— Да пошли они! Будто я к ним в рабочий класс записался! Вы тоже даёте, — нараспев протянул Кабанов, не отводя взгляда от светящегося экрана. — Привели шушеру какую-то, вот если бы, к примеру, Газпром пришёл…
— Убери телефон, когда я с тобой разговариваю! — отчеканила Юльхен.
— Это не телефон, а айфон, — медленно, словно беседовал с маленьким ребёнком, произнес Кабанов, продолжая как ни в чём не бывало водить пальцем по экрану.
Юлия Генриховна машинально перебирала математические пособия, лежащие на столе, тетради, какие-то листки, зачем-то перекладывая их слева направо. Нервничала?
— Кабанов, я устала твердить тебе об одном и том же. Ты когда хочешь нахамить кому-нибудь, считай до десяти. Медленно. А потом уже открывай рот. Увидишь, совсем иначе всё будет. До десяти, медленно, запомнил?
Ну не идиотка ли? Точно, сейчас нарвётся: он досчитает до десяти, раз уж так она хочет, и выскажет ей всё, что думает. Особым изысканным матерком, о существовании которого даже русичка с её филфаком не догадывается.
— Кирилл, я понимаю, трудный возраст и всё такое…
— Э-э, нет, Юль-Генриховна, вы так с мамашей моей разговаривайте, я вас не понимэ.
— Ладно, Кабанов, — она ещё держала руку с неидеальным ногтем где-то под столом. — Буду говорить с тобой так, чтобы сразу понял. На Спартакиаду в июне ты не поедешь. Это моё решение. Я всё сказала.
Кабанов оторвался от экрана и уставился на математичку. Это что сейчас было? Чего ляпнула-то? И кому? Ему — лидеру класса? Сама хоть просекла? Он нервно бросил айфон на стол, тот проскользил, как хоккейная шайба, и остановился у самого края стола. Савёха бы оценил этот айсинг.
— Не по-о-онял!!!
Юльхен запихивала тетради в толстый портфель.
— Всё ты понял, Кабанов. Никуда не поедешь. Может, хоть это научит тебя чему-нибудь. Когда нормально будешь с людьми общаться, тогда и поговорим. Но не в этот раз.
Да она что, совсем страх потеряла?! У неё десять жизней неистраченных?! Кабанов от возмущения растерялся, выдал какой-то мычащий звук, подавился им и начал жадно заглатывать воздух.
— Вот-вот, Кирилл. До десяти досчитай, потом мне ответишь. Только не забывай, я — твой учитель.
«Учитель?! Да ты фашистская подстилка!» — Кабанова раздирал внутренний ор. Почему «подстилка», он бы ответить не смог, но знал, что в сочетании с «фашистской» это словцо крепкое, не хуже мата. «Немецкая дрянь! Нацистка!» Сущуствовал ещё набор острых словечек, роящихся в его голове и выстраивающихся в своеобразную слоёную пирамиду. Предвкушение поездки было для Кабанова единственным светлым образом в последние месяцы, о ней мечтала вся его пацанская ватага. Межшкольная спартакиада проходила в Финляндии, в Лахти, и посвящалась чему-то техническому, чему-то для старшеклассников. Кирилл в подробности не вдавался, ему грезилось, как они с Савёхой и пацанами слиняют в первый же день на рок-фестиваль в Хельсинки. Финка! Свобода на несколько дней! Отсутствие надзора предков! Да, вообще, полная бесконтрольность! Какой же кайф! И сейчас недоделанная математичка хочет лишить его всего этого?!
— Да не имеете права!!! — заорал он ей в лицо. — Вы кто такая, чтобы решать?!
— Я твой учитель, — с достоинством, но всё же, как ему показалась, немного испуганно выговорила Юльхен. — В январе всем было сказано: по окончании учебного года спонсоры возьмут только самых лучших. И успеваемость здесь не первична. Мы смотрим на поведение прежде всего. За тебя же, Кабанов, стыдно будет перед финнами.
— Да моя мать… Да как только она узнает!.. — он еле сдерживался.
— Она уже знает. Я звонила ей сегодня.
Кабанов сжал кулак так, что тот побелел, и со всего маху стукнул по столу. Юльхен вздрогнула и выронила портфель. Тетради полетели на пол, но как-то почти бесшумно, деликатно, словно старались остаться незамеченными и не испортить выразительную сцену.
— Решение принято, Кирилл. Ты сам виноват.
Он понял, что сорвался и кричит на неё, уже на пути к выходу. Чёртова кукла! Старая мерзкая дебилоидная корова! Кабанов с силой толкнул дверь ногой, та почтительно открылась и выпустила в коридор пылающего девятиклассника, словно выдавила инородное тело. Вжавшись в стул и приложив ладонь к бледному мраморному лбу, там осталась сидеть учительница математики, некогда лучшая студентка на университетском курсе, отказавшаяся уезжать в Германию ради чего-то, что, вероятно, так и не нашла в этой престижной школе.
Кабанов шёл по коридору, держа спину прямо, как голливудский гладиатор, и необъятная злость вырывалась из него рваными клочьями. Досталось несчастной корзине для мусора, отлетевшей от удара ногой в открытую дверь актового зала — не хуже одиннадцатиметрового у Рональдо — обзавидовались бы пацаны! Пробковая доска с прикреплёнными к ней рисунками школьников сорвалась со стены «с мясом», увлекая за собой часть штукатурки. Уроки давно закончились, школа была полупустой. Стайка девчушек-младшеклассниц с продлённого дня бросилась от него врассыпную, попискивая, словно мышиный выводок. Получил подзатыльник не вовремя подвернувшийся под руку пятиклассник, спешивший с большим чёрным тубусом на кружок рисования. Второй, похожий на него, и с таким же тубусом, предпочёл спрятаться за створку ближайшей двери.
Сам Кабанов напоминал себе героя компьютерной игры, проходящего по лабиринту и сметающего всё на своём пути. Надо выбрать себе правильное имя. Но это не главное. Сейчас бы разобраться с мерзкой Юльхен. Он насчитал шестнадцать грязных ругательных имён, которые мог бы дать математичке. Савёха бы придумал тридцать, не меньше.
Куда идти? Мать припрётся только вечером, да и вряд ли чем-то поможет. Пацаны наверняка уже расползлись по домам, поглощают обед. Кабанов подошёл к классу, где должен был закончиться факультативный урок английского — надеялся застать Алису Авдееву из параллельного «А», которая занимала его голову аж с сентября — с тех пор, как перевелась в их школу из другого района. Захотелось просто взглянуть на неё. Так, для боевого воодушевления. Уж больно красива. С Алисой у него «не получалось». Он не мог понять, то ли она отталкивала его, то ли подманивала. К женским уловкам Кирилл готов не был, чувствовал себя неуклюжим в общении с девчонками, но твёрдо знал одно: он лидер, а значит, Алиса-зазнайка рано или поздно будет с ним. Кабанов заглянул в дверь, но класс оказался пустым. Даже смазливой фигуристой англичанки на месте не оказалось.
Кирилл чувствовал, что злость не только не остывает, но трансформируется в нём в нечто большее. Как будто где-то внутри спрут расправлял свои щупальца. Был бы сейчас в руках тесак-автомат «Лансер» из любимой игры, ох уж он замочил бы их всех! Кого именно, Кабанов представления не имел, но список этот уж точно возглавила бы Юльхен. Как бы он полоснул по её аккуратной блузе, а потом прикладом. Чтобы захрустело! Затем досталось бы и остальным убогим, мешающим ему жить.
Он направился в раздевалку, к досаде своей отмечая, что все «убогие», кого можно было бы поддеть, уже свалили домой. Спускаясь по лестнице, он поправил мнимую обойму, оттягивающую плечо, вставил запасной магазин и полоснул по смуглой уборщице, ковылявшей с ведром в подсобку. «Тра-та-та-та! Умри, Чёрная Мамба!» Пригнулся, уворачиваясь от автоматной очереди «чужих», прислонился спиной к стене и, выждав секунду, перебежал через лестничный марш, оставаясь невидимым для вражеских снайперов за окном. Огляделся и вновь замер, присев на корточки с поднятым автоматом и весь обратившись в слух.
Промелькнувшую в пролёте лестницы малышню (десант пришельцев) он забросал гранатами, сгруппировался, затаился за перилами, вздрогнул от взрыва и добил раненых одиночными выстрелами. Потом, встав во весь рост, повесил автомат на плечо и небрежно вытер ладони о штаны.
В раздевалке, к его неудовольствию, тоже никого не оказалось. Даже гардеробщицы. Подвиги подходили к концу, гнев помаленьку остывал в нём. Кабанов скинул «Лансер» и оставшиеся гранаты на кафельный пол, привычным жестом поправил ремень и тут заметил, что клеть учительской раздевалки открыта. Он осторожно, на цыпочках, словно боясь спугнуть зверя, вошёл в клетку. Верхней одежды на вешалках было мало, почти все учителя разошлись по домам. Кабанов вынул из сапога японский нож и стал принюхиваться. Справа нет нечисти, слева…
Ну вот же ты, мерзкий демон, вурдалак! Кабанов втягивал носом тлетворный вражеский запах и походкой тигра крался к бежевому пальто, одиноко висящему в самом конце строевого ряда крючков. Это её шкурка, Юльхенская! Он подошёл ближе и отчаянно пожалел, что и впрямь нет у него японского ножа.
Мерзкое пальтецо! Со всего маху он вмазал по рукаву и сорвал пальто с крючка — оборвалась матерчатая вешалочка. Секунды две пялился на лежащий на полу ком верблюжьего цвета, с раскинутыми в стороны, как у трупа, рукавами-руками. Зрелище это Кириллу понравилось, и он начал пинать кроссовкой пальто, видя в нём человека — сначала Юлию Генриховну, а затем и всех, кто достал его в этой жизни. Кроссовка была чистой, не оставляла следов, но материал помялся. Ударом ноги он подбросил пальто в воздух и к восторгу своему заметил, что оно, взлетев и выронив дремавший в рукаве берет, зацепилось воротником почти за тот же самый крючок, с которого соскочило. Жаль пацанов нет, уж они бы такой бросок заценили! Пальто покачалось мгновение, словно маятник, и рухнуло на пол. Ну и ладно!
