легенду». Не знать ее, а именно верить, что он родился в стране пребывания, даже думать на другом языке. Любить семью, которую заводит для прикрытия, дружить с людьми, хотя те принимают его совсем за другого человека. В конце концов он становится этим другим человеком, потому что только так можно стать искренним настолько, чтобы окружающие ничего не заподозрили. А когда возвращаешься домой, все кажется чужим. Начиная от мебели в квартире и кончая женой и детьми, которые тоже привыкли думать, что ты — не более чем фотография на серванте. И начинаешь жить заново…
— Детей нет, — зачем-то сказал я.
— А мне по ночам снится дочь, которая осталась там… — он неопределенно мотнул головой. — Ведь для нее я — пропавший без вести. Вышел на яхте в море и… Может, уже и внуки есть.
— Послушайте, — я подозрительно посмотрел на него, — вы часом не мемуары пишите? И хотите уточнить у меня какие-нибудь подробности? Тогда я запрошу проценты от гонорара.
Впервые на лице у него появилась гримаса. То ли улыбнулся, то ли просто скривил губы.
— Олег Федоренко, — произнес Н.Г., - оперативный псевдоним — Аист.
Я непроизвольно сжал кулак. Так, что заболели пальцы.
— Из-за него вам пришлось вернуться? Ведь вы и я знаем правду? — спросил Н. Г.
— Этот тип провалил всех, кого только смог.
— Агент-двойник, чтобы завоевать доверие тех, кому должен был передать дезинформацию, сдал нескольких малоценных агентов. Оправданные потери.
— Оправданные потери? Из-за него погибли люди…
— Но вам-то удалось ускользнуть? Правда, чуть не пострадали в аварии, когда уходили от «наружки».
— …А те, кто не погиб сразу, прошли через ад. Я знаю, как допрашивают в латиноамериканской контрразведке.
— Да, вряд ли кто из них выжил. Вы ведь знали некоторых из этих людей?
— Одну женщину. Она погибла в той автомобильной аварии.
— Это версия для газет. На самом деле полиция нашла разбитую машину, но не нашла тело. А потом мы получили информацию, что она попала в «сегуридад». Ваша подруга была в достаточной степени жива, чтобы они смогли ее допрашивать.
Я почувствовал, как свет пульсирует в глазах.
— Но она никого не назвала, если хотите знать, — сказал Н. Г., - Так что остались не засвеченным. Ведь эта женщина единственная, кто знал вас в лицо… Короче, повезло.
— Да, — медленно произнес я. — Мне чертовски повезло.
— А у Аиста ничего не вышло. Он сдал вас и ваших людей, а ему все равно не поверили. Когда стало ясно, что операция провалилась, и те, кто ее готовил, ожидали головомойки, кому-то пришла в голову идея свалить все на вас. Руководству доложили, что вы просто провалились. Ну а Аиста перевели работать в другую страну. В девяносто первом он ушел в отставку. Сейчас основал свою фирму, называется «Октопус». Процветает.
— Я должен за него порадоваться?
— Нет. Вы должны его устранить.
* * *
Мы как раз дошли до длиннющего такого здания, которое местные жители называют «Флейтой».
— Вы предлагаете мне его убить?
— Если бы понадобилась физическая ликвидация, я бы обратился к специалистам, — сказал он холодно.
— Тогда почему вы обратились ко мне?
— Сегодня мы, в прошлом сотрудники Комитета, работаем в коммерческих структурах. Иногда сталкиваемся с активной деятельностью бывших коллег, которая вредит интересам наших фирм и организаций. И решаем проблемы мы, соответственно, своими методами, — сообщил он, словно на лекции курсантам.
