Юля до чертиков боялась его… этого мужчину с диким взглядом и бесцеремонными манерами. Ей казалось, будто он опасен для нее.
Очень опасен. И она ощущала эту опасность всем своим естеством.
Каждой клеточкой тела. На уровне интуиции.
На уровне подсознания. На самом примитивном животном уровне.
Ее инстинкт самосохранения в его присутствии… просто зашкаливал.
Но было и еще кое-что. Кое-что знакомое и крайне болезненное.
Слишком уж похожее на горечь разочарования. Еще одного разочарования.
Стало мерзко до дрожи. И обидно вроде бы. Совсем чуть-чуть. Малость.
«Все мужики — гады! И этот такой же! Нет, этот даже хуже! Сперва меня целует, а спустя секунду уже у Карины приват заказывает! Да какой, на фиг, приват? Они там… он открытым текстом сказал… чего хочет!»
Нет, Попова реально смотрела на вещи, когда устраивалась на работу в ночной стриптиз-клуб. Она прекрасно понимала — у всего есть обратная сторона. Особенно у подобного рода развлечений. Взрослых развлечений. Тем не менее ее уверяли — в этом заведении никто никого не заставляет. Никого ни к чему не принуждают. Все происходит на добровольных началах. А главное, по взаимному согласию. И все же Юля засомневалась.
После первой встречи с Маратом в ее мыслях засела тревога.
А в сердце — дикий страх. Чудом улизнув от него тем вечером, девушка направилась прямиком к владельцу клуба. Оказавшись наедине с Назимовым, она дала волю эмоциям. Разрыдалась. И пока Владимир Маркович ее успокаивал, пытаясь понять, что же случилось, Юля «вывалила» ему всю свою подноготную. И про развод родителей рассказала, и про предательство Ильи с Кристиной. Для чего ей деньги понадобились, тоже поведала. В конце вообще призналась, что еще ни разу не была с мужчиной. Выслушав ее, Назимов одобрительно кивнул. А после дал слово, что Юлю здесь никто не тронет. Что отныне она находится под его личной защитой и может трудиться спокойно. Официантом. Только официантом.
Что ж, такие условия ее полностью устраивали. Она окунулась в работу с еще большим рвением. И все шло отлично — до сегодняшнего дня…
«Так, хватит! Все позади! Все обошлось! Я должна успокоиться!»
Должна, да не обязана. Попова чувствовала нервную дрожь во всем теле, даже когда переступила порог своей комнаты — ее подселили третьей к двум студенткам четвертого курса. Несмотря на очень позднюю ночь (а вернее, раннее утро), Эльвира и Тоня уже бодрствовали. Хотя скорее еще не ложились. Девушки увлеченно таращились на экран ноутбука и практически в унисон шмыгали носами, явно умиляясь чему-то.
— Привет! — тихо пробормотала Юля. — Вы чего не спите?
— О! — беззлобно фыркнула Антонина. — А вот и наша пропажа!
Эля же приветливо улыбнулась:
— Мы тут сериал один решили сегодня досмотреть. Поспим часов пять, и нормально. Зато уже последняя серия. Минут пятнадцать осталось…
Ощущая себя абсолютно измотанной, Попова устало улыбнулась в ответ.
Кое-как доковыляв до своей кровати, она быстро переоделась в пижаму и разобрала постель. Далее, вооружившись зубной пастой и щеткой, отправилась умываться — удобства (туалеты, кухни и умывальные) в их общежитии располагались на каждом этаже, но не в комнатах.
И утром приходилось подниматься раньше, чтобы отстоять очередь.
Благо сейчас все было пусто. Завершив гигиенические процедуры, Юля вернулась обратно. Ее соседки к этому времени успели улечься по своим кроватям. Но опять же не спали. Теперь девушки бурно обсуждали все увиденное в фильме. Страсти. Интриги. Неземную любовь героя к героине.
Юля практически без сил растянулась на постели. Слушала их, кивала, но мыслями оставалась далека. В памяти кадрами киноленты проносились все события последних четырех часов. Будто со стороны она наблюдала зрелище, ввергающее в ее трепет. Погружающее в оцепенение.
Перед глазами стоял тот мужчина, Марат. И они вновь находились в уборной. Одни. Пытаясь обуздать эмоции, девушка крепко зажмурилась. Зря.
Картинки в ее голове стали от этого лишь четче. Красочнее. Реалистичнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот она подходит к раковине и включает воду. Их взгляды сталкиваются, и время замирает. Кровь в жилах замедляется. Стынет. Но превращается в густой кипяток со следующим же ударом взбесившегося сердца. Легкие не справляются. Не успевают. Не вывозят ее безграничной потребности в кислороде. Дышать становится нечем. Паника заволакивает сознание. Остается всего миг до капитуляции. До ее позорной капитуляции. А вот и она. Юля разворачивается, чтобы уйти, и даже делает торопливый шаг в сторону спасительного выхода. Марат позволяет, будто бы играя с ней в кошки-мышки. А затем грубо хватает за шею. Резко разворачивает. Рывком притягивает к себе и целует. В его движениях нет ни капли нежности, в них что-то большее. Гораздо большее, но пока еще неизведанное ею. Однако… ее реальность уже разбивается вдребезги, брызнув осколками в разные стороны. Внутри что-то ломается и замирает от его силы. От его безрассудства и напора голова идет кругом. Аромат его тела проникает в ноздри. Его язык нагло хозяйничает у нее во рту. Руки жадно скользят по ее спине. Низ живота жалит точно языками пламени, а разум отключается окончательно. Предавая себя, она отвечает на поцелуй. Едва-едва шевелит губами в ответ. В ту же секунду его объятия превращаются в железные тиски, а помещение наполняется протяжным тихим стоном. И наступает… прозрение.
— Юль? — настороженный оклик одной из соседок заставил ее встрепенуться.
Распахнув веки, Попова недоуменно уставилась на Антонину.
— М-м-м?
— Тебе плохо, что ли?
— Нет, — растерянно. — Все хорошо!
— А чего тогда стонешь на всю комнату?
— Напугала! — с укором зыркнула на нее Эля. — Хотели уже скорую вызывать!
* * *
От стыда щеки загорелись так, будто раскаленным утюгом их ошпарили.
Захотелось немедленно нырнуть голышом в снежный сугроб.
«Это что еще за… черт? Ой-ей-ей! Зачем я об этом думаю? Переутомилась! Я сегодня слишком переутомилась и не могу мыслить здраво! Учеба! Нужно сосредоточиться на учебе! Кстати, о ней…»
— Простите, девчонки, — отозвалась виновато, немного приукрасив действительность. — Через несколько часов официально начнется моя студенческая жизнь! Первое сентября, все дела… я волнуюсь страшно!
— Волнуешься? — умиленно пискнула Тоня. — Почему?
— Мне нужно… очень нужно с первых дней проявить себя! Но я не знаю как! До семинаров еще далеко. На лекциях особо не выделишься.
— А зачем тебе выделяться? — хитро прищурилась Эльвира.
Естественно, Юля не могла сказать им правду. Не могла раскрыть все карты, ибо боялась невольно подставить женщину, давшую ей столь дельный совет.
Поэтому она улыбнулась и ляпнула первое, что пришло на ум:
— Чтобы понравиться всем преподавателям! Не хочу проблем в период сессии.
Старшекурсницы громко расхохотались.
— Ой, не могу! — добродушно похрюкивала одна. — Сама простота!
— Ага! Святая наивность! — поддакивала вторая.
— Узнаю себя на первом курсе…
— И даже на втором!
— Точно!
— Что смешного я сказала? — насупилась Попова.
Эльвира вытерла глаза от слез:
— Всем понравиться нереально! — пояснила она. — Есть у нас на факультете нормальные преподы. Человечные. А есть и такие… как Серп, например!
Антонина невольно вскрикнула и трижды перекрестилась.
— Да, — подтвердила она, — этого козла ничем не проймешь!
Юля нахмурилась и взволнованно переспросила:
— Серп? А кто это?
— Заведующий нашей кафедрой, — пояснили ей, — иногда замещает декана. У младших курсов обычно преподает основы макро- и микроэкономики.
— А… а почему Серп? — нервно сглотнула девушка. — Фамилия такая?
— Каримов — его фамилия! — гневно выплюнула Тоня. — А Серп он потому, что пачками студентов в период сессии выкашивает, гад! Меня из-за него чуть на втором курсе не отчислили! До сих пор вспоминаю с содроганием! Сжалился надо мной лишь с четвертого раза! С четвертой пересдачи, представляешь?
