Сейчас его личико покраснело, малыш буквально захлёбывается в собственном плаче.
— Бл…ть, а то я не знаю… Давай, начинай снимать на телефон — сестре пригодится. Потом и историю придумаете под такое видео.
Я пропускаю мимо ушей его гневный посыл и делаю ещё один шаг вперед.
— А что болит?
— Тебе какая разница? — устало отвечает Алекс и я снова шагаю в их сторону.
— Может быть я смогу помочь.
Степанов на секунду прикрывает веки, а потом тихо говорит.
— Зубы лезут… а теперь проваливай, твоя помощь не нужна!
Приблизившись к отцу с сыном, я смотрю на корчащего Андрюшу.
— Бедненький… Болит у тебя, маленький, — ласково лепечу карапузу, отчего он неожиданно замирает.
Мокренькие глазки устремляются в мою сторону, а малюсенький ротик медленно прикрывается.
— Давайте я его возьму? — тяну руки к малышу и поднимаю взгляд на Алекса.
Мужчина щурит глаза и с угрозой в голосе отвечает.
— Ты что задумала?
— Я хочу помочь, только и всего. Просто попробуйте дать малыша мне. В деревне соседские дети всегда вокруг меня бегают. Даже самые маленькие.
Видно как в течение нескольких секунд Алекс борется с собой, но наверное усталость всё же берет верх и он уступает.
— Только смотри… Без глупостей, — цедит мужчина и передает мне младенца.
Как только в моих руках оказывается ребёнок, моё тело буквально прошибает непередаваемыми ощущениями. Такого восторга я давно не испытывала. Необычайное тепло маленького ангела словно проникает под кожу, а иначе что это разливается и мягко сжимается внутри. Охвативший меня трепет заставляет прижать крохотный комочек к себе, чтобы сразу почувствовать его чудесный запах.
— Ну ты чего плачешь? Зубки болят… — грудным голосом лепечу я и вглядываюсь в его огромные, наполненные недавними слезами глаза, — тише… тише… маленький принц… боль обязательно уйдет. Знаешь как у меня недавно зубы болели… Я тоже плакала, правда… А потом, я пошла к волшебному доктору и он починил мои зубки…
Я говорила и говорила, и как ни странно, но Андрюша слушал мои сбивчивые и глупые речи. Теперь его глазки неотрывно следили за моим ртом и он даже потянул к нему ручку.
Если бы не строгий взгляд его отца, я бы точно расплакалась: от щемящей жалости к малышу, от жалости к Алексу, от несправедливости, которую спровоцировала моя кровная сестра.
Вот как можно портить жизнь больному мужу, хоть и бывшему, и этому малышу? Им ведь действительно нужна помощь. Взаправду. А не вся та мерзость, которую задумала Ольга.
Притянув малыша ещё ближе, я начинаю тихонечко ему петь, отчего у Андрюши вначале останавливается взгляд, а потом он и вовсе прикрывает глазки.
Пою самую обычную колыбельную, а хотелось бы спеть что-то особенное. Этот малыш заслуживает самой трогательной песни.
Когда же Андрюша начинает сопеть, я медленно поднимаю взгляд на Алекса.
Мужчина так и стоит посреди комнаты. На меня он не смотрит, а вглядывается в темноту за окном. Сейчас его лицо не источало злость или агрессию… нееет. В эту секунду передо мной стоял до ужаса уставший мужчина, с бледной кожей и взлохмаченной шевелюрой. Но самое главное, в его взгляде не было жизни. Он скорее существовал и даже сын почему-то не наполнял Алекса жизнью.
Вдруг мужчина резко поворачивает голову к нам с малышом, и сухо говорит.
— Надо положить его в кровать… Вот сюда, — указывает Алекс на светлую деревянную кроватку, а я на автомате перевожу взгляд на его грудь.
Почему-то сразу вспоминаются слова Ольги о повышенной волосатости бывшего супруга. На мой взгляд, волос было не так много, чтобы они вызывали рвотные позывы. Тем более если бы это было тело любимого мужчины…
Ой. Что-то меня не туда понесло.
Отбросив ненужные мысли, я медленно приближаюсь к кроватке и очень осторожно укладываю в неё малыша.
Какое-то время я наблюдаю за спящим ребёнком и только потом оборачиваюсь… Оборачиваюсь и ударяюсь лбом о голую грудь, почему-то стоящего за мной, мужчины.
И когда он успел подойти? — отдается в голове, когда я во все глаза смотрю на те самые волосы, о которых рассуждала минутой ранее. Но самой странное во всем этом — я хочу их потрогать. Провести по волосам-пружинкам ладонью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что такое происходит со мной?!
— Прости-те, — в два приема выдыхаю я, а сама продолжаю смотреть на его покрытую темными волосками грудь.
Какое-то помешательство!
А ещё этот запах — от Алекса как-то необыкновенно пахнет. Наподобие цитруса, но аромат с добавками чего-то пряного. Может это гель для душа или мыло?
И вдруг в секунду всё меняется. Мужчина вначале отходит в сторону, а потом тихо говорит.
— Спасибо за помощь. Если конечно она без умысла.
Заворожённая его близостью, я не сразу могу ответить, но всё-же сглотнув образовавшийся в горле ком, говорю.
— Я просто хотела успокоить малыша. Он так сильно плакал… Никакое сердце не сможет спокойно реагировать на такой плач.
После моего ответа лицо Алекса резко меняется. Сухо, со злой усмешкой он выплевывает.
— Будь уверена, твоей сестре было бы похер. Хотя даже не так. Андрей бы её раздражал и не больше…. Ладно. Спать иди, ночь всё-таки.
От его слов в душе становится так паршиво, что я решаю завтра же послать сестру с ее алчными планами.
— Вот приедет она завтра и я ей всё скажу, — бормочу себе под нос, двигаясь по темным комнатам в сторону столовой.
9
Утро встречает меня жуткой головной болью. К тому же живот просто невыносимо скручивает от голода. Приподнявшись на локтях, я понимаю, что мир вокруг меня прилично кружится. Все-таки третьи голодные сутки дают о себе знать.
Опустив голову на подушку, я пытаюсь дотянуться до мобильного, но оказывается руки тоже дрожат, поэтому мой многострадальный телефон валится на пол и разбивается на несколько частей.
— Блин! — с досадой кричу я и обессиленно прикрываю глаза ладонью.
И в этот самый момент дверь неожиданно открывается.
— Собирайся в клинику, — без приветствий говорит Алекс и переводит взгляд на пол, — это телефон что-ли?
Я только киваю, потому что если скажу хоть одно слово — сразу расплачусь.
И откуда взялась эта жалость к себе!? Вот точно, глупая слабачка.
— А какого хрена он разбит?
— Так вот… — выдавляю я из себя, а по щекам уже во всю катятся первые слезинки.
Алекс щурит глаза, а потом едко выговаривает.
— Истерик мне здесь не надо. Телефон тебе покупать никто не станет. Думала, что помогла мне ночью и теперь я тебе что-то должен?… Теперь понятна твоя блядская доброта… В общем так! Прекращай свой спектакль и выходи на улицу. На всё про всё даю тебе десять минут.
Дверь с силой грохается о наличник и теперь уже поток слез, с предельной скоростью опустошает все мои слезные железы.
Вот что мне делать?
Обтирая краями футболки всё новые и новые слезы, я очень медленно поднимаюсь с дивана.
Только бы не грохнуться в обморок, — набатом стучит в голове, когда я стягиваю ночную длинную футболку и тянусь за джинсами.
Но когда я беру их в руки, дверь вновь распахивается и в комнату возвращается Алекс.
Приготовившись к очередной атаки, я не сразу понимаю, почему его взгляд из злого превращается вначале в удивлённый, а потом… Потом он становится просто другим. Каким не могу сказать.
И только когда мужчина отводит глаза, до меня наконец доходит. Дело оказывается в том, что я стоя перед ним почти голая. Кроме хлопчатобумажных белых трусиков на мне ничего нет.
От нахлынувшего стыда, я резко отворачиваюсь и почти сразу же ощущаю, что реальность уплывает от меня и я грохаюсь в обморок.
Сквозь мутную пелену в сознании, я ощущаю легкие шлепки по щекам, а потом меня почему-то заливает водой.
Резко открыв глаза, я понимаю, что лежу на полу, а Алекс склонился ко мне со стаканом в руке, при этом что-то бормоча себе под нос. И судя по его недоброму взгляду, это что-то касается именно меня. Причем касается не положительным образом.
