травмат, вот и всё. Это ж так, чтоб на понт взять. Чтоб сразу так припугнуть, сходу. А там бы я… разобрался. Много ума что ли надо — убить. Да и не хотел я никого убивать, начальник. Да вы у него сами спросите.
АРТЁМ. Ты же разумный человек. Разве за такое убивают? Ну, изменил, с кем не бывает.
ОЛЕГ. Да хз, твоя жена так всё раздула, что ты вроде как изменник родины. Хреновый ты президент.
АРТЁМ. Слушай, ну я же… Какой я изменник? И какой из меня, к чёрту, президент? Потерял я власть давно. Сначала моя жена сработала по схеме «власть — народу», потом была хитрая демократия. А потом самый настоящий тоталитаризм. А мне, как угнетаемому народу, интересно стало, каковы на ощупь другие, так сказать, президентши. Просто для того, чтобы удостовериться, что моя — какая бы ни была, но самая лучшая.…Надо же понять, что у меня хороший президент. А как понять, если не экспериментировать? Даже в большой стране так было ведь, да? Выбрали другого для сравнения, посмотрели — бревно бревном, вернули старого.
ОЛЕГ. У меня, кстати, кроме президента в юбке ещё постоянный контроль от Тёщи-ГКЧП был. Я тогда думал, что анархии хочу. Но вот, что я тебе скажу, кент: трудно без своей бабёшки.
АРТЁМ. Тебя хотя бы убить не хотят.
ОЛЕГ. Так я на сторону не ходил, эмигрантом не был, в чужую дыру палку не кидал. А твоя жена всё-таки сука.
АРТЁМ. Тут соглашусь.
ОЛЕГ. Не, ну реально! Деньги деньгами, но надо же и головой думать. Вот ты — нормальный пацан. Хоть и Валентинович.
АРТЁМ. Да и ты ничё такой.
ОЛЕГ. Я сначала думал, что легко тебя убью. Бесил ты меня своим метросексуальным видом. Хотел даже бесплатно. За аванс. А сейчас сижу и думаю: с болью в сердце убивать буду.
АРТЁМ. Я уже понадеялся, что ты передумал меня убивать.
ОЛЕГ. Я на распутье.
Травматом, конечно, можно обидеть. Но так, для виду. Потом руки пришлось бы пачкать. Я нож взял. И молоток. Удар-то у меня что надо. Я лыжным спортом занимался. Да не хотел я его убивать. Просто размышлял. Вот разве вы никогда не размышляли? Размышляли ведь?
ОЛЕГ. Денег так и нет.
АРТЁМ. А правую ногу или левую?
ЛИНА
А эта сучка заладила: «С какой грёбаной целью вам кредит?» Ну, я и завелась. Цель же поставлена, надо до конца идти. У меня перцовый баллончик всегда с собой. А касса их дурацкая в этом киоске — вот она, под рукой. И, главное, никого — одна баба эта сидит со своими «целями». Любопытно ей, сучке. Ну, я взяла баллончик из сумочки, да в лицо ей. Просто, как-то обстоятельства сами так сложились. И руку в кассу. Кто ж знал, что там при таких ситуациях двери автоматически запираются.
АРТЁМ
Я совсем не беспокоился. Нет, сначала страшно было. Потом странно. А потом спокойно. То ли потому что мужик этот очень спокойным был, то ли от того, что ситуация слишком абсурдна, чтобы осмыслить её. Но я сразу понял, что никто меня не убьёт.
ОЛЕГ. Короче, Валентиныч, давай так. Ты же тут тоже хату снимаешь? И я комнату снимаю. Сейчас дождёмся, когда твоя жена бабло скинет, поделим, и сольёмся. Ты заяву не подаешь, я на дно ложусь. Ты съедешь отсюда — нет тебя, сто тыщ в кармане. Я тоже пропаду. А чтобы она не рыпалась особо, сфоткаем тебя с кровищей. Соус есть?
АРТЁМ. Серьёзно? Так… ты бы сам и слился? Зачем? Зачем ты хочешь мне помочь?
ОЛЕГ. Мы в ответе за тех, кого не убили. Договорились?
АРТЁМ. Вообще-то я не против, конечно…
ОЛЕГ. Ещё б ты был против.
АРТЁМ. А как же работа?
ОЛЕГ. Да хрен с ней, я охранником везде могу устроиться.
АРТЁМ. Я имел в виду свою работу. Я в хорошей должности состою.
ОЛЕГ. Чтобы что-то создать, нужно что-то разрушить.
ЛИНА
А ваши молодцы, конечно. Быстро приехали. Вам что, фирма отстёгивает что ли? Капец, вы быстрые, пяти минут не прошло. Меня как повязали, я сначала про состояние аффекта начала говорить. Это от испугу. Меня никогда на преступлении не ловили. Этот ваш, майор который, меня допрашивает, а я, такая, думаю — а муж-то мой… и так жалко его стало. Я подумала: «А вдруг не поздно? Вдруг жив ещё?». Вашим говорю: «Моего мужа убить хотят. Я, говорю, деньги-то хотела взять, чтобы выкуп заплатить. В заложниках он, говорю».
АРТЁМ
В общем, сидим мы с этим мужиком, кофе пьем…
ОЛЕГ. В одной книжке прочёл, что от кофе стоит хорошо.
АРТЁМ. Да, есть мнение, что это хороший афродизиак.
ОЛЕГ. А вот если сладкого съесть… торт, например, то сразу как-то вяло всё. У тебя бывает такое?
АРТЁМ. Нет. Тут тебе к врачу лучше сходить.
ОЛЕГ. Вот щас обидно было.
…И тут ваши вламываются с автоматами. Так тоже не делается, ребята. Я чуть не подавился. А если б я и правда в заложниках был? Надо ж как-то аккуратненько действовать.
ОЛЕГ
Да я сразу знал, что ничего не выгорит. Вот как ещё зашел в ту хату, сразу понял, что тюрьма по мне плачет. Но хрен бы со мной. Вы этого, Валентиновича на нары не кидайте. Ему в тюрьму нельзя, быстро его там невинности лишат. Да он и не при делах. Жертва ведь. А бабёшку эту шибзданутую лучше изолировать. В психушку что ли.
ОЛЕГ. А твоя жена у врача была? Взгляд у неё безумный.
АРТЁМ. Да всё нормально с ней. Мне вот даже жаль её. Люблю, наверное.
ОЛЕГ. Это всё патриотизм твой.
АРТЁМ. В смысле?
ОЛЕГ. Сам говорил, что семья ваша как страна. Вот и любовь твоя — патриотизм. А патриот — это игрушка в руках властителей и орудие в руках завоевателей. Это не я, заметь, сказал. Патриотизм — это ж, блин, пропаганда.
АРТЁМ. Прочитал где-то?
ОЛЕГ. Я и сам так думаю. Вот ты патриот своей семьи, да? И чо? Она тебя убить хочет, а ты всё «люблю», «жалко». Рабское у тебя мышление. Ты раб своей любви. Такие дела. Она тобой помыкает, жизни тебе не даёт. А ты для неё всё делаешь, жизнь готов
