Он и пытался разбавить это нечто в пропорции 1:2 теми знаниями и опытом, что накопились за его долгие пятнадцать лет, но «разбавитель», выражаясь языком химии, на котором в данный момент вещала учительница, был слишком летучим, эфемерным. Вот оно, вот! Ещё мгновение, и Костик поймает за хвост ускользающий смысл того, что пришло к нему, но — ууупс! И в голове лишь химический осадок.
Костик тряхнул головой, вырвал из тетради листок и написал крупными буквами:
«Я, Константин Рымник, нашёл формулу истинной свободы».
Подумал, зачеркнул и вывел:
«БОЛЬШАЯ КНИГА ДЖИБОБА»
И ниже в скобках:
(Калибровка пофигизма)
Первое. Джибоб свободен от всего. Единственное, что управляет его свободой — это желания. Джибоб поступает так, как он хочет.
Второе. Если джибобу в силу каких-либо внешних обстоятельств невозможно делать то, что он хочет, то ему пофиг.
Третье. Если джибобу не пофиг, то значит он так захотел.
Вот и всё.
Костик подумал было написать что-нибудь о пацифизме, но решил, что пацифизм — это уже «побочная философия», она ему просто-напросто не нужна.
Он аккуратно сложил листок и сунул в карман. Химичка гремела какими-то колбами, поминутно выводя многоярусные формулы так, что на доске уже не оставалось места.
Прозвенел звонок. Класс зашумел, собирая портфели, и разделился на две равные группы. Первая ринулась в коридор, вторая обступила Костика.
— Доб, слушай, а ваши давно существуют? — спросил Слава Савельев, у которого из головы всё не шёл эпизод в физкультурном зале.
— Наши?
— Ну, джибобы.
— Да-а! — Костик картинно поднял глаза к потолку. — С древности.
— А вы все так подтягиваетесь?
— Практически. Сила в том, что когда ты поступаешь так, как хочешь, а не как тебе велят, ты можешь намного больше, чем думаешь.
— Ну, ты же не можешь делать только то, что хочешь.
— Почему?
— А учителя? Вот назначат тебя сегодня дежурить, что тогда?
— А кто сказал, что я не захочу?
— А контрошу писать тоже захочешь?
— Может, и захочу. А нет, так мне пофиг — напишу и забуду.
Озадаченные одноклассники молчали. Савёха не унимался:
— Так уж прямо всё по барабану?
Костик вдруг подумал, что должна быть какая-то тайна. Пускай одна-единственная, малюсенькая, но такая, чтоб заинтриговала!
— По правде сказать, есть кое-что…
Все обратились в слух.
Костик проколол Антохиным фирменным взглядом всех, кто смотрел на него, помолчал загадочно и произнёс:
— Сила, пацаны, в том, что есть одна ма-а-а-ленькая штуковина, которая джибобу НЕ ПОФИГ.
И, выдержав театральную паузу, уже направляясь к двери, бросил через плечо:
— Но не всё сразу, бандерлоги, не всё сразу… Придёт время — узнаете.
* * *
Учебный день подошёл к концу. К Костику больше с вопросами не приставали, лишь уважительно смотрели в его сторону. Один только Кирилл Кабанов не обращал на него внимания. Костик подметил, что это немного ослабляет чувство триумфа. И сразу же отругал себя: истинного джибоба не должно волновать подобное. Впрочем, может, Кабан тоже… своего рода джибоб. И ему пофиг всё, включая Костика? Но что-то подсказывало ему, что он ошибается: Кабану далеко не всё безразлично.
Спускаясь на первый этаж, Костик не удержался и заглянул в физкультурный зал. Было пусто, и неубранные маты, согнутые пополам, валялись на полу, как морские котики на берегу. Костик подошёл к козлу, задвинутому в угол, погладил его блестящую дерматиновую спину, потрепал воображаемую холку.
«Спасибо, брат. Ты даже не представляешь, что сделал для меня сегодня!»
Выйдя на улицу и вдохнув весеннего воздуха, Костик понял: мир изменился. Да, конечно, он изменился ещё вчера, в первый его день в новой школе, но сегодня… Сегодня вместе с миром изменился и сам Костик. Он вытащил мобильный и позвонил отцу.
— Пап, я не поеду к старикам. Просто это через силу, понимаешь, а я не хочу что-либо делать через силу. Когда соскучусь, приеду к ним сам. Один, без семейного табора. Обязаловки больше не будет.
Отец что-то говорил в трубку резко и экспрессивно, Костик вежливо и внимательно слушал. Никакого хамства теперь от него не дождутся, никто не выведет его из себя. Ни нотациями, ни провокациями. Ведь война — это что? Дискомфорт!
— Да, пап, я согласен, я чудовище и плохой сын. Но отныне я буду делать то, что считаю нужным. И так теперь будет всегда.
Дождавшись, пока отец сам повесит трубку, Костик улыбнулся талому снегу и лужам, и уличной грязи, ещё раз прокрутил в голове эпизод с козлом на физкультуре, достал смятый листок «Большой книги джибоба» и приписал:
«ГЛАВНАЯ ТАЙНА:
Джибобу пофиг всё, кроме лосей».
Ведь не писать же «козлов». Не поймут.
Глава 3. ЮЛЬХЕН
Кирилл Кабанов сидел в кабинете математики и разглядывал учительницу. С каким-то злорадным удовольствием отметил, что лак на указательном пальце её правой руки немного облупился. Знает ли сама? Наверное, нет, потому как этим самым пальцем перед его носом так и машет. Интересно, что будет, если взять и заявить: «Юлия Генриховна, а чё, ковырялись где, что ли, раз ноготь обшарпан?» И на реакцию её посмотреть. Заткнётся тогда сразу, подавится педагогической своей речью. Ведь каждое утро в школу приходит вся такая чистенькая, намарафеченная, с причесоном, блузку или платье два раза подряд не надевает. А шмотья-то мало, экономно живёт. Девчонки вычислили, через какой промежуток времени она снова тот же блузон напяливает, но уже с новым шарфиком. Будто бы не догоняют все, что в старом пришла. Престижная школа — чтоб её! — надо соответствовать. А и правда, взять вот так и сказать про лак. И потом поржать с пацанами.
Кабанов откинулся на спинку стула и стал откровенно рассматривать математичку. Грудь-то есть, конечно, но «не айс». Другое дело — новая англичанка, вот там буфера! А это — мышь серенькая. Да и старая к тому же. Кабанов попытался прикинуть, насколько старая. Вспомнил: её племяш учится в седьмом, дебил полный, так говорил, что ей в августе будет тридцать. Старуха.
— Кабанов! Да ты не слушаешь меня совсем! — возмутилась Юлия Генриховна. — Ну что мне с тобой делать?!
— А чё, есть варианты?
Он хмыкнул и пожалел, что рядом нет другана Славы Савельева — Савёхи, уж с ним бы такие реплики вместе выдали, хоть на камеру снимай и в сеть выкладывай! А так настроения не было шевелить мозгами: в классе они с математичкой вдвоём, публики нет, никто не оценит.
Фамилия у неё — Герц. Немецкие корни, вот и отчество — Генриховна. Да и в Мюнхен к какой-то тётке своей катается каждые летние каникулы. В школе её называли «Юльхен» — нарочито, на немецкий лад, причём не только ученики, но, как слышал недавно Кабанов, и физрук тоже. До этого дня она была просто училкой, не более, но теперь Кирилл чувствовал: нарывается, дура. Вот сейчас доведёт его и получит пятиэтажный словесный оборот. Потом опять всё по отработанному сценарию — мать к директору, та неделю гундосить будет, в кого он такой уродился, моделировать, какой был бы, если бы кобелино-отец не бросил их. Слушать невозможно! Да и директор мозги вскроет, это уж стопудово. Ну, и по-новой: опять уроки, Кирилл снова будет хамить. Кто его выгонит-то, мать тут спонсорством балуется, завуч и свита прикормлены. Так что, как ни крути, ты — полный ноль, Юльхен.
Юлия Генриховна замолчала и спрятала прядь волос под заколку на затылке.
— Пойми, Кирилл, девятый класс — показательный. Ты способный мальчик, но твоё поведение ставит под сомнение переход в десятый. Я буду поднимать вопрос на педсовете…
«Вот дрянь! Да педсовет тебя одним пальцем, у матери такие связи, тебе и не прикошмарится!»
— Ну, Юль-Генриховна! А чё сразу я крайний-то?
— Кабанов, ты издеваешься?
«Издеваюсь?! Ты, милаша, ещё не догадываешься, как несладенько бывает, когда Кабан издевается!»
— Да чего вы все ко мне привязались? — Кабанов повернулся на стуле и сел к ней вполоборота, скрестив руки и всем видом показывая, как надоел ему весь этот разговор.
— Вот опять хамишь, Кирилл. Ты слушаешь меня, но не слышишь. Я-то переживу, не впервой, но то, как ты вёл себя на встрече с делегацией от Кировского завода, это же неприкрытое… — она осеклась, увидев свой облупленный лак на ногте и быстро спрятала руку.
Движение не осталось незамеченным для Кабанова. Он усмехнулся и принялся демонстративно искать что-то в айфоне.
— Я, кажется, к тебе обращаюсь, — устало произнесла Юлия Генриховна.
— Да пошли они! Будто я к ним в рабочий класс записался! Вы тоже даёте, — нараспев протянул Кабанов, не отводя взгляда от светящегося экрана. — Привели шушеру какую-то, вот если бы, к примеру, Газпром пришёл…
