«А уж Бэби‑то как полегчало, — думал Кузнец. — Столько лет в себе носить этакую уйму желчи. Теперь, когда облегчился, авось больше радости ему в жизни будет, да злобы внутренней поубавится. Глядишь, и у него на душе свадьба в кои веки разгуляется. Ну, а то, что приврал, так Бог ему судья…»
И уехал Кузнец в свою большую северную страну, так и не узнав, рассказала ли супруга Бэби своему благоверному об этой несостоявшейся встрече или нет.
Тем временем сам Бэби ломал голову над загадкой, почему его мемуарные истории так плохо раскупаются посетителями книжной лавки. Нет, то, что ее владелец по природе своей глуп и не способен продавать даже такой великолепный товар, — это сомнений у Бэби не вызывало. Он даже решил ускорить продажу своих творений через овощную лавку. Правда, результат оказался не лучше. С большим сожале нием Бэби пришел к выводу, что народ в массе своей- просто не дорос до его уровня и не в состоянии оценить написанное. И он не был одинок в этом откровении: жена полностью разделяла и поддерживала его мнение.
Справедливости ради, надо сказать, что истории неплохо расходились в качестве подарков и презентов. Это приносило Бэби большое моральное удовлетворение, но не могло полностью заменить набитого монетами кошелька. А деньги были ой, как нужны. Бэби задался целью порадовать читателя своим первым трехтомником. Для этого он срочно дописывал большую психо — травматическую историю под броским названием «Перелом сознания». Но в долг переписчики принимать его заказ отказывались.
Ни курительный табак, ни поддержка и восхищения жены и друзей уже не успокаивали его. Бэби становился нервным и раздражительным.
Затаив дыхание, жена следила за тем, как его «Я» вновь начало сжиматься, точно под давлением внешних проблем из него, через невидимые отверстия, постепенно выходил воздух. Однажды она не выдержала и сказала:
— Бэбик, я слышала, в горах есть старец. Говорят, он может многое…
— Какой старец? Что он может? Что ты имеешь в виду? — вынырнул из глубин своих мыслей Бэби.
— Ты знаешь, зашла как‑то ко мне в лавку одна тетка. И берет овощи, и берет… Я спрашиваю: на свадьбу, что ли? А она говорит, что там свадьба, у нас праздник поважнее будет. А я спрашиваю, что, родился кто? А она говорит, можно и так сказать. Муж, дескать, как заново родился: был неудачник из неудачников, а теперь, как со старцем, отшельником этим, повидался, совсем другим человеком стал: удача во всем и дом — полная чаша. Я все узнала. Он в пещере живет…
— Кто? — уточнил Бэби.
— Ну, кто‑кто, отшельник этот, или знахарь, как там его…
— Да брось ты эти сказки! «Старец», «отшельник», «тетка с полной чашей в пещере с новорожденным мужем»… Что за бред? Ты бы лучше сказала, где денег для переписчиков взять?
— Так, Бэбик, может он и нам, может и у нас полная чаша?
Ни слова не говоря, Бэби выбежал на улицу. Тем более, что для этого была уважительная причина: запас перьев подходил к концу. В этот вечер снабжавшие его перьями гуси орали так, что их сородичи, некогда спасшие Рим, могли бы просто сдохнуть от зависти.
Неделей позже Бэби сам сказал жене:
— Так что ты там про старца‑то говорила? Может и вправду сходим?
Долго ли, коротко ли добирались они до пещеры, а нашли‑таки и ее и ее обитателя. Он был седовласый, босой старец, с длинной бородой и пронзительными глазами.
Бэби нервно поежился. Видно, старикашка этот был не простым знахарем. Бэби почти физически ощутил, как взгляд отшельника проникает внутрь сознания, бесстрастно рассматривает самые потаенные его утолки… Это продолжалось несколько мину!’. И все это время отшельник что‑то бубнил себе под нос, словно комментировал увиденное.
Из глухого бормотания старика можно было разобрать лишь отдельные фразы: «Ай — яй — яй, а ведь пятый десяток уже…», «Зависть может вызвать язвы душевные. Черная зависть — не щадит и тело…», «Кого же ты, болезный, любишь?…»
— Что привело тебя ко мне? — обратился наконец старец к Бэби, когда они вышли из невольного оцепенения и поклонились ему в знак приветствия.
— Вы понимаете… — начала было жена Бэби.
— Что привело тебя ко мне? — прервал ее старец, глядя прямо в глаза небольшого человека. На этот раз голос его звучал более сторого.
— Ну, в общем, это самое, — начал свое пояснение Бэби, — я написал две истории про свою жизнь. Так вот их плохо покупают, мои истории. А мне надо, чтобы их покупали лучше. Я хочу вернуть свои день ги, что переписчикам заплатил. И хотелось бы побыстрее…
— Сколько стоят эти твои басни? — неожиданно спросил старец.
— Это не басни, — обиделся Бэби, — это истории.
— Мне повторить вопрос? — жестко спросил седовласый.
— Одна тридцать четыре монеты, другая — тридцать шесть, — ответил Бэби, не понимая, чего этот старый козел злится.
— Их следовало бы уценить. Одну на четыре, другую на шесть монет… Тогда дело лучше пойдет: и цифра круглая, и цена соответствует…
Бэби дернулся, заскрипел зубами, но ничего не сказал старцу. В этом был весь Бэби: он мог беситься внутри, он мог потом не спать ночами, есть себя поедом, но всеми силами маскировал свое настоящее отношение к человеку, от которого он зависел, или от которого зависело его благополучие. Двуличие было его природой. А спасение для себя он находил в ритуальном вязании узелков на память: придет, дескать, время, и про тебя, гнус, историю напишу. Посмотрим тогда, кто больнее кусает…
Сейчас он зависел от этого козлобородого старика, который морализировал и учил его жизни в присутствии жены.
— Ответь, сколько правды в этих твоих баснях, — поинтересовался старец. — Половина? Треть? Четверть? Ну, как на духу?
Бэби сопел, наклонив голову.
— Ладно. Ты знаешь. И я знаю. Теперь скажи, ты пришел просить, чтобы я изменил судьбу твоих басен или твою собственную?
— Мою.
— Ладно. Попробуем, что там можно придумать… Только сначала давай с баснями закончим. «История Болезни» и «Больная Душа» так кажется? — Уточнил старец.
— Откуда ты знаешь названия?.. — растерялся Бэби.
— Я много чего знаю… — со вздохом пояснил тот. — Да, так басни… Все очень просто. Твоя «История Бо лезни», как бы ты ее сам ни задумывал, была написана больше для самооправдания. Людям же нравится читать мемуары тех, кто действительно добился успеха, а не путаные оправдания почему‑де что‑то не получилось или получилось так, как получилось. К тому же читатель любит басни, в которых мораль есть. А у тебя ее, друг ты мой ситный, увы…
Это было слишком. Бэби пришел сюда, чтобы ему помогли, чтобы изменили его судьбу к лучшему, чтобы исполнили его мечту и сделали, наконец, Большим человеком. А этот старик просто издевается над ним! Его надо было срочно поставить на место.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
