— Классная школа, — сказал Портер.
— Ага, — согласилась Кармен. Бабушка ненавидела, когда она говорила «ага» или «угу» вместо обычного «да».
Портер кивнул.
— Мой папа там учился, — объявила она гордо. Кармен знала, что часто говорит об отце. Когда его, в сущности, нет в твоей жизни, приходится рассказывать истории из ЕГО жизни…
В это мгновение в ресторан вошла Кэйт Барнетт. С ней был Джуд Оренштейн. Кэйт напялила на себя самую короткую в мире юбку, джинсовую, с ярко-зеленым подолом. Вообще-то, саму юбку трудно было назвать иначе как подолом.
Кармен очень хотелось съехидничать по этому поводу. Причем съехидничать по полной программе. Но, взглянув на Портера, она подумала, что ему вряд ли будет смешно. Кармен зажмурилась, чтобы не расхохотаться, и решила, что потом расскажет об этом Тибби.
Вдруг она поняла, что собственный парень — это, конечно, хорошо, просто замечательно, но и очень не просто. Если она скажет: «Кэйт Барнетт одолжила юбку у своей четырехлетней сестры», вдруг ее парень подумает, что она стерва, а может, еще и жадная.
Вдруг Кармен с удивлением обнаружила, что ей мешает то, что Портер мальчик. Она немного знала о мальчиках. В ее жизни были только мама, Би, Тибби и Лена. Ну, еще тетя, двоюродная сестра и бабушка. В детстве она общалась с Перри, братом Би, но это было не в счет. Пол? Пол совсем другой. Пол ответственный и спокойный, как сорокалетний мужчина.
А ведь на самом деле Кармен обожала мальчиков. Ей нравилось, как они выглядят, как смеются, даже как пахнут. Она много читала о рифах и мифах первого свидания. И вот, когда долгожданный момент наступил и она ужинает с МАЛЬЧИКОМ, ей кажется, что она ужинает с пингвином. Господи, о чем с ним говорить?
Дорогой Костас!
Как ты? Как твой дедушка? Как футбол?
Представляешь, я нашла работу. В бутике недалеко от нашего дома. Буду получать шесть долларов семьдесят пять центов в месяц, и еще скидки! Неплохо, а?
Эффи устроилась официанткой в «Ветвь Оливы», я тебе уже писала? Она их подкупила тем, что знает семь слов на греческом, причем все имеют отношение к сексу. Вчера слышала, как она воет гимн «Ветви Оливы» в душе.
Передавай всем привет от меня.
Начиная с февраля, когда они расстались с Костасом, Лена писала ему приятельские, ничего не значащие письма где-то раз в месяц. Она не знала, зачем это делает. Может быть, из обычного девчачьего желания сохранить дружеские отношения со своим бывшим приятелем, чтобы он не говорил о тебе гадости (хотя она не думала, что Костас на такое способен). Или чтобы он тебя не разлюбил окончательно.
Сначала Лена писала ему другие письма — частые и искренние. Писала на черновике, потом переписывала, прижимала бумагу к шее, чтобы та впитала запах ее духов. Она клала письмо в конверт, но не запечатывала еще несколько часов. Потом запечатывала, но наклеивала марки только на следующий день. Она стояла перед почтовым ящиком, боясь опустить письмо, как будто от него зависело ее будущее.
Лена думала, что если бросит Костаса, то перестанет постоянно вспоминать о нем и так сильно скучать. Думала, что освободится. Но оказалось, что все не так просто.
Хотя нет, для Костаса, наверное, даже слишком просто. Он забыл о ней и не писал уже несколько месяцев.
Лена смотрела на лист бумаги и думала, как закончить письмо. Если бы она была уверена в том, что не любит Костаса, то подписала бы «С ЛЮБОВЬЮ, ЛЕНА». Она писала «С ЛЮБОВЬЮ» многим людям, которых не любила, например тете Эстель, бывшей жене ее дяди. Когда кто-то ничего для тебя не значит, легко сказать «люблю».
Любит ли она Костаса?
Тибби постоянно повторяла: предложите Лене выбрать между А и Б и она выберет В.
Любит ли она Костаса?
А — Нет.
Б — Да.
В — Возможно.
Почему она все время о нем думает? Или он ей просто нравился прошлым летом? Где разница между любовью и дружеской симпатией? Да и вообще, можно ли любить человека, которого почти не знаешь, с которым не общалась девять месяцев и которого, наверное, больше не увидишь?
В те последние часы на Санторини Лена почти поверила в то, что любит Костаса. Но стоит ли менять свою жизнь из-за каких-то нескольких часов? Кроме того, она не слишком доверяла своей памяти. Настоящий Костас, скорее всего, имел мало общего с тем, которого она себе придумала.
Она представила себе двух Костасов, невольно вспомнив фильм о митозе, который они смотрели в девятом классе на уроке биологии. Сначала была одна клетка, которая пухла и пухла, а потом — бац! — и получилось две клетки. И чем дольше эти клетки были отдельно друг от друга (одна, например, должна была войти в состав мозга, а другая — сердца), тем более разными становились…
Да, вне всяких сомнений, ответ В.
Лена подписалась «ТВОЯ», аккуратно сложила письмо и запечатала конверт.
Входя в подъезд с Портером, Кармен обдумывала, как будет отвечать на многочисленные мамины вопросы.
— Привет! — крикнула она с порога.
Тишина. Итак, она, Кармен Ловелл, семнадцати лет от роду, стоит в темной квартире с парнем, но мама не выскакивает в ужасе, что они целуются!
Кармен подождала. Что происходит? Может, мама заснула перед телевизором?
— Эй, мам!
Кармен посмотрела на часы — начало двенадцатого.
— Садись, — предложила она Портеру, показав на диван, — я сейчас.
Она зашла в мамину комнату. К ее изумлению, там было пусто. Кармен с опаской заглянула на кухню. На столе лежала записка.
Кармен!
Меня пригласил поужинать друг с работы. Надеюсь, ты обалденно провела время.
МамаДруг с работы? Обалденно? Кто это написал? Кристина никогда не говорила «обалденно». У нее не было никаких друзей на работе.
Удивленная, Кармен вернулась в гостиную.
— Никого, — проговорила она задумчиво, даже не взглянув на Портера.
Нельзя было сказать, что Портер удивлен, но он явно не понимал, что она имеет в виду. Вообще-то, она сама пригласила его зайти.
Кармен тоже ничего не понимала. Мама оставила в ее распоряжении квартиру в день первого серьезного свидания. Что бы это значило?
Кармен спокойно могла пойти с Портером в свою комнату и заниматься там чем угодно. Без проблем.
Она посмотрела на Портера. Его волосы немного слиплись сзади, подошвы кроссовок казались какими-то плоскими и широкими. Она заглянула в открытую дверь своей спальни и вдруг смутилась оттого, что Портер с дивана видит ее кровать. Если тебя смущает то, что парень видит твою кровать, наверное, рано с ним чем-то заниматься.
— Слушай, — сказала она. — Мне завтра в церковь рано вставать. — Для правдоподобия Кармен зевнула. В этой отговорке была доля правды.
Портер вскочил. Косвенное упоминание о Боге и выразительный зевок возымели действие.
— Конечно. Да. Я тогда пойду.
Казалось, он был немного разочарован или, наоборот, вздохнул с облегчением. Почему, ну почему она не чувствует разницу между разочарованием и облегчением? Наверное, она ему не нравится. Наверное, он рад смыться. Наверное, он решил, что ее короткие ноги и дикие Штаны с надписями — самое нелепое, что он видел в своей жизни.
«У него очень-очень симпатичный нос», — ни с того ни с сего подумала Кармен, когда он приблизил свое лицо к ее лицу. Они стояли рядом в дверном проеме.
— Большое тебе спасибо, Кармен. Я отлично провел время.
Он поцеловал ее в губы. Быстро, но точно не с разочарованием или облегчением. Это было приятно.
«Он действительно хорошо провел время, — размышляла Кармен, уставившись в закрытую дверь, — или сказал это просто так, из вежливости?» Может, у них просто разные представления о том, что такое отлично провести время? Иногда Кармен пугало, что у нее в голове столько разных мыслей. Интересно, другие люди тоже так много думают?
Как бы там ни было, но свидание прошло удачно, и Кармен чувствовала себя окрыленной.
Она вернулась в пустую квартиру и с раздражением подумала о маме. Где, черт возьми, ее носит? Можно ли считать вечер удачным, если некому о нем рассказать? Это лишает его половины смысла.
Кармен пошла на кухню и села за маленький столик. Когда родители еще не расстались, они жили все вместе в маленьком домике с садом. Потом они с мамой переселились в эту квартиру. Мама совершенно серьезно считала, что газон ни к чему, если нет мужчины, который бы его подстригал.
Как-то это все неправильно. Она не может просто пойти и лечь спать. Этой ночью ей обязательно надо с кем-нибудь поговорить. Позвонить Би в Алабаму нельзя. Она набрала номер Тибби, но дозвониться оказалось столь сложно, будто она пыталась установить связь с другой планетой. Обитатели этой планеты не выходили на контакт в половине двенадцатого. Звонить Лене она боялась — можно было разбудить ее папу, а значит, и его радражение, — но в конце концов набрала номер.
