отдать. Сдыхать будешь с пулей в сердце, кровью выхаркивать будешь: «люблю тебя, моя единственная». Так ведь? А скажет тебе — в тюрьму сядь во благо родины — семьи нашей, так ты и сядешь. Будешь сидеть и благоухать от радости, что ублажил своего правителя. Не так что ли? Это как эти патриоты с футболками «я русский». Скажут им — зареж Валентиновича, врага народа. Зарежут. За что? — не спросят.
АРТЁМ. Так любовь это другое.
ОЛЕГ. Ясен пень, что другое. Только не та любовь, о которой ты тут мяучишь. Твоя любовь — патриотизм. Сам ведь такую мысль задвинул, а сам отмахиваешься.
АРТЁМ. Что-то долго она с деньгами.
ЛИНА
Люблю этого сучару. Сил нет, как люблю. Господин полицейский, я никогда в жизни не смогла бы убить его. Представляете, как мне больно стало, когда я представила, что он уже убит. Он ведь мой. Мой! У меня сердце рвалось на части, когда я представляла, что он дарит себя какой-то другой сучке, не мне. И только я могла спасти его.
ОЛЕГ. Подумай хорошенько. Власть имеет не тот, кто казнит, а тот, кто может помиловать.
ЛИНА. Расстрелять!
АРТЁМ
Вы, господин следователь, жену мою не сажайте в тюрьму. Она это по дурости. А так она хорошая девушка. Друг мой говорит — мы с ней два сапога пара. Оба дебилы. Так и есть, наверное. Наверное, так и есть. Но мы мирные в основном. Видите, все живы остались. Это я виноват. Я слаб — вот почему так получилось. Я должен был взять управление на себя. Она тиран, это так. С ней тяжело. Но я справлюсь. Я обещал ей, что я справлюсь. Я ей обещал.
ЛИНА. Сразу говорю, со мной будет сложно.
АРТЁМ. Я справлюсь.
ЛИНА. Ты ведь не знаешь, как сделать меня королевой?
АРТЁМ. Я построю тебе королевство.
ЛИНА. Ты построишь мне королевство?
АРТЁМ. Обещаю.
ЛИНА. У нас будет своя свита?
АРТЁМ. Нарожаем.
ЛИНА. Целую свиту я не рожу. Только наследника.
АРТЁМ. Хочешь рабов?
ЛИНА. Хочу свою маленькую страну. Построишь мне империю? Со своим уставом, со своей территорией. Со своими рабами. Не смейся. Я не собираюсь быть домохозяйкой.
АРТЁМ. Я обещаю построить тебе двухэтажную империю.
ЛИНА. Ты не сможешь.
АРТЁМ. Я же сказал — обещаю.
ЛИНА. Нет. Это слова.
АРТЁМ. Чего ты хочешь?
ЛИНА. Хочу чувствовать себя женщиной. Сможешь быть моим мужчиной?
АРТЁМ. Не совсем понимаю тебя.
ЛИНА. Я немного сумасбродная. Просто без отца росла. Понимаешь? Мне иногда нужно натягивать вожжи.
АРТЁМ. Нет проблем.
ЛИНА. И любить. Ты должен меня любить.
АРТЁМ. Я люблю тебя.
Но я не справился. Не смог натянуть вожжи. Ну какой из меня правитель, если я не смог построить свою маленькую страну. Всё просрал. Ничего не смог. Вы лучше меня в тюрьму за это посадите, а не её. И мужика этого не сажайте. Он хороший мужик. Просто жизнь его вынудила. Я не оправдываю его согласия убить меня. Просто я могу его понять. И вы поймите. Это ведь было импульсивное решение. Но все живы. Никто не умер, господин следователь.
ОЛЕГ
А если уж условкой мне не отделаться, начальник, вы хоть дайте мне с дочкой увидеться, а? Но только так, чтобы она не поняла, что папаня её преступник. Без палева как-нибудь. Ага? У меня ничего больше нет. Ничего.
АРТЁМ. А чего развёлся?
ОЛЕГ. Дык вот вроде от всего сразу и не от чего. Конкретную причину не назвать. Перестал себя мужиком чувствовать, вот и развелся — так иногда говорю. Не знаю. Разные взгляды. Не сошлись характером. Все эти дела. Да пофиг. Короче, одна херня только есть, которая мне покая не даёт.
АРТЁМ. Алименты?
ОЛЕГ. Это да, но я о другом. В психологическом плане. Я ж с дочкой редко вижусь. А как-то пошел к ним. День рождение было. С подарками, всем этим. Короче, стою у двери, на звонок жму, а сам думаю — не узнает ведь даже. Ей тогда четыре года исполнялось. «Не узнает» — думаю. И прям такое волнение ощутил. Грустно стало. Дверь открывают, прохожу. И тут дочка выбегает, и ко мне бежит. И кричит, такая: «папа». Прикинь? У меня аж внутри всё перевернулось.
АРТЁМ. Отцовские чувства проснулись?
ОЛЕГ. Они как бы и не спали. Но тогда какое-то просветление было. Или наоборот, не знаю. Но в тот день мне очень хреново было. И хорошо одновременно. Как ни крути — нбухался в усмерть. Потом стыдно стало, что набухался — опять выпил. Так недели две пил. С работы уволили. Короче, сам себе яму выкопал, с головой закопался. Так и сижу в этой яме, выбраться не могу.
АРТЁМ. Значит, было королевство, а всё равно просрал?
ОЛЕГ. Всё было. Всё просрал.
АРТЁМ. Может от того, что патриотом не был?
ОЛЕГ. Наоборот, оттого что был этим самым патриотом. Так всё и просрал. Именно так. А сейчас у меня в башке совсем другое дело. Может быть, тоже говно всякое, но другое совсем.
Ничего у меня больше нет. Но оно и не плохо. Ну, а чё? Смотрю я на этого Валентиныча, и думаю: капец я счастливый. Да, у меня вообще никаких проблем. Всё ровно. А он, бедолага, попал. Сумасшедшая баба его убить хотела, а он «люблю». Блаженный.
ЭПИЛОГ
АРТЁМ. Привет, Лина. Я тебе передачку принёс, там колбаса, которую ты любишь, зелёный чай есть.
ЛИНА. Спасибо, что заявление не подал.
АРТЁМ. Не грабила бы киоск, гуляла бы сейчас.
ЛИНА. А Олег что? Не знаешь?
АРТЁМ. Условка у него на три года.
ЛИНА. Я думала ты не придёшь. Зачем пришёл? Опять сейчас ныть будешь — «люблю», «жду»?
АРТЁМ. Нет, Лина. Не люблю.
ЛИНА. Понятно.
АРТЁМ. Что тебе понятно? Ничего ведь тебе не понятно.
ЛИНА. Я тоже тебя не люблю.
АРТЁМ. Никогда не любила.
ЛИНА. Конечно. Разве ты не замечал, что я живу с тобой только ради… ради чего, собственно? Как думаешь?
АРТЁМ. Не начинай, Лина. У нас всего 20 минут.
ЛИНА. Я никогда тебя не любила. Всё верно. Всё верно, Артёмчик.
АРТЁМ. Я узнавал… развод можно оформить здесь. На следующей неделе подпишешь документы.
ЛИНА. Конечно. Самое время. Самое время, Артёмчик.
АРТЁМ. Хочу, чтобы ты знала одну вещь. Я по-прежнему не хочу разводиться. Но без
