И он в мгновение ока превратился в овечку.
— Ну? — сказала фея.
— Ну? — сказал король.
— Так кто же могущественнее — король или фея?
— Король, — ответил Веселунг, — и, вдобавок, гораздо шерстистее.
Наступило молчание. Король начал пощипывать травку.
— Я не слишком высокого мнения о феях, — пробормотал он с набитым ртом. — Мне кажется, они не очень-то могущественны…
Фея сердито взглянула на овечку.
— Они не могут заставить говорить то, что не хочешь, — пояснил король.
Фея топнула ногой.
— Стань жабой! — воскликнула она. — Мерзкой, бородавчатой, ползучей жабой!
— Я всю жизнь мечтал, — начал Веселунг, — стать жабой, — договорил он откуда-то снизу.
— Ну как? — спросила фея.
— Я не очень-то высокого мнения о феях. Не так уж они и могущественны…
Он ждал, что фея на него посмотрит, но она сделала вид, будто думает о чем-то другом. Немного помолчав, жаба добавила:
— Они не могут заставить говорить то, что не хочешь.
Фея пришла в еще большую ярость, снова топнула ногой и приказала:
— Будь нем! И оставайся немым на веки вечные!
В лесу было совсем тихо. Фея посмотрела сквозь ажурные кроны деревьев на голубое небо, на королевский замок, видневшийся в просвете между могучими стволами, на гладкий булыжник справа, на поросшую мхом кочку слева… но она не станет, ни за что не станет смотреть под ноги…
Нет, она не станет…
Ни за что…
И все же…
Это было выше ее сил. Она не удержалась и взглянула на мерзкую, бородавчатую, ползучую жабу, сидевшую у ее ног, — немую жабу, которая еще совсем недавно была королем.
И, поймав ее взгляд, жаба — подмигнула!
Подмигивать можно по-разному. Фея сразу поняла, что в данном случае это означало: «Я не слишком высокого мнения о феях. Не очень-то они могущественны. Не могут заставить произнести то, что не хочешь».
Фея с отвращением и досадой взмахнула рукой.
— О, стань снова королем… — и она исчезла.
Вот это и есть история о том, как король Евралии повстречался с феей. У Роджера она изложена неплохо — разумеется, не так хорошо, как у меня, — но он нагружает ее моралью. Если хотите, мораль можете придумать сами, потому что я такими вещами не занимаюсь.
Виггз тоже не особенно интересовалась моралью. Упершись локтями в коленки и положив подбородок на кисти рук, она мечтательно смотрела в сторону леса, воображала всю эту сцену и думала: «Как замечательно быть королем, да еще таким умным!»
— Это случилось очень давно, — сказала Гиацинта. — Отец тогда был не то, что теперь.
— Наверное, это была злая фея, — предположила Виггз.
— Просто глупенькая. Вот меня бы отец так легко не обвел вокруг пальца.
— Но ведь бывают и добрые феи, правда? Я однажды с такой встретилась.
— Ты, дитя? Где же?
Не берусь предполагать, каким путем пошла бы история Евралии, если бы Виггз не прервали. Но случилось так, что она рассказала про свою фею в другой раз, при таких обстоятельствах, что графиня Бельвейн смогла… Да, да, мне крайне неприятно об этом говорить, но графиня действительно подслушала. Правда, как она потом объясняла, ссылаясь на многочисленные примеры из литературы, подобные истории и существуют лишь для того, чтобы их подслушивали (как будто это могло служить ей оправданием!). Во всяком случае, на этот раз она явилась слишком рано для того, чтобы подслушать, но как раз вовремя, чтобы обеспечить себе такую возможность на будущее.
— Графиня Бельвейн! — объявила дежурная придворная дама, вслед за чем последовало явление ее светлости, как всегда, весьма эффектное.
— Доброе утро, графиня, — достаточно приветливо поздоровалась Гиацинта.
— Доброе утро, ваше королевское высочество. А-а, Виггз, милое дитя, — небрежно добавила она и протянула руку, чтобы погладить милое дитя по головке, но слегка промахнулась.
— Виггз как раз собиралась мне рассказать одну удивительную историю.
— Славная крошка, — графиня неопределенно взмахнула другой рукой в сторону славной крошки. — Ваше высочество, простите меня, не будете ли вы столь добры позволить мне прервать вашу беседу? Я хотела бы обсудить с вами небольшое, но неотложное дело государственной важности.
Отпустив Виггз кивком головы, принцесса напряженно ждала продолжения.
Когда они оставались наедине, Бельвейн оказывала на Гиацинту какое-то странное воздействие. Было что-то в величественных манерах этой дамы, от чего принцесса чувствовала себя неловкой и виноватой, как школьница, которая плохо себя вела. Я сам часто ощущаю нечто подобное, беседуя с издателями, а Роджер неоднократно упоминает об одном из своих дядюшек, перед которым он всегда оказывался в самом невыгодном положении. Это, по-видимому, довольно распространенное явление.
— Всего-навсего несколько проектов на рассмотрение вашего величества — ах, как глупо с моей стороны, — я хотела сказать, «вашего высочества». Может быть, конечно, они и не заслужат одобрения вашего высочества, но если вы сочтете их достойными… словом, я на всякий случай изложила их в письменном виде. — И она стала разворачивать один за другим листы пергамента, сияющие всеми цветами радуги.
— Как красиво! — Гиацинта не могла сдержать искреннего восторга.
Графиня вспыхнула от удовольствия. Она обожала цветные чернила, перья, линейки, карандаши. В ее Дневнике день недели всегда был подчеркнут красным, а самые важные слова она обычно выделяла золотом. Едва раскрыв Дневник, вы понимали, что перед вами настоящее произведение искусства.
Первый лист был озаглавлен: «Проект экономии в королевстве». («Экономия» сразу бросалась в глаза, выведенная красным.)
Следующий назывался: «Проект безопасности королевства». («Безопасность» притягивала взор, сияя небесной голубизной.)
Третий лист носил заглавие: «Проект поощрения искусств и литературы в королевстве». «Королевству» на этот раз было явно тесновато. Чутье истинного художника подсказывало графине, что заглавие обязано уместиться на одной строке, но она начала писать слишком крупными буквами, а поскольку зеленые чернила были на исходе, не могла себе позволить начать заново.
Всего таких листов оказалось никак не меньше десятка.
К концу третьего принцесса беспокойно заерзала в кресле.
К концу пятого она поняла, что затесалась в королевское семейство, скорее всего, по недоразумению.
К концу седьмого она дала себе честное слово, что, если графиня на этот раз ее простит, она никогда больше не будет такой дурной девочкой.
К концу девятого она еле сдерживала слезы.
В начале десятого листа красовалось заглавие ярко-оранжевого цвета:
«Проект развития пластики в королевстве».
— Да, — пролепетала Гиацинта слабым голосом, — мне кажется, это неплохая мысль.
— Я подумала, что, если ваше высочество одобрит эту затею, мы как раз сейчас могли бы…
Гиацинта вдруг почувствовала, что заливается краской стыда.
— Я полагаюсь на вас, графиня. По-моему, вы разбираетесь во всем этом куда лучше, чем я.
Ничего подобного она никогда не сказала бы своему отцу.
Глава 5
Графиня Бельвейн потворствует своим слабостям
Графиня Бельвейн сидела на троне (на поваленном стволе у опушки леса) в окружении толпы придворных — той воображаемой аудитории, с которой она не расставалась ни на минуту. Она чувствовала себя не в своей тарелке, чего с ней почти никогда не случалось, но сегодня для этого были все основания. Дело было в том, что ее королевское высочество изъявила желание провести смотр недавно организованной Армии Амазонок Ее Королевского Высочества (см. Проект II — «Безопасность королевства»).
Вы, наверное, спросите: «Что же в этом ужасного?»
Вот что: никакой Армии Амазонок и в помине не было. Никогда! А чтобы не обременять ее высочество тревогой за безопасность королевства, графине приходилось регулярно получать жалованье за всю Армию.
Любая неприятность обращала Бельвейн к любимому Дневнику, он был незаменимым источником утешения в горе. Она раскрыла огромную тетрадь и, лениво листая страницы, стала перечитывать наиболее захватывающие отрывки: «Понедельник, первое июня. Стала плохой».
Она тяжело вздохнула в знак смирения перед необходимостью быть плохой. Роджер Кривоног считает, что ей следовало вздыхать уже много лет подряд: по его мнению, плохой она родилась.
«Вторник, второе июня, — продолжала Бельвейн. — Осознала, что создана для того, чтобы править страной. Среда, третье июня. Решила отстранить принцессу от власти. Четвертое июня. Начала отстранять».
Поразительные по смелости признания в устах любой женщины, хотя бы и ставшей плохой в прошлый понедельник! Без сомнения, этот Дневник не предназначался для чужих глаз. Давайте попробуем, заглянув через плечо коварной женщины, подсмотреть что-нибудь еще из ее откровений.
