они взяли меня под руку, уверяю вас, они были само внимание. „Четыре года назад я ушел из дома. Нас, детей, было четверо. Плохое обращение с нами со стороны нашей мачехи заставило нас покинуть отцовский дом отца, и теперь никто не узнает меня. Сейчас я слуга в доме своей сводной сестры от прежнего брака, вы сами сможете убедиться в этом, когда будете у нас в следующий раз“. И тут я заплакал.
„Ну, полно, не плачь. Мы напишем письмо, которое ты должен будешь доставить мадам — она пошлет тебя в Осер за одной из наших лошадей, которая заболела в отеле мсье Паке, что возле Замковых ворот. Вот деньги, чтобы заплатить ветеринару и трактирщику — это тридцать франков. Веди ее неторопливо, в Курсоне дай ей отрубей и не садись на нее“. — „Хорошо, господа. Но вы не должны ничего говорить обо мне моей сестре“. — „Не переживай, малыш. Отнеси ей записку, и завтра ты отправишься в Осер. Позаботься о нашей лошади. Мы будем в д’Энтрансе три дня. Когда ты увидишь наших лошадей, будь наготове. Только рубашку с собой возьми“. — „Хорошо“.
Я расстался с этими господами в большом волнении. Когда я пришел домой, мне сказали: „Тебя долго не было“. — „Да, правда, я много проехал с этими господами. Вот письмо, которое они написали вам, а также деньги для поездки в Осер за больной лошадью“. — „Ну, пожалуй, это уже лишнее“. — „Но оно есть, а читать или нет, это ваше дело“. Он прочитал письмо. „Хорошо, ты должен выехать в три часа ночи, тебе придется проехать четырнадцать лье“.
В эту ночь я не мог заснуть, в моей маленькой голове все еще крутились картины прошедших событий. За пять часов я преодолел семь лье, и в восемь утра я добрался до дома мсье Паке. Лошадь моя была в полном порядке, я предъявил свое письмо и был направлен в дом ветеринара, который дал мне расписку и получил деньги. Затем я вернулся в отель мсье Паке и потом отправился в Дрюйе, а в семь часов вечера был дома. Четырнадцать лье за один день для ребенка моего возраста было слишком много. Однако я поухаживал за своей лошадью, сделал для нее свежую подстилку и затем поужинал. Я спрятал расписки и три франка, оставшиеся от денег путешественников и улегся на своей соломе. О, как я спал! Я ни разу за ночь не проснулся.
Утром я снова со всем тщанием поухаживал за своей лошадью, а затем пошел на завтрак. „Тебе нужно намолотить зерна в сарае“, — сказал мой зять. „Хорошо“. Я занимался этим до обеда, а потом он сказал: А теперь поработай лопатой на огороде».
Я отправился туда и встретил там своего отца и мачеху. «А, это ты, Жан». — «Да, месье Куанье». — «Ты был в Осере?» — «Да, мсье». — «Ты быстро обернулся. Был в городе?» — «Нет, мсье, у меня было мало времени». — «А, понятно». Уже перед уходом я услышал, как моя мачеха сказала моему отцу: «Гранже очень доволен, что у него работает такой смышленый парень». — «Он и в самом деле таков», — ответил мой отец. «Сколько тебе лет?» — «Двенадцать, мсье». — «О, я думаю, ты станешь хорошим человеком». — «Надеюсь». — «Продолжай в том же духе, все довольны тобой». — «Спасибо, мсье».
Засим, с сильно бьющимся сердцем я удалился.
Каждый день я выходил в сад, чтобы узнать, не появились ли лошади торговцев — их можно было заметить за полулье. Наконец, на восьмой день, я увидел на большой дороге множество направляющихся к городу лошадей. Каждый человек вел только одну лошадь, они еще не были связаны попарно. Их было сорок пять, а может, и больше. Я сразу же пошел в дом, чтобы взять свой лучший жилет, надеть одну рубашку, а другую спрятать в карман, а затем я быстро направился в конюшню, чтобы оседлать лошадь этих господ.
Я едва успел закончить с этим делом, когда увидел, как проходят мимо эти прекрасные лошади, серые с темными пятнами. Я не мог даже слова сказать этим морванцам, такая меня переполняла радость. Последняя лошадь еще прошла, когда эти господа въехали во двор. «Ну, мой мальчик, как наша лошадь?» — «Она в прекрасном состоянии». — «Пойдем и посмотрим на нее. Ах, она здорова. Отдай ее нашему человеку, пока он еще не прошел». Лошади продолжали идти. Подошедшему к нам конюху они сказали: «Франсуа, возьмите эту лошадь и следуйте дальше».
Появилась моя сестра, и господа поклонились ей. «Мадам, сколько мы вам должны за кормление нашей лошади?» — «Двенадцать франков, господа». — «Вот они, сударыня». — «Не забудьте о мальчике». — «Мы позаботимся об этом».
Когда я вышел с лошадью, моя сестра посмотрела на меня. «Надо же, — сказала она, — ты в своем воскресном платье». — «Да, это так». — «Постой, ты кому это говоришь?» — «Тебе». — «Ну и что ты хочешь сказать?» — «Да, я говорю с тобой. Ты, что, не понимаешь, что твой слуга — твой брат?» — «Что?» — «Так оно и есть. Ты плохая сестра. Ты позволила мне и моим маленьким братьям и сестре уйти из дома. Разве ты не помнишь, что моя мать заплатила триста франков за то, чтобы ты обучилась торговле льняной тканью у мадам Морин? У тебя нет сердца. Моя мать любила тебя так же, как и нас, а ты позволила нам уйти».
Выслушав все это, моя сестра зарыдала. «Ну, мадам, верно ли то, что говорит этот маленький мальчик? Если это так, это очень жестоко». — «Господа, это не я позволила им уйти и заблудиться, это был мой отец. Ах, он несчастный человек, он потерял четырех своих детей».
На плач и причитания моей сестры, прибежали соседи. «Это один из детей Куанье! Он нашелся!» Я и моя сестра плакали. Один из господ, который держал меня за руку, сказал: «Не плачь, малыш, мы никогда тебя не бросим».
Друзья моего детства обняли меня. На шум пришел и мой отец. Все закричали: «Вот он, этот месье Куанье, который потерял четырех своих детей». И я сказал господам: «Это мой отец, господа». — «Это один из ваших детей, мсье, и мы собираемся забрать его с собой». Потом я сказал: «О, бессердечный отец, что вы сделали с моими двумя братьями и моей сестрой? Идите и приведите эту злобную мачеху, которая била нас». — «Это чистая правда! — кричали все, — Он плохой отец, а их мачеха еще хуже!».
Все продолжали толпиться вокруг меня, а эти
