– Что?
– Место, говорю, вот за тем холмом. Приехали уже.
– Быстро что-то, – сказал Ягайло, потирая предательски зудящие глаза.
– Да ничего не быстро. Вечереет. Это ты все в каких-то облацех витаешь, витязь.
И правда, темнело, а Ягайло и не заметил, погруженный в свои думы. Да и обоз княжича двигался куда медленней, чем всадники на лошадях. Если б вышел из стольного града одновременно с ними, досюда едва б к завтрашнему утру добрался. Всадники пришпорили коней и птицами взлетели на холм.
– Вот там, там оно, – загорячился Акимка, тыча вниз черенком плетки-многохвостки. – В овражке все и случилось. Поедем скорее, покажу, пока не стемнело.
– Погоди, осмотримся давай. Отсюда свысока видно хорошо.
Дорога разрезала пополам темную лощину. По левую руку произрастали березки и дубы, светлый сухой лес. По правую болотная трава темным клином втыкалась в самую дорогу, а основанием уходила вдаль и растворялась в надвигающейся с востока ночи. Земли болотников, людей таинственных, диких и не признающих никакой власти.
– Ну, поскакали? – спросил нетерпеливый Акимка.
– Поехали. Шагом. И мимо.
В глазах отрока застыл невысказанный вопрос.
– Темнеет уже, а кони во тьме видят плохо. Ну как яма на дороге? Да и какие следы мы сейчас сыщем. Утра надо дождаться, тогда уж и браться за дело.
– Прав ты, Ягайло, – почесал Акимка в затылке рукоятью плети. – Как есть прав. Давай заночуем в трактире, а поутру выдвинемся.
– А далеко ль трактир? И давно ли?
– Года три как открылся. А ехать до него верст пять. Там, за лесом.
– С границей польской рядом? – удивился Ягайло.
– Не поверишь, витязь, прямо на ней.
– Да как такое возможно?
– Трактир человек держит из сынов израилевых. Он и с поляками, и с нашим князем договорился. А возможно, даже и с болотниками какие-то дела имеет. А если нет, то что-то знает, видел или слышал. Пронырлив невероятно.
– Понимаю теперь, почему тебя князь со мной отправил, – улыбнулся Ягайло.
Акимка в ответ на похвалу зарделся до корней волос, но виду не подал. Нарочито равнодушно повел разговор дальше:
– Я туда намедни двух верных людей заслал, под видом паломников в Святые земли. Чтоб они носом поводили, послушали, о чем в трактире судачат. Да и если свара какая выйдет, вступятся.
Он украдкой посмотрел на витязя, ожидая очередной похвалы, но тот, казалось, уже израсходовал весь дневной запас.
– Да еще князю велел, чтоб на заставе пограничной слушали, а если услышат, как зимородок кричит, чтоб на помощь скакали.
– Не рано ли тебе, отрок, князьями повелевать? – сдвинув брови, спросил Ягайло.
– Ну… Предложил. А что, добрая ведь задумка?
– Задумка добрая, только ты этими сыскными делами не увлекайся – заиграешься. А это не твой ли трактир? – Он указал на мерцающие вдали огоньки.
– Он самый, – обрадовался смене разговора Акимка.
Уставшие путники пришпорили коней и через десять минут въехали в ворота из тонких реек. Из верхней, горизонтальной, торчало два кованых ушка – наверное, когда-то на них висела табличка с названием заведения, но давно пропала. Равно как и забор. Его след еще угадывался в линии, разрезающей вправо и влево кусты и травы, но ни одной гнилой доски видно не было.
Трактир, большой каменный дом о двух этажах под гонтовой крышей, возвышался среди расчищенной в лесу поляны. В слюдяных окнах первого горел свет и мелькали тени постояльцев. В окнах второго царила тьма, лишь изредка прорезаемая неясными алыми сполохами. То ли отблесками огней из нижнего зала, то ли прикрытыми тряпкой фонарями. Небольшой фонарь горел и перед вывеской, что была прикручена над дверным козырьком. Ее явно сняли с ворот, отшлифовали и выбили новые буквы.
– Украи́на, – по слогам прочитал Ягайло – грамота была не его стихия. – Что за слово такое, Украи́на?
– Не Украи́на, а Укрáина, – поправил Акимка. – Это по-польски, земля у края. Приграничная, стало быть, по-нашему.
– Ясно. А отчего она на польский лад называется, раз стоит на нашей земле?
– Да в том и фокус, – рассмеялся Акимка. – Зайдем, сам все увидишь.
Они подъехали к коновязи, у которой, опершись на бердыш, дремал на лавочке седобородый сторож. Осторожно, чтоб не напугать, разбудили старика и вручили ему поводья коней. Ягайло снял с седла переметные сумы, закинул их на плечо и, опираясь на копье, поспешил вслед за неугомонным Акимкой. Тот, склонившись в шутовском поклоне, распахнул перед витязем дверь, выпустив наружу густые запахи еды, очага и крепкого мужского пота.
Они вошли. Пристанище это, на первый взгляд, ничем не отличалась от многих, что стояли вдоль проезжих трактов. Внизу огромная комната со столами на толстых ножках и грубо, но крепко сколоченными скамьями. На подпирающих потолок столбах коптящие светильники. В постреливающем искрами камине огромные поленья. Посредине лестница наверх, к доходным комнатам. А от стены до стены, ровно по центру зала, – начертанная белым мелом линия, кое-где прерываемая следами сапог.
За столами проезжий люд, немного, человек восемь. Компания толстеньких ганзейских купцов, видать, по торговым делам, за поташом и ворванью. Молодой пан с тонкими, словно нарисованными углем усиками, какие-то невнятные люди в широкополых шляпах и черных плащах да два православных монаха-паломника. Простоволосые, в черных рясах с обтрепанными подолами, с окладистыми бородами да чинными лицами. Но цепкие глаза, крепкие руки и посохи с царапинами и засечками с головой выдавали в них княжьих дружинников. Правда, никому в зале и дела не было до двух божьих людей, вкушающих в углу хлеб под колодезную воду. Даже хозяину, который стремительно несся к новым посетителям.
Сгорбленный, с крючковатым носом, с сивой бородой и в маленькой черной шапочке на затылке, он настолько сильно напоминал черта, что Ягайле захотелось перекреститься, но он сдержал руку, побоявшись обидеть держателя трактира.
– Здг’авствуйте, гости дог’огие, – приветствовал их хозяин, широко распахнув объятия. – Чего изволите? Покушать, попить, пег’еночевать?
– И ты будь здрав, – важно ответил Акимка. – А изволим мы всего. И попить, и покушать, и переночевать. А может, и еще чего. – Он заговорщицки подмигнул хозяину.
Тот подмигнул в ответ и уставился на Ягайлу черным как смоль глазом. Но взгляд витязя оставался холодным и равнодушным. Старик в замешательстве потер ладошки, но снова обрел былую уверенность и гонор.
– Пг’исаживайтесь вот за тот столик, а я пришлю к вам человека и г’аспог’яжусь насчет комнаты. Вы будете ночевать в одной или вам г’азные?
